— Что делать, Серега? — сучил ногами Гусев, подобно легавой, которая завидела зайца.
— Что? Что? Догоняй! Ты же у нас мастер спорта! Мне с моей желтушной печенью сейчас не до бега, — отозвался я.
Повторять не пришлось. Вовка рванул вниз. Но уж больно резвый дух оказался. К началу Вовкиного движения он был уже под горой и стремительно поворачивал в сторону дороги, ведущей в «зеленку». Я подумал и на перехват послал одного из своих бойцов. Но когда он спустился вниз, ему удалось только поравняться с Гусевым. Душок тем временем уже пересек дорогу и спрыгнул в сухое русло, которое шло вдоль дороги. Наши отставали от него метров на пятьсот. До «зеленки» было километра четыре. Поэтому я понял, что еще немного и уже духи будут гнать от «зеленки» Гусева и моего разведчика.
— Пулемет! — потребовал я.
Принесли ПКМ. Выставив прицел 1500 метров, я взял упреждение и дал перед духом предупредительную очередь. Фонтанчики легли перед ним метрах в десяти. Он заметался по руслу, пытаясь прижаться к склону берега. Но с горы я его видел прекрасно и положил еще одну очередь, чтобы рассеять его сомнения в отношении возможности скрыться. Дух пару раз прыгнул из стороны в сторону и спрятался под обрывом, видимо, надеясь остаться незамеченным. Но не тут-то было. Гусев и Давронов обнаружили его сразу. За свою пробежку они выписали ему пару хороших затрещин и пинками погнали обратно.
На горе его обыскали. В кармане какая-то банка с горючим порошком, зеркало. Возможно, были документы и оружие, но он их где-то сбросил. Гусев же по неопытности не искал. Но и того, что имелось, а также то, что он лез на гору, где делать просто нечего, а потом проявленная прыть — все это косвенно указывало на то, что это, скорее всего, сигнальщик, который должен был подать сигнал каравану на начало или на запрет движения. Нужно было срочно допросить его.
— Ну что, Питон, — обратился я к Гусеву, прозванному так за свой высокий рост, — давай, допрашивай.
Вовчик оживился и задал традиционный вопрос:
— Фарси фамади?
— Нэ попэжу — ответил на пушту пленный.
— Понятно, — ухмыльнулся Питон и хитро подмигнул мне. После этого он достал из кармана аккуратно сложенный листок и развернул его.
Что-то спросил. Дух удивился, но ответил. Снова спросил. Дух снова ответил, причем уже охотнее и вроде даже повеселел.
— Чего он говорит? — нетерпеливо спросил я.
— Погоди, — вежливо, но с признаками недовольства ответил Гусев, всем видом показывая, что он занят важным делом, а я ему мешаю.
Я подождал, пока Питон спросит его еще чего-нибудь. Он спросил. Потом свернул листок и убрал в карман.
— Ну и че он сказал? — настороженно спросил я, уже чувствуя какой-то подвох.
Вова помялся и рассказал, что мужик этот из такого-то села, что у него жена и двое детей, что зовут его так-то, а также, что он крестьянин.
— Слушай, Питон, мне до фени, как его зовут и сколько у него детей. Спроси его, зачем он лез к нам на гору. Что за горючий порошок у него и зачем? Почему убегал?
— Не могу, — посетовал Вовчик, — тут про это ничего не написано.
И показал мне листок, с которого он читал вопросы. Вот их перечень: «Как тебя зовут? Где ты живешь? Чем занимаешься? Есть ли у тебя семья?».
Я тупо повертел Вовкин листок:
— Слушай, Питон, а ты не мог у переводчиков более нужные вопросы переписать?
Вова потупился.
— За каким хреном мне нужно все это знать? Ну ладно, имя, ну ладно, место жительства, ну ладно, род занятий. Но скажи, зачем на допросе задавать вопрос о семье?
Ответ меня сразил:
— Чтобы наладить эмоциональный контакт с допрашиваемым.
— Хорошо, — взвился я, — есть контакт, а дальше что?
Вова снова потупился. Допрос зашел в тупик. Но тут подошел сержант Шилов:
— Товарищ старший лейтенант. Дайте, я его допрошу.
— Шилов, ты что, по-афгански понимаешь? — обалдело спросил я.
— Немного, — скромно помявшись, ответил Шилов. — Можно мы с ним отойдем?
— Ну, отойди.
Через некоторое время я решил посмотреть, как продвигается допрос, и застал такую картину. Над сидящим пленным склонился Шилов и грозно спрашивал:
— Фарси фамади?
— Нэ понежу, — отвечал пленный.
Мощный кулак Шилова опустился на голову пленного:
— А теперь, фамади?
