– Стихи будешь читать? – томно поинтересовалась несравненная.
– Буду, – угрюмо ответил морячок и продекламировал:
– Не бойтесь, что я до сих пор в мундире.
– Отлично, ну просто отлично, – мурлыкнула красавица.
В этот момент ее сочные пухлые губы прилипли к его. Он слабо покусывал нежную и душистую плоть. Он был счастлив. Белая мутная радость переполняла гардемарина, туманно клубилась и пенилась. Ее шелковая кожа с неразличимыми волосками тянулась к его руке. Она помогла ему сама. И он начал торпедную атаку стоя.
Глаза вдовы были закрыты. Она вздрогнула, потом стала мало-помалу расслабляться. Будто погружающаяся подлодка. Флотский держал ее за ляжки, и руки его проходили под изгибами ее тела. Ему было хорошо.
Сброшенная глубинная бомба шарахнула.
Они безмолвно отстранились друг от друга и привели себя в порядок, хотя, по правде говоря, беспорядок был очень незначительный.
– Подглядывал? – игриво спросила очаровательная Козан-Остра у несмело топчущейся тени.
– Нет, – робко соврала тень. – Свой стих в уме повторял, боялся забыть.
– Ну ладно, иди сюда, читай свои стихи, – милостиво разрешила вдова. – Да никогда не прищемит Велес[14] дверью твоих возможностей пальцы твоих желаний.
Тень не пришлось просить дважды.
– Я вас до завтрака не задержу! – выпалила тень десантника.
Губами он попробовал ее кожу, горькую влажность пота; хотелось со всей силы впиться зубами в эту мякоть, захватить эрогенные зоны, захватить плацдарм и закрепиться. Она притянула его к себе, направляя голову. Поцелуй длиной с затяжной прыжок.
Он вошел в нее так грубо, что она вскрикнула. От их голых тел в холодном воздухе ночной пустыни поднимался пар. Толчок, рывок, и... и... и их парашюты раскрылись.
«Уже пятого очередь, – с грустью подумала княгиня Озноба. – Как время быстро летит. Кажется, еще вчера на зависть сельскому старосте я бегала по навозным кучам родной деревни. Ловила мух и отрывала, играючи, им крылья. Бедные маленькие навозные мушки, простите меня. Если сможете».
Пятый казачок кашлянул нетерпеливо.
– Конечно, конечно, парень, разве я могла о тебе забыть. Подходи, женишок, стишки, что ли читай.
Космонавт приветственно взмахнул рукой и глухо пророкотал:
– С тобою так же хорошо, как и в казарме.
– Ай, здорово, – зарделась вдова. – Умеете же, черти.
Княгиня Козан-Остра легла. Волосы спрятали часть лица. Он вытянулся рядом с ней и обнял, чтобы поцеловать. Она, не открывая глаз, сонно ответила на его поцелуи, потом отдалась в нетерпеливые руки. В небе закружили далекие туманности. Съехал с катушек Млечный путь.
Она продолжала лежать с упрямо закрытыми глазами, но космонавт знал, что вдова тут же их откроет, как только он ляжет сверху всем телом. Он гладил ее прохладные руки и округлые бедра. Невеста отвечала на ласки и шептала нежные глупые слова. Стыковка прошла нормально. Космонавт продолжал ее целовать и трогать теплое, упругое тело.
Отошла первая ступень, вторая, третья. И они очутились в открытом космосе...
* * *
Скорее всего, это была лучшая ночь в жизни семнадцатилетней княгини Ознобы Козан-Остра. Звезды водили хороводы. Страстно извивалась верблюжья колючка. Сочно скрипел песок. Один за другим из мрака выныривали казаки-женихи. На вдову ходили в сабельную атаку, вдову осаждали по всем правилам фортификационной науки, таранили и брали на абордаж. Козачки-женихи выполняли фигуры высшего пилотажа, отводили бронепоезда на запасные пути и демонстрировали прекрасное владение правилами рукопашного боя.
А стихи... Еще никогда Ознобе, вдове по ориентации, не посвящалось столько прекрасных, ажурных, витиеватых, многозначительных, лепых, озорных строк:
...Как жаль, что Вы, увы, не подполковник!
...Не страшно, что не первый я на марше!
...Вы разрешите Вас узнать поглубже?!
...Готов я порох жечь, как пулеметчик!
...Ложитесь, я – воздушная тревога!
...Я о тебе по радио не слышал!
...Любви хочу, все остальное после!
...Нас ждут не худшие, скажу я Вам, мгновенья!
...Ах, если б в эту ночь мне долго не кончалось!
...Любить бы рад, но от Платона тошно!
...Хотел бы в Вас свой лишний сбросить вес!
Мятой простыней на поблекшем небе проступили облака. Размазанной губной помадой проявился рассвет. Шестнадцатый боец подошел, чеканя шаг, и отрапортовал одностишье:
– Увы, мне надо то же, что и всем.
