– Братан, ты первый белый, который мне понравился. Да превратит Сигур в бою твой маскхалат в люминисцентную спецовку ремонтника дорог.
По своему эмоциональному накалу произошедшее напомнило Ознобе, вдове по опыту и прекрасному знатоку творчества не дожившего до наших светлых дней австрийского народного композитора Моцарта, рок-оперу «Война миров».
Сфинксы загадочно улыбались.
Командор поинтересовался третьим желанием невесты, и когда узнал, что придется шагать в Мутотеньск-Берендейский и свергать колдуна, ничуть не расстроился. По его словам, поспешность (это он на свадьбу намекал) нужна только при ловле блох и, ясен перец, при расстройстве желудка. Великий же мудрец Айгер Шьюбаш в подобном случае говорил: «Если женщина вас о чем-то попросила, это только начало. Узнайте сразу, сколько она хочет в месяц». А когда мудрец оставался один, он добавлял: «Многие берут на себя смелость утверждать, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, но никто не дерзает уточнить, с какой стороны вход».
А наша Ознобушка Козан-Остра, вдова при всем – при том, упоенно лепетала про свою родину:
– Земля в Мутотеньске богатейшая, ее даже наркоманы нюхают. Злата-серебра на квадратный метр жилой площади немеряно...
О судьбе же великих сыщиков будет сообщено дополнительно. Скажем пока только, что Хлопс некоторое время очень интересовался, выжила ли старушка-свидетельница, а когда узнал, что – увы, – успокоился.
* * *
Солнце каплей пота сползало за шиворот горизонта. Козачкам очень хотелось окопаться – а вдруг наткнешься на воду? Хлопцы вспоминали бабушкины сказки про Снежную королеву и Кота в сапогах (там есть место, где младший брат с легкой руки кота тонет в реке). Бойцы не верили в сказки. В этот день они даже не верили, что на свете существуют ветры и дожди. Бойцам приходилось нелегко, их помповые раскаленные ружья самопроизвольно постреливали.
Отряд отошел достаточно далеко. Руины и одинокий зуб пирамиды растаяли за могучими шоколадными от загара спинами. Сюда даже не долетали стоны Моголя. И когда дорогу перегородил полосатый, как матрац, таможенный шлагбаум, бравый атаман Бромолей определился:
– Будя на сегодня. Привал. Форму одежды ликвидировать по каждому недостатку согласно регламенту.
Отставной майор вышел на пышущий жаром свет божий и с напускным добродушием Дракулы кратко изложил бойцам свои права и обязанности. Нельзя сказать, что он остался доволен последовавшей реакцией. Хотя повезло ему больше других, несмотря на то, что другие не участвовали. Да притормозит ветер Баргузин сайгаков его зарплаты на полгода.
Когда вопрос с таможенным досмотром был улажен, то есть поддерживаемый верным подчиненным майор Перхучо похромал, отхаркивая кровью, прочь, перед братвой встал вопрос о ночлеге.
– Короче, дело к ночи, – изложил бестактный, как авангардная музыка, Бромолей мнение побратимов о том, что может позволить себе девушка до свадьбы.
– Порядочной даме такое не предлагают, – свела губы параллельно горизонту вдова. – Но на мне не написано, что я – порядочная. – Губы невесты приняли форму арбузной дольки. – Посему я принимаю решение: лишь только тьма навалится всей своей плотью на землю, и набухнут соски звезд, первый из вас обогнет этот холм и обнаружит там меня, робкую и нежную. Приятной ночи.
И дама, гордо поведя плечом, удалилась. Спать с семнадцатью загорелыми до черна гайдамаками, что это – черный юмор? Да, поскольку есть надежда, что, пользуясь мраком, некоторые попробуют проскочить на халяву по второму разу.
– Вау, какая женщина! – поцеловал себе фигуру из большого и среднего пальцев командарм-атаман.
* * *
Вопрос: кто будет первым – чуть не стал роковым для казацкой вольницы. Нельзя забывать, что это была невероятно сплоченная рать. На уровне подсознания. Один хочет быть первым, второй хочет быть первым, третий хочет... шестнадцатый, расчет закончен. Уйду с дороги, таков закон, третий должен уйти, – благородно решает третий, но первый и второй тоже уходят с дороги. И третий начинает раздражаться. Тыры-пыры, раздражаются первый, второй... шестнадцатый, расчет закончен.
Великий мудрец Айгер Шьюбаш в подобном случае рассказал бы такую притчу:
"Пошел один арабский шейх руки мыть. Попробовал холодной водой – не отмывается, попробовал горячей – сильно печет. Постоял, додумался: включил оба крана сразу. Помыл арабский шейх руки, надо бы вытереть. Попробовал о штаны – не то, попробовал о стену – еще хуже. Постоял, подумал, они сами и высохли.
Арабский шейх с чистыми руками выходит к столу, а там придворные уже все съели."
