- Да я и не осуждаю пожилую родственницу за взвинченность, - сказал я. - Ее всю поглотило начинанье, сделавшее что-то там мощно.
- "Начинанье, взнесшееся мощно", сэр?
- Точно.
- Тогда давайте надеяться, что оно не будет "сворачивая вбок от замыслов высоких, словно горы, терять имя действия".
- Да, давайте. Словно горы?
- Да, сэр.
- Это Бернс, что ли?
- Нет, сэр. Цитата из пьесы Шекспира "Гамлет".
- А, "Гамлета" я знаю. Тетя Агата когда-то заставила меня вести на него в театр "Олд Вик" ее сына Тоса. Спектакль, по-моему, был неплохой, хотя и несколько заумный. Вы уверены, что "Гамлета" написал не Бернс?
- Уверен, сэр. Это общеизвестный факт.
- А, ну тогда ладно. Но мы отвлеклись от сути вопроса, которая заключается в том, что тетя Далия по уши погружена в это "начинанье, взнесшееся мощно". Оно касается Таппи Глоссопа.
- В самом деле, сэр?
- Это должно быть вам интересно: вам же, я знаю, всегда нравился Таппи.
- Очень приятный молодой джентльмен, сэр.
- Да, когда не отводит в сторону последнее кольцо над бассейном в "Клубе шалопаев". Подробности дела в двух словах не изложишь, но я скажу о главном. Л. П. Ранкл, прикрывшись буквой договора... можно сказать - буква договора?..
- Да, сэр.
- ...обманул отца Таппи, заключившего с ним сделку... нет, не совсем сделку, отец Таппи работал у него, и Л. П. Ранкл воспользовался формулировкой примечания к их договору, чтобы отнять у него доходы от его изобретения.
- Обычная история, сэр. Финансисты склонны наживаться за счет изобретателей.
- А тетя Далия надеется, что уломает его и он отстегнет некоторую сумму Таппи.
- Под действием угрызений совести, сэр?
- Не то чтобы угрызений. Скорее под действием гастрономических чар Анатоля, во власти которых он находится уже продолжительное время, благодаря чему, как ей кажется, стал мягким и добрым финансистом, готовым оказывать услуги и поступать по справедливости. У вас скептическая мина, Дживс. Думаете, не получится? Тетушка уверена в успехе.
- Я, к сожалению, не могу разделить уверенность мадам, напротив...
- Напротив, вы, подобно мне, считаете, что сыграть на Л. П. Ранкле, как на мандолине, у нее... сколько шансов? Восемь из ста?
- Даже меньше, сэр. Мы должны учитывать тот факт, что мистер Ранкл...
- Ну? Договаривайте, Дживс, мистер Ранкл - что?
- Мне не удается вспомнить выражение, сэр, которым вы иногда пользовались, чтобы подчеркнуть недостаток обаяния в ком-нибудь из джентльменов вашего круга. Вы употребляли его по отношению к мистеру Споду или, как теперь следует его называть, лорду Сидкапу и к сэру Родерику, дяде мистера Глоссопа, когда ваши отношения с ним еще не приняли характера сердечной привязанности. Оно вертится у меня на языке.
- Жлоб?
- Нет, - сказал он, - не жлоб.
- Крепкий орешек?
- Нет.
- Прошлогодний сухарь?
- Вот именно, сэр. Мистер Ранкл - прошлогодний сухарь.
- Но достаточно ли вы его знаете, чтобы делать такие выводы? Вы же только что с ним познакомились.
- Да, сэр, это правда, но Бингли, узнав, что он гостит у мадам, привел мне некоторые факты, иллюстрирующие его черствость и безжалостность. Бингли одно время служил у него.
- Боже мой, у кого он только не служил.
- Да, сэр, он был склонен перебегать с места на место. Не задерживался подолгу ни у одного хозяина.
- Меня это не удивляет.
- Но его отношения с мистером Ранклом были более продолжительными. Он ездил с ним в Соединенные Штаты Америки и находился у него на службе несколько месяцев.
- Тогда-то он и понял, что Ранкл - прошлогодний сухарь?
- Совершенно верно, сэр. Так что я очень опасаюсь, что усилия мадам не приведут к желаемым результатам. Она надеется получить от мистера Ранкла крупную сумму?
- По-видимому, изрядную. Ведь отец Таппи изобрел не что-нибудь, а "Волшебные таблетки", и Ранкл, должно быть, заработал на них порядочный куш. Думаю, она будет добиваться пятидесяти процентов.
- В таком случае я вынужден признать, что рассудительный букмекер скорее всего оценил бы ее шансы достичь цели, как один к ста.
Согласитесь, малообнадеживающий прогноз. Можно даже сказать, абсолютно убийственный. Я бы назвал Дживса пессимистом, но никак не мог припомнить это слово, а сказать про такого достойного человека, что он каркает, язык не поворачивался, и пока я пытался придумать что-нибудь другое, через застекленную дверь вошла Флоренс, и Дживс, разумеется, испарился. Когда наши с ним разговоры прерывает появление так называемых знатных особ, он всегда исчезает, как фамильный призрак, растворяющийся в воздухе на рассвете.