Красавица грустно улыбнулась: все хорошее когда-нибудь кончается. Жаль, что Бромолей сплотил такой маленький отряд.
Красавица, закрыв глаза, легла на спину. Жених подумал, что братья Цукеры сняли бы дюжину фильмов только для того, чтобы показать грудь этой девочки. И... И оператор ракетной установки прикоснулся к кнопке.
Кажется, у него не было другого желания, желания, от которого паренька просто корчило, так что он забыл про все другие чувства. Но пока удавалось сдержаться.
Невеста была гладкая и изящная, как травинка, и благоухала, как парфюмерный магазин. Боец сел и склонился над ее ногами, и поцеловал мажду ляжек в то место, где кожа у женщин нежная, как птичий пух. Она сжала колени, а потом почти сразу снова раздвинула их, и он передвинулся немного повыше. Ее курчавый и блестящий подшерсток на лобке ласкал его щеку. Солдат принялся нежно-нежно ласкать вдову легкими движениями языка.
Вдруг он выпрямился. Она одним рывком села и схватила его голову, чтобы прижать к тому же месту. Но воин высвободился, и его баллистическая ракета проникла в стратосферу. А потом подлетное время вышло, и был ядерный взрыв. Была вспышка справа, слева, спереди и сзади. И поражающие факторы столь крепко повлияли на любовников, что бедняги упали на остывающий оплавленный песок без сил. Как, собрав людей, чтоб сами услышали и другим передали, высказался мудрый Айгер ибн Шьюбаш: «Шпала шпале лежать не мешает».
* * *
Консервированная клубничка солнца всплыла на поверхность утреннего сиропа. Братва сияла от пота, как выдраенные сапоги. Еще братва сияла сытыми улыбками.
Чуть в стороне стоял командир. Топология его мышц идеально вписывалась в формулы синусов и косинусов. Чело бороздили две-три гипотенузы. Козацкие просторные шаровары слегка оттопыривались под давлением тангенса.
Медоречивая вдова взяла геометрически идеального Бромолея под руку и просто сказала:
– Капитан должен последним забираться на баркас.
– Кругом! – рявкнул атаман своим орлам, и те недовольно отвернулись.
Мужчина и женщина медленно пошли в караулку сквозь заросли ядовито-зеленой дряни.
– Почему ты небрит?
– Я и ногти редко стригу.
– Расскажи немного о себе, милый, – ласково княгиня Озноба погладила богатыря по колючей, как одеяло, щеке.
– Ну, короче, папа мой был благородный граф, любил спорт, особенно аэробику, не пропускал ни одной передачи, сидел и пялился, а мама – из крепостных. Когда у мамы проявилось пузо, ее выгнали из имения, и она гордо ушла. В большом городе ей в нахалку пришили мокруху. А папа стал прокурором, маму не узнал и впаял срок по полной. А когда узнал, то поехал за ней в Сибирь, в ногах валялся, умолял простить. Но мама ничего не брала от него и воспитывала меня сама. А я стал воровать, чтобы маму прокормить.
Мама заболела и умерла. Папа укатил в имение. Я хожу по свету, ищу это имение. Найду – плюну папе-графу в глаза. Он упадет на колени и начнет умолять о прощении, а я уйду и ни разу не обернусь. Зовут меня Бромолей, это имя значит «умеющий вынимать застрявшую бумагу из принтера».
Конечно, Бромолей врал. Никакой его папа был не благородный граф.
ИЗ ДОКУМЕНТОВ. (Эксклюзивно для этнографов). Выписки из уголовного дела Бромолея.
Настоящее имя – Алкид. Клички: Геракл, Бромолей, Дато Полбатона, гражданин Кейн.
...Родители не установлены. Предположительно отец – Амфитрион, мать – Алкмена. Сам Бромолей утверждает, что произошел от громовержца в законе Зевса...
...На учет в детской комнате милиции поставлен в день рождения за зверское обращение с животными. Младенец задушил двух змей...
...Вооружен и крайне опасен, в приступе гнева может убить кого угодно, как убил своего учителя музыки Лина и своих детей. Но благодаря умелым действиям адвокатов подсудимый был оправдан...
В настоящее время Бромолей разыскивается за двенадцать преступлений.
Преступление первое: убийство податного инспектора Пелопаннесской области Льва Арголидовича Немейского. Преступник палицей лишил жертву сознания, а затем задушил.
(Ст. 346 УК РФ "Умышленное уничтожение военного имущества).
Преступление второе: разрушение Лернейских гидроочистных сооружений. Путем поджога были разрушены все девять очистных бункеров.
(Ст. 238 УК РФ «Оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности»).
Преступление третье: хулиганское нападение на редакцию женского журнала «Стимфалийские льстицы», получающего правительственную дотацию. Сотрудницы журнала в цикле статей прошлись острыми перьями по поводу нездорового ажиотажа, окружающего героя. И он, явившись в редакцию, поднял такой шум, что все сотрудницы перебежали в конкурирующее издание.
