– Леня, какой фотоаппарат? – оторопел тот. – Ты что, не видишь, чем мы торгуем?!
– Дай фотоаппарат! Не видишь, что ли, кто это!
– Вижу, ну и что?
– Дай ему фотоаппарат!
Через пару минут на прилавке лежал десяток фотоаппаратов.
– Выбирай, – приказал Леня.
Я выбрал.
– Дай ему пленку! – приказал он Грише.
– Он заряжен.
– Тогда сфотографируй нас!
А когда мы уже уходили, он обратился к хозяину:
– Гриша, позвони мне! У меня есть для тебя товар!..
Это тоже Одесса. Которая уже там, на Брайтоне.
… Да, мой город дал сильный крен, он вот-вот опрокинется и уйдет под воду, как подбитый кит. Но кое-что осталось. Остались блестки одесского разговора. Это неистребимо, это в генах, и по этому коду я всегда узнаю Одессу – что на Приморском бульваре, что на брайтонской дощатой набережной. И оттого я твердо знаю: как бы Одесса ни менялась – все равно она останется Одессой.
Скажу сразу: кино для меня – это хобби. Никогда не пойму этого вида искусства – его прелести, его тонкостей. Да и попал я в кино случайно. Но ничуть об этом не жалею.
Я снимался в неплохих фильмах, потому что мог выбирать, и даже несколько сценариев известных режиссеров отверг, причем оказался прав – фильмы не получились. Исключение – «Из жизни отдыхающих» Николая Губенко: роль, которую он мне предлагал, блестяще сыграл Ролан Быков. Но я тогда репетировал у Михаила Левитина «Хармс! Чармс! Шардам!» и был поглощен этим трудным спектаклем, а работать на два фронта я до сих пор не умею.
В кино сценарий меняется каждые пять минут, и никто (по-моему, даже сам режиссер) не знает, чем все это кончится…
Кино – это искусство режиссера, сценариста, оператора, гримера – и чуть-чуть актера. Актеры-профессионалы знают, где опустить глаза, они видят и чувствуют камеру.
Кино – это монтаж. Здесь доделывается все, что не получилось и что получилось. Здесь колдует режиссер.
Кино – это дубляж. Самое муторное дело, между прочим: попадать в свою же речь, в свою интонацию, в тон партнеру. Просто пытка! В дубляже, кстати, можно спасти и бездарную игру. Что и делают нередко хорошие актеры.
Телефильм «Волны Черного моря» по Валентину Катаеву снимали на Киевской студии, и все же результат, по-моему, замечательный. Настоящая Одесса, точный юмор.
Я играл эпизод – администратора цирка, который совершал прыжок с пятиметровой вышки в горящую яму, чтобы заработать денег, спасти детей и семью.
Хоть когда-то я и занимался акробатикой и прыжками в воду, но прыгать в огонь отказался. И тогда пригласили дублера Мишу, который даже вблизи был похож на меня, и он согласился за гроши рисковать жизнью. Видимо, у него тоже были дети. А может, он так любил кино?..
На крутом черноморском обрыве поставили столб высотой метров в пять, соорудили на нем площадку, на которой стоял в специальном костюме прыгун Миша, то есть якобы я. Внизу вырыли яму, залили мазутом. А вдали стояла пожарная машина. Скомандовали «Начали!», подожгли мазут. Барабанная дробь… Но мазута налили больше, чем нужно. Из ямы вырвалось пламя, не то что прыгнуть – снимать было невозможно! Ветром огонь перекинуло на столб, который стал гореть, как спичка. Наверху заметался Миша. То, что он кричал, по-моему, было покрепче мата…
Все произошло в считаные секунды. Столб начал крениться и падать в яму. Закричали: «Пожарник!», «Пожарник!» Кто-то сказал, что он обедает. Да и вообще у него нет воды… Откуда ж он знал, что загорится!..
Догадались – схватили одеяло: «Прыгай, Миша!» Он прыгнул – и тут же столб бухнулся в горящую яму…
Мишу, кричавшего «Нога! Моя нога!..», отправили в больницу. «Эх, жаль, – сетовал режиссер, – что мы этого не сняли!..»
Эпилог у этой трагикомической истории примечательный.
Через много лет, гастролируя в Америке, я обедал в ресторане. Мне сказали, что меня хочет видеть один человек. Вошел тот самый Миша в халате повара со словами:
– Ну, ты меня узнал?!
Я говорю:
– Вроде что-то знакомое…
– «Что-то!» – Он нагнулся, поцеловал меня. – Если бы не ты, не твое кино, я никогда не попал бы в Америку. Я был обозлен на всех – на тебя, на пожарных, на кино, на страну… Уехал сюда. В кино не снимаюсь, не прыгаю – кручусь! Видишь, это мой ресторан. И я счастлив! Спасибо тебе, Роман! Сегодня ты у меня ужинаешь бесплатно!..
Даже не помню, как назывался тот фильм – о юном герое-партизане Володе Дубинине. Хотя снимал его не кто-нибудь, а сам Роман Виктюк – правда, тогда еще никому не известный.
Съемки велись в катакомбах. Я играл (хоть «играл» – это слишком сильно сказано) повара-партизана.
