В общем, как ни крути — перегрузка АБ на атомной лодке схожа с заменой зубов в слесарной подсобке в предпраздничный день через анальное отверстие. Да-да, может быть, это одна из многочисленных национальных или флотских особенностей, как вам будет угодно — но на флоте все делается только через задницу.
Головная атомная подлодка проекта «Барс» перегружала вторую батарею в достроечном заводе. В первый раз — два года назад — перегружали заводчане «с участием личного состава». Теперь же — наоборот: личный состав с помощью завода. Несмотря на то, что процесс один и тот же — это две совершенно разные вещи. Ныне вся ответственность — на хрупких плечах экипажа, причем, все это весной, в период весенней битвы за урожай и майских праздников. Но это еще не все. В стране «коренная перестройка» началась с «коренного перелома». Многострадальный советский народ, привыкший уже с гордостью и почти без закуски больше всех употреблять крепких напитков на душу населения, вдруг ни за что, ни про что оглушили «сухим законом». От такой неустанной заботы партии и правительства народ просто одурел — сознание и сознательность у него помутилось. Все стало трещать, стопориться и ломаться.
Накануне Первомая — затяжных выходных — успели выгрузить старую батарею и приготовить к погрузке новую. Все по графику. Начали вывозить машинами бербазы старые баки на разделку… вот тут-то и начались чудеса. Один «зилок» с матросом-водителем и офицером-старшим перевернулся на повороте торопились на обед. Второй при заезде на разделочную горку вздыбился и сломал кузовную раму. Все!!! Завод на пролетарские праздники машин не дал. Телефонные провода между штабом бригады, заводом и лодкой накалились добела и… начали остывать. Сказывалась «разрядка» и новое «мышление»: войны не было, лодка заводская, не линейная — решили три дня отдохнуть по-человечески, по-пролетарски.
Первый день, 1-е мая, прошел впустую: торжественный подъем флага, торжественный митинг и далее все как обычно. Второй день праздников — день блаженства, он весь твой, и чтобы никто и ничто тебя не тревожило, надо уйти подальше, затаиться поглубже, чтобы не нашли, не откопали, не высвистали. Группа офицеров, куда входил и комдив-два, решила отдохнуть в прибрежном заводском пионерлагере Суходол. Лагерь только начинал готовиться к приему детей и проводил первый сбор персонала — воспитатели, пионервожатые, повара, медработники… В общем — в подавляющем большинстве персонал был женским, и специальная делегация пригласила офицеров-подводников, заранее зная о наличии у них спирта.
Комдив-два вынырнул из зарослей «тропы Хо-Ши-Мина», ведущей с завода к бригаде, в надежде подсесть на суходольский автобус. Картина, представшая перед ним напротив ворот бригадного КПП, заставила на некоторое время остолбенеть. В воротах стояли два груженых «КамАЗа-длинномера» с разделанными аккумуляторами. О ужас! Это же наша старая батарея. Пока не составлен и не подписан акт на списание — она наша. А может, все-таки, не наша, чья-нибудь другая? Но на горке была только наша, и то не разделанная на лом. Черт те что творится в этом мире! Что произошло за ночь и вообще какой сегодня день и число? Сразу захотелось повернуть обратно и скрыться в зарослях тропы, но врожденное любопытство и выработанное чувство ответственности подавили позорное желание бежать.
В сизом дыму работающих камазовских дизелей стояла живописная группа военных и о чем-то оживленно беседовала, сильно жестикулируя. Больше всех жестикулировал и распинался товарищ комбриг, рядом с ним разводили руками дежурный по бригаде (капитан второго ранга) и дежурный по КПП (капитан-лейтенант). Чуть в стороне стоял летчик-майор. Комбриг был «метр с кепкой», пройдоха и матерщиник. К тому же он немножко картавил, и вместо «р» у него выходило «л». Поэтому за глаза его называли «комблиг» или «товалищ комблиг».
— А-а! Комдив-два-а-а, мать-перемать! Чего в кустах плячешься, как заяц, мать-перемать? Что за хелня тволится, мать-перемать? Подходи смелее, будем лаз………ся (не «разбираться», конечно).
«Ну вот, кажись, второй день праздника накрылся чем-то, — подумал комдив-два. Первый день он сидел в части — обеспечивающим — чтобы в параде не участвовать и в прочем цирке (это привилегия „годков“). — Жалко…» Третий день — воскресенье. Это уже не праздник, это уже для зализывания ран. Нет того раздолья и бесшабашности, не тот настрой, не та атмосфера. Народ уже выдохнется и устанет. А без народа это — просто отгул, а не праздник. Комдив-два нехотя поплелся к комблигу. Был он одет в «гражданку», а для военного человека быть в «гражданке» среди высокого начальства — это как во фраке на нудистском пляже.