Но Айгера Шьюбаша среди бравых козачушек не наблюдалось, и отважному Бромолею пришлось возглавить составление распорядка ночи подчиненных. Выставив дозоры, есаул собрал братву в тесный круг. Отеческим шепотом поведал безусым сынкам о нравах женщин. И предложил... нет, не жребий. Но вариант, которым все остались довольны.
Далее легендарный комдив развернул одного из побратимов к себе спиной и отеческим пинком направил за заветный холм, где уже дожидалась сладкая Ознобушка, непостоянная, как зубная пломба и обнаженная, как провод.
Парень робко, как паучок к паучихе, подступил к нашей Ознобушке и застенчиво ковырнул большим пальцем ноги песок. Вдове солдатик очень глянулся. И она изобразила это впечатление мышцами лица.
– А я... А мы,... – волнуясь, выдохнул браток, – в честь вас стихи стали сочинять. Сплошь куртуазные. И между братвой перетерли, у кого лучше, тот будет первым.
– Э, ребята, так я до утра уши простужу, – хихикнула луноликая.
– Стихи куртуазные, но короткие, – успокоил гвардеец. – Одностишья а ля... запамятовал фамилию. Плодово-ягодная такая фамилия.
– Овсов?
– Нет, не Овсов. Впрочем, неважно. Важно, чтобы вы первого выбрали.
– О`кей, реки, парниша, свои ямбы.
Член армейской самодеятельности плюнул в ладошку, пригладил коротко стриженные непокорные вихры, отступил на шаг и продекламировал:
– Я вас люблю, так почему бы не..?
– Прекрасные стихи, – растаяла Озноба, вдова по менталитету.
Он вытянулся перед ней на песке и уложил ее рядом с собой. Ее руки робко атаковали ее тело.
– Какой ты сильный, – сказала княгиня совсем тихо.
Теперь они лежали на боку лицом друг против друга. Казак тихонько подтолкнул ее и перевернул на другой бок, затем придвинулся. Она слегка раздвинула ноги, чтобы освободить путь.
– Сейчас ты сделаешь мне больно.
– О! Конечно нет, – ответил донской мушкетер.
Он не делал ничего особенного, только ласкал пальцами ее груди, поднимаясь от эфесов к острым кончикам, и чувствовал, как вся она дрожит. Ее круглые и теплые ягодицы расположились вплотную к нему чуть выше его ляжек. И она часто дышала.
Бретер высвободил из-под нее левую руку и откинул ей волосы за правое ухо. Многие фехтовальщики не знают, что можно сделать с женщиной, целуя и покусывая ей ушко. Это замечательный выпад. Озноба извивалась, как мастер международного класса.
– Ах! Не делай со мной этого.
Но стоило атаке остановиться, как дама вцепилась мужчине в запястье и сжала с неожиданной силой.
– Сделай еще!
Шпагист приступил к делу более обстоятельно и почувствовал, как вся она вдруг напряглась, потом обмякла, и голова ее упала на песок. Его рука скользнула вниз вдоль живота, и приятель понял, что вдова кое-что испытала.
Едва касаясь, бретер пробегал по ее шее быстрыми поцелуями и видел, как натягивалась кожа, когда приближался к горлу. Затем, нежно-нежно, он взял свою «шпагу» и воткнул в нее – так легко, что не знал даже, почувствовала ли она это, пока не стал фехтовать. Защита, выпад, защита, выпад... Укол...
Следующий парень застенчиво шаркнул ногой.
– Давай, приятель, не робей, читай стихи бодро. Но только одностишье.
Мастер слова смахнул пот и, выпятив грудь, произнес:
– Вы разрешите снять при вас штаны?
– Прекрасные стихи, – одобрила не лишенная романтической жилки вдова.
Пара опустилась на песок.
Артиллерист овладел ею, на этот раз грубо. Но прекратил артподготовку раньше, чем она достигла пика удовольствия.
– Ты сведешь меня с ума... – прошептала она.
И она перевернулась на живот, зарывшись макушкой в песок и положив ладони на затылок. Наводчик поцеловал ее в поясницу, потом в ягодицы и затем приподнялся над ней на коленях.
– Раздвинь ноги, – сказал он.
Вдова ничего не ответила и мягко раздвинула ноги. Бомбардир скользнул рукой ей между ляжек и снова зарядил снаряд. Гибкая, как серна, она выгнула поясницу, и колени ее подогнулись. Вдова продолжала закрывать голову руками, упираясь локтями в песок. Она ничего не говорила, но заряжающий ощутил, как, сокращаясь от верха к низу, стал сжиматься ее живот и участилось дыхание.
Откат. Заряжай! Огонь!!!
После себя они оставили великолепную воронку. Артиллерист отряхнулся и растаял в ночи, а к семнадцатилетней невесте подступил третий жених.