В моем мозгу тоскливо пронеслось: «Переводчики, мать их…».
Летом 1984 г. отряд под командованием Д.Е. Лютого впервые начал работать в русле реки Аргастан. Это был духовский заповедник. Здесь не то что советского солдата никто никогда не видел, а и афганские сар-бозы были в этих краях редкостью. Стоял там афганский пограничный батальон. Но главным образом охранял он сам себя. Хотя разведданными они обладали очень ценными.
Правил в этом довольно большом районе местный землевладелец Аладат. Суд вершил местный казн — Наузи. Причем законы были весьма суровы. За недоимки отрубали пальцы и даже руки. Аладат чувствовал себя наместником Аллаха на земле и никого и ничего не боялся. Это его и сгубило. Случайно столкнулся он с нашим отрядом, который вели афганские погранцы, и в результате короткого боя был убит.
Днем позже наши же замочили Наузи по наводке пограничников. А у комбата погранцов с этими двумя были свои личные счеты.
Вообще мужик он был героический. Звали его Бариалай. В свое время Аладат взял его в плен, и Наузи приговорил его к смерти. Но Бариалай незадолго до казни смог бежать. С тех пор он считал обоих своими кровниками. По афганским законам не очень хорошо, когда кто-то вместо тебя мочит твоего кровного врага. Но здесь случай особый.
Поэтому Бариалай подарил Диме Лютому одного из пленных по имени Гапар. Пленный этот был подручным палача и любовником Наузи. У них там, в Афгане, это никого не шокирует. Поскольку он был лицом приближенным, мы надеялись, что он может много интересного рассказать. У нас в отряде он сидел в «зиндане» — обыкновенной яме, глубиной метра два с половиной. В этом же «зиндане» отбывали наказание провинившиеся солдаты отряда.
На допрос Гапара приводил часовой. Кстати, говорить Гапар не хотел. Постоянно вешал нам какую-то лапшу на уши. Как мы его не «кололи», он молчал, ссылаясь на то, что он не понимает на фарси, или на то, что ничего не знает.
И вот однажды приводит его на очередной допрос часовой. Мы начали допрос, но вместо ответа Гапар запел, глупо улыбаясь:
— Жили у бабуси два веселых гуся.
Оказывается, часовой незаметно щелкнул пальцами и шепнул: «Гапар, песню!».
После этого на вопрос, кто он, Гапар четко по-русски ответил:
— Гапар — пи…орас!
А в конце уже от себя добавил:
— Дембель давай!
Как выяснилось, научили его всему наши же бойцы, арестованные за какие-то нарушения дисциплины. Пока мы с ним цацкались, а он нам вешал на уши: «Моя-твоя не понимай», бойцы двинули ему несколько раз по почкам, и у Гапара вдруг открылась склонность к языкам.
Видя такое дело, Мишка Вороницкий, наш начальник разведки, уже изрядно уставший от безрезультатных допросов, попросил переводчика:
— Рахимка, спроси, а не хочет ли он за свою информацию получить мешок пи…дюлей?
Рахимка добросовестно перевел. Гапар оживился, но попросил объяснить, что это такое, чего ему целый мешок предлагают.
Тогда Ворон, у которого удар правой, как у лошади копытом, двинул любознательному пленному в живот. Несчастный охнул и сполз на пол по стене, беззвучно глотая воздух.
Когда он более или менее очухался, Рахимка перевел ему, что это был всего один «пи. дюль», а ему предлагают этого добра целый мешок.
Гапар оказался быстро соображающим парнем, поэтому благоразумно отказался и предложил рассказать все забесплатно.
Собрав довольно большой материал по складам Аладата, Ворон доложил агентурщикам о новом источнике. Этих уговаривать не пришлось, и утром следующего дня они уже были у нас в штабе. Напустили таинственности, попросили нас всех выйти. Мол, они его сами расколют и узнают то, что нам этот душок еще не сказал.
Мы вышли, покурили, потрепались о том, о сем. Минут через тридцать вышел старший агентурной группы и возмущенно спросил:
— Вы кого нам дали? Он несет какую-то чушь. Говорит, что бедный крестьянин.
Ворон мигом смекнул, что, увидев незнакомых мужиков в костюмах, Гапар принял их за больших начальников и решил попробовать, навешав им лапши, выйти на свободу. Поэтому он сказал:
— Да вы, наверное, спрашивать не умеете, можно мы поприсутствуем на допросе?
Начальник агентурщиков разрешил. Вошли, сели. «Агентура» снова вопросы задает, а Гапар снова «Ваньку валяет». Гости уже на нас волком смотрят.
И тут Ворон, глядя в окно, вдруг неожиданно спрашивает:
— Ой, куда это интересно наш комбат так спешит?
