В отличие от них господин Путин предпочитал помалкивать о грехах предшественников — хотя, наверное, много бы мог о них рассказать. По-видимому, ему было куда больше по душе высказывание того же Сталина, деспотизм которого спас мировую демократию от нацистского зла: «На мою могилу нанесут гору мусора, но ветер истории развеет ее!»
В школе злословия давно следует ввести обязательный спецкурс под названием «Расплата». Глава в учебнике о ней должна начинаться так: «Компроматометание — занятие для лиц с крепкими нервами и кристально чистой репутацией. В противном случае, из палача вы рискуете превратиться в жертву со всеми вытекающими последствиями — презрением окружающих, головной болью и последующим захоронением без воинских почестей под горой обрушившегося на вас со всех сторон компромата».
Не так давно в мои руки попался новомодный детектив о похождениях поручика Ордынцева. В разгар гражданской войны доблестный белогвардеец шляется по тылам своей не менее доблестной Белой армии и, вместо того, чтобы вешать комиссаров, распутывает темные истории. Обстоятельно, словно в кабинете на Бейкер-стрит. Возможно, кто-то и поверит в этот фантом.
Я же вспомнил своего дедушку — простого казака, 1902 года рождения, успевшего помахать шашкой в гражданскую. Легендарные времена он вспоминал несколько иначе. Дед зажмуривался и с удовольствием выцеживал: «Тоди людыну було вбыты — раз плюнуты!» Лично я верю ему, а не детективу. В его словах чувствуется бесценное свидетельство практика о явном кризисе дедуктивных методов перед лицом массовой готовности к душегубству. Но даже когда этой готовности нет, метод все равно в кризисе.
У колыбели детектива стоял сумасшедший — Эдгар Алан По. Глубоко уверенный в своем интеллектуальном превосходстве над окружающей действительностью, этот алкоголик в 1841 году написал первый в мире детективный рассказ — «Убийство на улице Морг». Чтобы поразить воображение обывателя, убийцей он сделал орангутанга, сбежавшего в Париже от своего хозяина-матроса. В мире как раз появились первые зоопарки, что необыкновенно расширило естественнонаучные познания среднестатистических граждан. Пролетарии водили своих подружек полюбоваться на пленных африканских обезьян, а те визжали от одной только мысли, что будет, если «чудовище» вырвется из клетки.
По, в конце концов, умер от алкоголизма. Но от него произошли все современные писатели-детективщики. А от его орангутанга с бритвой — все литературные преступники. Такие же свирепые и такие же «правдоподобные». Дурное семя принесло нездоровые плоды. Человеческая глупость, умноженная на безграмотность, дала удобрение городской почве, на которой выросли такие проходимцы, как Конан Дойл и Агата Кристи.
Детектив — всегда детище мегаполиса. Профессор Мориарти может процветать только в Лондоне. Фантомасу — нигде жизни нет, кроме Парижа. В деревне не бывает чудовищных преступлений. В уездном городишке тоже. Тут трудно украсть не то что алмаз Раджи, но даже кабана у соседа. Скудость провинциальной жизни заставляет всех шпионить за всеми. В каком-нибудь баварском захолустье Штирлица вычислили бы за неделю — как Павлика Морозова. Но в каменных джунглях затеряться проще, чем в настоящих. Тут есть что порасследовать.
Миф о всемогуществе литературных сыщиков породила убогость достижений штатной полиции. Все знают успехи Шерлока Холмса и мисс Марпл. Беда в одном — ни один из них не существовал в действительности. Представьте мужика, который живет в центре Лондона, ширнется дорогими наркотиками, нигде не работает, не ходит по бабам и не интересуется гонорарами. Верите? Я — нет. За что-то же этот джентльмен должен существовать? Лично у меня две версии. Либо Холмс — германский шпион. Либо он с его страстью к переодеваниям — дорогая проститутка-трансвестит. В любом случае пора приглашать ребят из ведомства Берии. Они мигом разоблачат «врага британского народа».