— Ну, лодной, докладывай, что натволил, мать-перемать, и почему баталею без вас вывозят? Что, договолился — и в кусты, мать-перемать?
— Товарищ комбриг, я ни с кем ни о чем не договаривался…
— Та-ак, он ни с кем не договаливался, мать-перемать, а это что?! Чья баталея, мать-перемать?!
— Наша, старая, отработанная батарея. Но мы ее отвезли и сдали в бригаду…
— Видали, какой умник, мать-перемать? А ты акт списания подписал? На флот отослал, мать-перемать?!
— Нет. Никак нет.
— То-то и оно, что она твоя, длужок, мать-перемать! Так что, сопловождай ее до железнодоложной станции Смоляниново. Пелеглузишь, квитанцию получишь и — свободен. А то — ишь, «с летчиками они договолились», мать-перемать! — при последних словах летчик-майор задергался.
Наверняка комбриг заскочил в бригаду случайно, скорее всего — за «шилом». Вчера он тоже обеспечивал: здоровался с подразделениями, парад принимал и демонстрацию — как начальник гарнизона. Форму, как пить дать, надел потому, что кап-разы по «гражданке» похожи либо на приодетых бичей, либо на только что выпущенных зэков. Устроил службе разнос, чтобы свое появление оправдать, а еще потому что дорогу комбриговскому «уазику» перегородили «КамАЗы».
Комдив-два уже смирился с очередным подарком судьбы, но второе напоминание о том, что он с кем-то там договорился, дало толчок пассионарности (по Л. Гумилеву-сыну).
— Товарищ комбриг, еще раз повторяю — я ни о чем ни с кем не договаривался. В суточном плане ничего такого нет…
— Комдив-два, не стлой из себя девственницу, мать-перемать. Майол, с кем вы договаливались, кто плосил вывезти баталею?
Летчик-майор подошел поближе и заученно-бодро выдал:
— Командир второго дивизиона электриков капитан третьего ранга такой-то!
??? Фамилия была произнесена четко и правильно. Хотя — фамилия редкая…
— Во! Слышал? А то целку из себя стлоит, мать-перемать, — комбриг наседал.
— Слышал, так точно, — спохватился комдив-два. Гражданская пляжная одежда — джинсы, футболка, кроссовки — и спортивная сумка полная, брякающая и булькающая, битком набитая фляжками с «шилом». Дурацкое положение. Как ни крути, а комбриг все же — величина, теоретически даже арестовать может…
— Что тепель скажешь?
А чего тут скажешь! На двух «КамАЗах» штук тридцать разделанных аккумуляторов, еще электролит стекает. Значит, совсем недавно разделывали… Кто?! Когда?! Чем?! Тридцатого апреля вся бригадная техника сломалась фактически. И даже автокран. Первого мая ни одна живая душа не работала, на гауптвахте амнистия… Вчера это подтвердил по телефону сам командир бербазы. Поздравил, мол, радуйтесь, подводники, не работаете, а нас тут дерут, так что вышлите в качестве моральной компенсации литра три, сейчас мичманка подгоню, ВрИО старшины бербазы…
Да ладно, пейте, черт с вами — отдыхаем… А теперь что выходит? Ну да, мой старшина команды электриков, Петрович, вчера ночью в состоянии хорошей подпитости нес какой-то бред про три литра «шила» и про какую-то «подлянку» со стороны бербазы… Ну-ка, ну-ка! А я еще ему спокойной ночи сказал, мол, утро вечера мудренее, разберемся… Вот оно, утро, а вот она, кажись, и «подлянка». Та-ак… бред Петровича воспроизведем поподробнее…
С него в четверг вечером стребовал «шила» старшина бербазы, который отпуск отгуливал без выезда на Запад. Перед этим Петрович только что угостил мичмана, который на время отпуска настоящего старшины бербазы исполнял его обязанности — мол, машины все сломались от батареи вашей, вы отдыхаете, а нас дерут!.. А то они там, на бербазе, света белого не видят, переработались! Ну ладно… Только одному налил — второй на подходе, и то же самое, только — «не ему, а мне надо»…
— Да сколько же вас?! — не выдержал Петрович. — Одному налил — хватит! А там уж сами разбирайтесь, кто из вас сегодня главнее. На всю бербазу у меня не хватит, да и самим надо…
— Что, не нальешь?
— По-моему, я ясно сказал — больше нет.
— А у комдива?
— А комдив в бригаде, у флагманского, наверно, тоже наливает…
— Давай подождем!
— Жди, если хочешь, а меня самого ждут, честно.