Все это время я виделся с Флоренс только за едой: она, так сказать, мчалась по скоростному шоссе, а я тихо плелся по обочине. Я подразумеваю под этим, что она проводила целые дни в Маркет-Снодсбери, хлопоча ради своего жениха, кандидата от консерваторов, а я после душераздирающей встречи с вдовой покойного Мак-Коркадейла забросил агитацию, предпочтя чтение хорошей книжки в уютном кресле. Я извинился перед Медяком за такое... годится ли здесь слово "дезертирство"?.. а он воспринял мои слова на удивление хорошо и сказал, что, мол, конечно, конечно, он бы и сам, если бы мог, поступил так же.
Флоренс была все такой же красивой, если еще не красивей обычного, и по крайней мере девяносто шесть процентов членов "Клуба шалопаев" не пожелали бы для себя ничего лучшего, как оказаться с ней вот так наедине. Я, однако, рад был бы улизнуть, потому что мои натренированные чувства подсказывали, что у нее сейчас опять такое настроение, что всякий, кроме безрассудного смельчака, полезет от нее на первое попавшееся дерево и оторвет его от земли вместе с корнем. Несносное третирство, о котором я уже говорил и которое является яркой чертой ве натуры, уже готово было проявиться во всей своей красе.
- Почему вы сидите взаперти в такую чудную погоду, Берти? - строго спросила она.
Я объяснил, что совещался с тетей Далией, но она сразу опровергла меня, сказав, что совещание, очевидно, закончилось, и тетя Далия блистает своим отсутствием, так почему же я не дышу свежим воздухом?
- Вы просто обожаете сидеть в духоте. Вот почему у вас землистый цвет лица.
- Я не знал, что у меня землистый цвет лица.
- Конечно, землистый. Чему тут удивляться? Вы бледны, как брюхо дохлой рыбы.
Казалось, мои наихудшие опасения подтвердились. Я предчувствовал, что она сорвет злость на ни в чем не повинном первом встречном, и такое уж мое везение, что этим первым встречным оказался я. Пригнув голову, я приготовился встретить бурю, но, к моему удивлению, Флоренс сменила тему.
- Я ищу Гарольда, - сказала она.
- Да?
- Вы не видели его?
- А кто такой Гарольд?
- Не будьте идиотом. Гарольд Уиншип.
- А, Медяк, - сказал я, поняв, о ком речь. - Он не заплывал в мои широты. Зачем он вам? У вас что-то важное?
- Важное для меня и, надеюсь, для него. Если он не возьмется за ум, он проиграет выборы.
- Почему вы так думаете?
- Я сужу по его поведению сегодня на обеде.
- А, он водил вас обедать. Куда? Лично я обедал в закусочной, и вы представить себе не можете, какими отбросами там кормят. Но, может быть, вы пошли в какой-то приличный ресторан?
- Мы были на званом обеде в ратуше, который давали бизнесмены города. Ответственнейшее мероприятие, и он произнес на нем самую слабую речь, какую мне только доводилось слышать. Умственно отсталый ребенок выступил бы лучше. Даже вы выступили бы лучше.
Ничего себе комплимент. Сравнила меня с умственно отсталым ребенком! Я, понятно, не стал расспрашивать, и она продолжила, а из ноздрей у нее вырывалось пламя:
- Бе-ме, бе-ме!
- Простите, не понял?
- Он все бекал и мекал. Я еле сдержалась, чтобы не запустить в него чайной ложкой.
На это я, конечно, мог бы возразить, что гораздо хуже, если человек "ни бе, ни ме, ни кукареку", но я чувствовал, что сейчас не время для остроумных ответов.
Вместо этого я сказал:
- Нервничал, наверно.
- Именно этим он и оправдывается. Я сказала ему, что он не имеет права нервничать.
- Значит, вы говорили с ним?
- Говорила.
- После обеда?
- Сразу же после обеда.
- Но вы снова хотите его видеть?
- Да.
- Мне пойти поискать его?
- Да, и передайте ему, что я буду его ждать в кабинете мистера Траверса. Там нам никто не помешает.
- Может быть, он сидит в павильоне у озера.
- Ну, так передайте ему, чтобы он не сидел там, а шел в кабинет, сказала она так, словно она директор школы Арнольд Эбни, объявляющий о своем желании видеть Вустера после утреннего богослужения. Я сразу вспомнил старые времена.
Чтобы попасть в павильон, нужно пересечь как раз ту лужайку, по которой Спод грозился меня размазать, и первыми, кого я увидел, идя по ней, если не считать птиц, пчел, бабочек и другой живности, проводившей здесь свой досуг, были спящий в гамаке Л. П. Ранкл и тетя Далия, сидящая рядом на стуле. Заметив меня, она встала, подошла поближе и отвела меня в сторону, приложив палец к губам.
