— Увы, Антон, не всем нашим планам суждено сбыться…
В голосе Дуни звучало такое презрение, что Антон не решился дальше ее уговаривать. Ну и ладно, решил он, насильно мил не будешь. Одному легче. Еще простатит этот, только его не хватало. Как будто мало других проблем.
Но другие проблемы были тут как тут. Их новая порция материализовалась возле трактора в лице двух сотрудников дорожной инспекции.
— Это ваш трактор? — спросил тот, что помладше, с детским лицом и огромными кулаками. — Что ж вы ставите так, ни пройти ни проехать?
— Я сейчас уберу. — Антон попытался спрятать руку с корзинкой за спину, одновременно изображая на лице приветливую законопослушность.
— Ты погоди, — вмешался тот, что постарше, с пузом, переливающимся через ремень. Он держал в руках листок бумаги и так напряженно щурился на него, что, казалось, ремень сейчас не выдержит. — Гражданин Опушкин Антон? Корзину на землю, руки на голову!
Энергетический наследник и его несостоявшаяся подопечная тряслись на заднем сиденье полицейской машины в ледяном молчании, которое стало стилем их общения в последние несколько часов. Только один раз, когда машина тронулась, Дуня бросила на Антона взгляд, который явственно приобщал это происшествие ко всем его остальным грехам. Взгляд, который без слов говорил: «Я так и знала, чего еще от тебя можно ожидать!» А потом уже нарочно не смотрела на него, изучая пейзажи за окном.
Антон тоже с тоской уставился в окно. Вот и все, думал он. Теперь посадят в тюрьму, обстригут. Ну, мама, понятно, умрет от разрыва сердца… Потом будет носить ему передачи… Он пытался вспомнить что‑нибудь о тюремных порядках, но в голову лезли только кадры из фильма «Джентльмены удачи». Папаша, а вам не кажется, что ваше место возле параши? Как глупо дожить до тридцати двух лет и иметь представление о тюрьме только по кинокомедии сорокалетней давности! Жалко, что я так и не научился играть на гитаре, подумал Антон. Этот навык мог бы сделать меня душой тюремного коллектива и, наверное, избавить от побоев и унижений. Он не умел рассказывать анекдотов, не умел драться, даже толком не умел ругаться. Единственное, что он умел, это создавать интерьеры, но что‑то подсказывало ему, что в рейтинге навыков, необходимых для выживания в тюрьме, этот вряд ли числится хотя бы в первой сотне. А еще простатит! В тюрьме так часто приходится сидеть на холодном. Наверное… Поля, поля, леса, деревни… Свобода! Как не ценил он ее! И когда теперь сможет просто идти по дороге, просто спать в своей квартире?..
Навстречу машине пролетел знакомый указатель «Красные Огурцы». Ну конечно. Именно там, в проклятых Огурцах все и произошло… Боже, какой бред! И как вообще огурцы могут быть красными?
Антона с Дуней ввели в знакомое отделение и сдали дежурному.
— Быстро как тебя обнаружили, Опушкин, — сказал флегматичный дежурный. — Только вчера разослали ориентировку, объявили во всероссийский розыск, и ты уже тут.
— Повезло вам сегодня… — мрачно произнес Антон, подыскав фразу, подходящую ситуации.
Дежурный посмотрел на него с уваженем и спросил, кивнув в сторону Дуни:
— А это кто?
— Это с ним была, вы сами разбирайтесь, — ответил румяный патрульный и ушел.
У задержанных изъяли паспорта, отвели их в изолятор временного содержания, посадили в камеру и оставили одних. Блудная внучка изобретателя стала нервно прохаживаться вдоль решетки, как пантера в зоопарке.
— Зря ты со мной связалась, — сказал Антон. — И я дурак, что взял тебя… Забыл, что со мной сейчас опасно быть…
Дуня остановилась в своих метаниях и с глухим звоном провела пальцами по прутьям решетки, как по струнам.
— Какая неожиданная самокритика! — сказала она и взяла еще один аккорд. — Хочешь что‑нибудь рассказать?
— Мне казалось, тебя раздражает, когда я говорю.
— Все равно сидим… Я скажу, если надоест.
И Антон, глядя в пол, часто разводя руками и пожимая плечами, все рассказал. Дуня не перебивала его, а только наигрывала на прутьях решетки монотонную мелодию и искоса поглядывала на кающегося грешника.
— Прости, что не смог выполнить обещания, и прялку я теперь не смогу отвезти. Но тебя, я надеюсь, отпустят, а мой дом теперь — тюрьма, — патетически закончил Антон и развел руками. Но тут же снова продолжил: — Хотя в чем я виноват? Что конкретно я сделал не так? Любой нормальный человек на моем месте поступал бы так же. Разве нет?