В мировой литературе есть только один честный образ сыщика-единоличника — пана Штендлера по прозвищу «голова-шишка» из «Похождений бравого солдата Швейка». Все его детективное рвение уходило на выслеживание чужих мужей и жен во время случек «на стороне». Бедный Штендлер от этого ходил постоянно грустным и закончил тем, что сам однажды залез в постель к замужней даме, где и был мгновенно разоблачен детективом Шпахом из конкурирующего сыскного бюро. В повествовании Гашека кроется сермяжная правда. Расследование супружеских измен — максимум, чем занимаются реальные шерлоки холмсы. На большее просто нет спроса. Потрясающие воображение «пестрые ленты», собаки Баскервилей и бассейны с отравленными рыбками существуют только в воображении «мастеров детективного жанра». В их книгах преступления всегда раскрываются. Но только потому, что их придумывают сами авторы.
Несмотря на все успехи криминального чтива, до сих пор неизвестно, кто «заказал» Тутанхамона, президента Кеннеди и царевича Димитрия, от которого «мальчики кровавые в глазах». Правда, Кеннеди успокоили совсем недавно. Каких-нибудь сорок лет назад — явно мало для приличного расследования. Но с Тутанхамоном-то можно было разобраться за три тысячи лет? Кто стукнул его «тупым предметом по голове», как утверждают археологи? Или, может, он по неосторожности с трона упал? Египет — страна маленькая. Бежать тут некуда. Посредине — Нил. Справа, слева — пустыня. Но не нашлось ни одного правдолюба, который бы спросил: «А что с нашим фараоном-то, братцы?»
Грустная истина гласит: вся мировая полицейская система до сих пор держится на двух китах — доносе и пытке. Первое деликатно именуется в уголовном кодексе «сообщением о преступлении». Второе — как бы вовсе не существует. Но, тем не менее, живет и здравствует. Не оставляющий следов на теле удар по почкам известен любому профессионалу.
Конечно, в старые времена было веселее! Петровская инструкция «како пытать» оговаривала все тонкости. Пытали три раза, поднимая на дыбу и выворачивая суставы в руках. Если показания во всех трех случаях совпадали — процесс прекращался. Если подследственный начинал путаться, добавляли еще подъемник-другой. И так, пока три попытки подряд бедолага не говорил одно и то же — искомую «истину». Метод варварский. Но в стране, где второе лицо в империи — князь Меньшиков умел только подписываться, а не писать, было не до тонкостей перекрестных допросов.
За годы журналистских приключений мне пришлось повидать разных следователей. Точно так же, как разных политиков и разных «звезд». Я помню интеллигентного капитана, устало пошутившего, что «живой мент, в отличие от киношного, расследует сразу двадцать пять преступлений в день и все без успеха». И paзгильдяя-лeйтexy, признавшегося, что не мог взяться за дело, так как «загулял вчера на дне рождения». И вполне реальную Каменскую лет сорока, пожаловавшуюся на то, что она стирала дома все воскресенье.
Честно говоря, эти встречи дали больше, чем чтение полного собрания сочинений Конан Дойла. Они избавили меня от веры в правосудие.
Любимым в детстве детективам я вынес собственный приговор — вечная ссылка на самую дальнюю полку в библиотеке. Хотя иногда подумываю: а не приговорить ли их к сожжению, как еретиков в Средневековье?
Насилие высокой культурой
Старый маразматик профессор Преображенский проповедовал: «Никого драть нельзя! На человека и на животное можно воздействовать только внушением!» А что бы он сказал, если бы встретился не с безопасным Шариком, а с бешеным бультерьером?
Цивилизация любит противопоставлять себя варварству. Толпы миссионеров облагораживают Африку в уверенности, что туземцы обязаны без промаха мочиться в унитаз и помнить десять христовых заповедей. Болтуны-политологи громоздят пирамиды доказательств, обосновывая преимущества демократии. Благородные речи о необходимости мирного совершенствования всего и вся несутся в режиме «нон-стоп» с телеэкранов и парламентских трибун. Все убеждены в благотворности культуры, так, словно она — залог гуманности и духовной гигиены.
Но подлинная культура — достаточно жестокая вещь. Она всего лишь форма, в которую варвары вливают свою горячую живую кровь. Киевский гимназист Миша Булгаков навеки остался бы никому не ведомым интеллигентным наркоманом, не случись в его стране одна из самых чудовищных революций. Революция выгнала его прикладом на мороз из уютной квартиры на Андреевском спуске, столкнула лицом к лицу с петлюровскими рожами и дала тему для творчества. В результате рассказы о встречах с морфием заняли в булгаковском наследии подобающее им скромное место! Зато у нас появилась возможность щелкнуть каблуками и отдать честь автору «Белой гвардии». А если бы петлюровцы, не дай Бог, не пришли?
