ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Как тебе не стыдно?! (Крестится.)
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Почему ты крестишься? Ты же образованный человек.
Владимир Николаевич кивает, крестится.
ПЕТР ИВАНОВИЧ (в зал) . Неделю назад лечу в самолете. Летят в основном ученые: физики, химики – все атеисты. Девочка лет пяти спрашивает бабушку: «А что, если наш самолет сломается и упадет на землю?» Та молчит. Она снова: «Что, если самолет упадет?.. А если самолет упадет?..» И все: «Де-воч-ка, не говори так! Не надо!» Ни во что не верят, но на всякий случай, чтобы не накликала беды.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Мы погибнем, я чувствую… Прощай, Володя, прости за всё.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Помолчи.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Если останешься жив, скажи моей жене…
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Пусть не печалится. Через год выходит замуж.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. А еще скажи…
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Помолчи!
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Не понимаю, за что… За что?!
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Мы Бога прогневали. Не так живем.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Это верно, не так.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Чем не так?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Воруете.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Кто?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Вы.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Кто – вы?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Вы все.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Неправда! Не все. Наверху воруют, внизу воруют… посередине воруют. Но на самом верху и в самом низу – нет! Там родники, там горный воздух, там спасение. Так что ты не прав, воруют не все. (Машинально берет записку, читает.) «Все». Одно слово в записке – «все»… Совпадение.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Да нет, воруют так, что на совпадение не похоже.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Лжем, завидуем, угодничаем, подличаем…
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ (в зал) . Хана всем, отсюда никто не выйдет! Ни один человек. Видели картину «Гибель Помпеи»? Никто не спасся. Нас откопают через две тысячи лет. Может, они там, в Помпеях, тоже все лгали и воровали по-черному и думали: «Ничего, сойдет как-нибудь». Не сошло.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ (крестится) . Господи, прости мне прегрешения мои и помыслы мои нечистые. Сделай, Господи, так, чтобы темные силы отступили от меня.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. И от меня.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Дай мне, Господи, еще один шанс, я исправлюсь.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. И я.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Прости меня, Господи!
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. И меня, Володь.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. И его, Господи. Мы, Господи, будем честно делать дело, к которому ты призвал нас.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Попробуйте хотя бы не врать никогда людям.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Попробуем никогда не врать хотя бы людям… Тьфу ты. Ты, Господи, еще будешь гордиться нами.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ты не пожалеешь, Господи, я тебе точно говорю. Ты так обрадуешься, когда мы переродимся, ты не узнаешь нас, ты даже не представляешь, Господи, как мы изменимся.
Молчание.
Поздно, нам отсюда не выйти. (В зал.) Вам тоже.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Помолчи, а!
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Мне тридцать семь лет, как Пушкину. (Щупает голову, смотрит на ладонь.) Сколько в человеке крови?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Десять литров.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Пять вытекло.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Нет, в человеке пять литров.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Значит, последние капли.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ (Петру Ивановичу) . Что еще в записках?
ПЕТР ИВАНОВИЧ (достает записку, читает) . «Чтобы спастись, надо принести жертву». (Всматривается.) Или «в жертву». Короче, требуют принести кого-то из вас в жертву.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Почему из нас?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Больше некого.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ерунда!
(Поет.) «Стою на полустаночке в цветастом полушалочке, а мимо пролетают поезда».
(Владимиру Николаевичу.) Отойдем в сторону.
Выходят на авансцену.
Если кого-то из нас, то тебя.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Почему меня?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Потому, что всегда приносят в жертву лучшего. Ты – гений!
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Я – графоман.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ты – редкий талант, такие рождаются раз в сто лет.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Я – бездарность, Игорь, полная бездарность.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Нет, искренне говорю, нет. Это в тебе играет скромность, еще одно твое большое достоинство. Ты – лучший из всех.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Нет, я знаю себе цену. Мы друг перед другом распускаем хвосты. Я графоман, законченный графоман. И я алкоголик.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Нет!