По-моему, фильма никто не видел, и слава богу, потому что порой бывает стыдно за бесцельно прожитую жизнь, даже если это киножизнь…
Зато потом мы встретились с Виктюком в нашем с Витей Ильченко спектакле «Браво, сатира!». Но это уже другой сюжет.
Следующая моя киношная неудача была в фильме «Дюма на Кавказе». Прекрасный сценарий Резо Габриадзе, но – режиссер не потянул.
Мы с Витей изображали газетчиков. Играли в красивых костюмах, в бакенбардах. Жили в Крыму. Море, солнце, жара, а мы в сюртуках и цилиндрах – кошмар!
Никогда не забуду одну сцену. Мы спали в каких-то вагончиках, и вот часов в шесть утра я услышал тихое пение. Пели на грузинском, очень красиво. Я встал, подошел к окну и в лучах восходящего солнца увидел Резо и еще одного актера, сидевших на перевернутой катушке высоковольтных проводов. Рядом были разложены помидоры, сыр, стояло несколько бутылок вина. Как они пели!
Я вышел к ним, мне налили вина, и Габриадзе сказал:
– Я хочу выпить за вашу нацию, которая дала миру Христа и Жванецкого!
Еще одна неудача – в фильме «Нечистая сила». Трое артистов изображали сказочных персонажей и творили всяческие чудеса. Что-то даже было в этом сценарии, однако фильм, к сожалению, не получился.
Но что мне нравилось – «нечистая сила», хорошо одетая, регулярно приходила в ресторан, заказывала икру, севрюгу, балык (это было еще до перестройки). Стол ломился. Мы ели, пили, затем делали несколько дублей – и снова ели, пили… Дублер мне здесь был не нужен!
Звонят мне как-то из Ленинграда с предложением сыграть Швондера в телефильме Владимира Бортко «Собачье сердце». Булгаковскую повесть я прочел много лет назад в самиздате, был потрясен и тогда уже думал, как это можно было бы сыграть, совершенно не предполагая, что когда-нибудь доведется это сделать.
И вот я в Ленинграде. Еще не знаю, кто играет. Сижу в гримуборной – и вдруг в зеркале вижу Шарикова. Боже! Какое точное попадание!..
Начались съемки. У режиссера была единственная просьба ко мне – не перебарщивать в мимике. Играть было поразительно легко. Ведь образ был мне так хорошо известен! Он сопровождал меня всю жизнь.
Я уже упоминал монолог Жванецкого, в котором маленький работник культуры долбает спектакль. Так вот, почти в каждом спектакле у меня был монолог подобного персонажа. Сколько крови попортили нам такие долбодубы, как они вредили искусству!..
Лучшей своей ролью в кино я считаю Боярского в телефильме Владимира Аленикова «Биндюжник и Король». Во-первых, Бабель, во-вторых, Одесса, в-третьих, блестящий актерский состав – Васильева, Гердт, Джигарханян, Евстигнеев, в-четвертых, мюзикл, где все поют своими голосами. Я пел, танцевал; я знал все это изнутри.
Фильм снимался на Молдаванке, во дворе, где бегали куры, стояла лошадь, висело белье. Железная лестница вела на второй этаж, там мы гримировались, ели, лежали, говорили – больше всего с Гердтом. Боже мой, как он знал Одессу, как он ее любил и понимал! Десятки знакомых, десятки историй… И Одесса его очень любила. Гердт был нам с Витей крестным отцом, потому что присутствовал на смотринах в театре Райкина. Кстати, Райкин Зиновия Ефимовича просто обожал. Да и кто его не любил?! Вокруг него всегда была толпа. Как-то в Москве он пришел на мой спектакль «Моя Одесса»: в самых тонких местах раздавался его низкий бархатный смех. Это была высшая похвала мастера.
А фантастическая Таня Васильева! А Армен Джигарханян – армянин, так блестяще сыгравший еврея! Нехаму играла замечательная киевская актриса Раиса Недашковская. А как потрясающе сыграл свою эпизодическую роль Евгений Евстигнеев! Великий актер. На съемках он был немногословен, немного замкнут, но если уж говорил, то смачно. А красавица Ирина Розанова – Марусечка! А Максим Леонидов, который пел Беню! А музыка Александра Журбина!..
Молдаванский двор сдавал нам один дядечка, лысый, как мяч. Каждые пять минут он меня спрашивал: «Ты уже кушал? Что тебе дать?.. Что слышно в Москве? Зачем ты уехал? Мы что, тебя обидели? Ты испортил себе жизнь!..»
Съемки в этом дворе шли уже много дней, как вдруг в один прекрасный вечер здесь произошло явление богини. Закончилась съемка, сидим усталые на ржавой мансарде, курим, и внезапно в лучах заходящего солнца появляется дива неземной красоты – высокая, с ногами от шеи, в полупрозрачном легком платье. Непонятно, откуда она взялась и где была раньше. Все обалдели. Съемки остановились. Дива спустилась по лестнице, проплыла меж нами, вышла из грязного двора, села в подкативший старый «жигуленок» и укатила. Больше мы ее не видели… Это тоже Одесса!