— Плохо быть нормальным, — заключила Дуня, впервые с утра испытывая хоть какое‑то удовольствие.
— Это почему это?
— Да вот поэтому. — Дуня обвела рукой камеру. Однако Антон выглядел таким несчастным, что Дуня решила пока больше не злорадствовать и добавила: — Но ты не переживай, может, все еще и обойдется.
— Как оно обойдется?
— Ну как‑нибудь, откуда я знаю. Если бы я все знала, я была бы как ты — такой же самой умной, самой уверенной, самой нормальной. Трактор же нашелся.
— Это была случайность.
— А тебе не кажется, что случайностей в жизни намного больше, чем логики?
Антон задумался, чтобы дать исчерпывающий логический ответ, но тут дверь открылась и по ту сторону решетки материализовался капитан Иванов во всей красе. Сияя своей лучезарной улыбкой, он отпер решетку, заключил Антона в объятия и даже поцеловал в щеку, кольнув усами.
— Поедем на награждение! — сказал он без объяснений.
— Какое награждение? Я во всероссийском розыске.
— Да нет! Это я, чтобы поскорее тебя найти, объявил тебя в розыск. Забудь. Видал? — Иванов похлопал себя по новым майорским погонам. — Мы герои!
— Кто мы? — не понял Антон.
— Мы с тобой, братья по оружию.
— Опять случайность, дяденька? Кто бы мог подумать, а?
— Племянница? Это хорошо, — одобрительно констатировал Иванов. — Ну, пошли.
Антона не надо было просить два раза, он встал и потянулся к прялке.
— Это зачем? — удивилась Дуня. — Не беспокойся. Я справлюсь.
— В смысле?
— Я остаюсь, прялка со мной остается. Мне лично на награждение не надо.
— Как остаюсь? Здесь, в тюрьме?
— Ну, рано или поздно меня же выпустят.
— Нет‑нет, Дуня, ты что! Тебе нельзя оставаться. Товарищ Иванов, скажите ей.
— Брали вас обоих, выпускают тоже. Прошу очистить казенное помещение, — сказал Иванов и зачем‑то подмигнул Антону.
Дуня неохотно встала и последовала за братьями по оружию на свободу. Выводя узников из застенка, Иванов быстро пересказал им официальную версию событий в Красных Огурцах — от контртеррористической операции спецназа позавчера до церемонии награждения сегодня.
— То есть я больше не розыске? — уточнил Антон и неожиданно понял, что разочарован столь резким падением интереса к собственной персоне со стороны государства.
— Да кому ты нужен! — рассмеялся Иванов и, чтобы окончательно реабилитировать бывшего подозреваемого, громко обратился к дежурному: — Следственные действия закончены, утреннюю ориентировочку отзываем.
— Как скажете, — равнодушно откликнулся дежурный, смял бумажку с фотороботом и зевнул.
— Паспорт верните, — сказала Дуня. — Мне ехать надо.
— Да, — спохватился Антон, — действительно.
— А паспорта ваши начальство забрало, — сказал дежурный. — У Кувалдина они, Ивана Николаича.
— А, — сказал Иванов, — понятно.
— И где же мы теперь его найдем? — возмутился Антон.
— Да там он, где и все, — успокоил его бравый майор. — На награждении будет. Там ваши паспорта и заберем.
— Извини, — виновато произнес Антон, когда они вышли на улицу, — придется тебе еще немного потерпеть мое общество.
Полицейская «Волга» притормозила у здания районной администрации, выполненном в стиле классицизма с элементами советского ампира. Из нее вылез майор Иванов и быстро взбежал по ступенькам. Антон с Дуней догнали его в дверях и зашагали по лабиринтам коридоров.
— А это что за прибор у тебя? — спросил майор на ходу, указывая на прялку. — Самогонный аппарат?
— Это, товарищ майор, прялка. Сувенир! — ответил Антон.
— Да… Майор!.. Во жизнь! — Иванову было приятно новое звание. — Так! Внимание! Мы тебя провели по операции как бойца спецназа, так что переодевайся сейчас в форму, вот тут в комнате тебе приготовили.
— Меня?! Какой из меня боец, у меня белый билет по язве!
— Разговорчики в строю! — пошутил Иванов. — Через полчаса награждение, будешь вместе с бойцами. И на вот тебе, гордись! — Он протянул Антону новенькое красное удостоверение с золотыми надписями «ФСБ Российской Федерации» и «Спецназ „Тюлень“».
Антон открыл удостоверение и увидел свою фотографию, ровно такую же, как была у него в паспорте.