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Да.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ты просто не знаешь себя, абсолютно не знаешь, ты даже не догадываешься, какие в тебе скрыты богатства.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. И жена говорит то же самое.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Вот видишь!
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Что бездарность и алкоголик.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Я вообще не помню тебя пьяным.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Естественно. Ты всегда напиваешься раньше меня. Я для тебя вечно трезвый. Нет, если уж кого и приносить в жертву…
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Это исключено.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Почему?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Я не хочу… (Кивает на Петра Ивановича.) Давай его. Его тоже сюда позвали, его первого позвали, он первый сюда пришел.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Он лучше нас.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Лучше! Намного. Даже смешно сравнивать. Это такой замечательный человек!
(Берет в руку колотушку, прячет за спину.) Он лучше всех на белом свете.
Оба подходят к Петру Ивановичу.
Ну что?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Что?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ничего… Как жизнь? Чем сейчас занимаешься?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Разговариваю с двумя балбесами.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Понятно… Ну и что?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Что?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Что пишет народ?
ПЕТР ИВАНОВИЧ (читает записку) . «Если на что-то решился, делай немедля».
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Серьезно? (Подходит к Петру Ивановичу со спины, хочет размахнуться колотушкой.)
ПЕТР ИВАНОВИЧ (поворачивается к нему). Вот. (Протягивает записку.)
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ (читает) . «Если на что-то решился, делай немедля». Интересно, что они вчера здесь обсуждали.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Сядь посиди, на тебе лица нет.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ничего, ничего… Ну и что?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Что?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Как жизнь?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Что ты заладил – «жизнь, жизнь»?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Что еще пишут?
Петр Иванович поворачивается к столу с записками, Игорь Алексеевич замахивается колотушкой.
ПЕТР ИВАНОВИЧ (поворачивается) . Может, тебе еще одну таблетку выпить?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Нет, спасибо, я сыт.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Бледный как смерть.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Ты видел смерть близко?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Не пришлось.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ничего, еще не вечер.
Владимир Николаевич забирает у Игоря Алексеевича колотушку, отходит в сторону.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. С двух сторон зашли. Хотите в глаз плюнуть? Не получится.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Петь, вот скажи, откуда у тебя, нормального русского интеллигента, такие черные мысли? Ну откуда? Это уже надо совсем потерять веру в людей.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Людям верю, а вам не очень.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. За кого же ты нас принимаешь?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. За нечистую силу. От вас всего можно ожидать.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ (мнется на месте) . А вообще что?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Что?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Как жизнь?.. Можно одну записку я сам прочитаю?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Да хоть все.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ
(выбирает записку, читает) . «Другой такой случай может не представиться».
Владимир Николаевич за спиной Петра Ивановича поднимает колотушку.
ПЕТР ИВАНОВИЧ (берет записку у Игоря Алексеевича) . Где же? Здесь что написано?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Предчувствий никаких нет?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Нет.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Зря.
Владимир Николаевич бьет Петра Ивановича колотушкой по голове.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ (Петру Ивановичу с участием). Что?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Что-то мне… плохо.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. А что такое?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Поплыло все перед глазами.
Владимир Николаевич покаянно плачет, крестится.
И кто-то плачет.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Коммунист?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Нет, кто-то из реформаторов. Слабость в ногах… в руках.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Господи, да что же такое с тобой?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Но нет, вроде получше.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ
(Владимиру Николаевичу) . Ему получше.
Владимир Николаевич размахивается, бьет Петра Ивановича колотушкой по голове.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Нет, показалось, что лучше.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ (подходит, берет его за запястье) . Пульс прерывистый.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Дыхание?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Слабое.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Зрачки?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Бегают.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Прощайте.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Перестань! Возьми себя в руки.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Нет, прощайте.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Как тебе не стыдно?!
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Живите дружно. Делитесь с ближними и дальними, не всё себе. Уступайте места инвалидам и беременным. Поддерживайте отечественного производителя.
