Слушай, я тут на Достоевского смотрел.
Он на полке стоял. Я на полу.
Снизу пересчитал. Это ж томов пятнадцать. Где-то миллиметров по восемьдесят, по сто.
Конечно, с таким талантом себя прокормишь и всех внуков.
Эти тоже, женщины наши… Пишут толсто. Много и толсто. Я одну раскрыл – о тебе подумал, Мишечка. Букв у ей – миллионы… Так Достоевский уже умер, а эта ж ещё живёт. И пишет, и пишет.
Да, вот это талант. На века обеспечит. А ещё там, говорят, у них целые артели.
Кто-то по выстрелам, кто-то по юмору, по эротической постели двое трудятся. Чтоб наглядно. Чтоб позы, варианты – всё как в жизни. Хотя что там в жизни?! Что в той жизни? Правда, Мишечка?
Что мы в жизни той видим?
Главное, чтоб читать было интересно.
Правда, Мишечка?
О тебе думал!!!
И тебе надо, Михаил… И думать… И любовь описывать…
Если сам уже не можешь по медицинским показаниям – набери молодёжь. Ты ж любовь по памяти описываешь? А? Да? Запряги людей.
А? Один – по шуткам, другой – по сексу, и третий чтоб всегда тебя представлял. Там, выпить, с женщиной провести. А?.. Двойник, как у Гитлера? А?
Да? А что? А пусть под тебя работает. Лысина, живот. А? Да?
Но молодой… Во хитрость… А? Да?
Такое можно натворить… А?
Ты в Москве, а дети твои вдруг появляются в Афганистане. А?.. Ну?..
Мол, воевал против Америки.
Да?..
Сейчас модно против Америки воевать?.. А?..
И сейчас скандалы любят.
И я тебе скажу – никого не интересует, что ты там пишешь, а вот если ты изнасиловал принцессу Бангладеш или бомжа на вокзале или угнал экскаватор из Кувейта – вот тут ты – писатель, тут ты – юморист, вот тут ты – талант.
Верно? Да? А?.. Ну?..
Такое можно натворить.
А сейчас что?
Постоянной зарплаты нет.
Малейшая неудача и ты – фюить!
Ты хотя бы примеры негативные собираешь?
Что такое талант? На сколько хватит?
Я вижу, и ты в тревоге…
Надо было давно меня звать… А? Да?..
Ну, давай, наливай, будем дальше думать.
Сейчас этих юмористов, как китайцев на базаре.
А вот Китай… А?
Они, если пойдут, китайцы…
Да куда бы они ни пошли…
Как они так размножаются?
Во время наступления, во время отступления. Их жертвы не интересуют.
В одной комнате – сто, двести…
А?.. Не думал?..
Ну, наливай, будем думать…
Их, китайцев, только встречным размножением можно одолеть…
А наши – талант, талант…
Размножением и нехваткой продовольствия.
И смотри, венерология их не берет.
Вот их миллиард, а венерологии нет.
Всё, замолкаем. Наливаем. О тебе думаем.
Я ж тоже не сам говорю.
Жена твоя через тётю беспокоится.
А ты думал? Нужен ты мне…
Ну, давай, наливай…
Будем быстрей соображать.
Этот дар тебе от Бога…
Ты себя им можешь поддерживать и защищать.
Он освежает тебя.
Он вылечивает тебя.
Он делает тебя независимым.
Я не знаю, заслужил ли ты его.
Все, что ты приобрел и достиг, не стоит того, что имеешь с детства.
Через тебя говорят с людьми.
Тебе повезло. Ты сам радуешься тому, что говоришь.
Ты понятен почти каждому.
А кто не понимает, тот чувствует, и чувствует, что не понимает.
Перестань переживать и сравнивать себя.
Или переживай и сравнивай.
Ты и сравниваешь, потому что не понимаешь дара.
И не понимай.
Господи! Как ты проклинаешь свою мнительность, впечатлительность, обидчивость, ранимость.
Как ты проклинаешь себя за вечно пылающее нутро. Эту топку, где мгновенно сгорают все хвалы и долго горят плохие слова.
Как ты проклинаешь память, что оставляет плохое.
Как ты проклинаешь своё злопамятство, свой ужас от лжи.
Ты не можешь простить малую фальшь и неправду, а как людям обойтись без неё?
Ты же сам без неё не обходишься…
Как неприятен ты в своих нотациях и поучениях.
И как сражён наповал ответным поучением.
Как ты труслив в процессе и неожиданно спокоен у результата.
Как ненавистно тебе то, что ты видишь в зеркале.
Ты всё время занят собой.
Ты копаешь внутри и не можешь перекопать.
Существует то, что волнует тебя.
И те, что волнуют тебя.
Ты так занят этим, что потерял весь мир.
Ты видишь себя со стороны.
Ты слышишь себя со стороны.
Ты неприятен окружающим, которым достаётся результат этой борьбы.
Ты внимателен только к тому, что нужно тебе.
Ты вылавливаешь чужую фразу или мысль и не можешь объяснить себе, почему именно её. Как гончая, как наркоман, как алкаш, ты чуешь запах чьей-то мысли.
И ничего не можешь объяснить.
Ты молчалив и ничтожен за столом.
Все охотятся за тобой, а ты охотишься за каждым.
Но ты профессионал.
Они не подозревают, что твои одежды сшиты из их лоскутов.
К тебе невозможно приспособиться – ты одновременно приспосабливаешься сам. Перевитое вращение червей.
И этого требуешь.
И это ненавидишь.
Ты издеваешься над глупостью, над жадностью.
А кто сказал тебе, что это они?
И кто может существовать без них?
Ты их распознаёшь по своему подобию.
Ты передразниваешь манеру собеседника вслух, делая его врагом.
Ты уверен, что разгадываешь обман, от этого обманут и бит сто раз на дню.
Тебе забили рот простым комплиментом и всучили, что хотели.
Не зная, что из всех этих несчастий выгоду извлекаешь ты.
Весь этот ужас даёт тебе возможность писать и волновать других.
И весь этот ужас люди называют талантом.
Весь этот ужас переходит в буквы, представляешь!
Просто переходит в буквы, которые передают только то, что могут.
И вызывают ответы.
Хорошие сгорают мгновенно.
Плохие горят долго, сохраняя жар в топке, называемой душой.
P. S. Автор – единственный, кто может стать лучше, прочитав это!
Выпьем за водку, за коньяк, за виски, за текилу, за чачу, за сливовицу, за обыкновенный сельский самогон, за спирт обмывочный, за тормозуху, за медицинский спирт-ректификат и за тройной одеколон.
Выпьем за ликёр, за марочные вина, за портвейн «777».
За клюковку Танечки Тарасовой, великой женщины и тренера.
За самогон Олега Губаря.
За закуску, за горячее, за гостей, то есть за нас, прошедших через спирт «Роял».
Выпьем за повсеместный плодово-ягодный с дождём и грязью.
За фуршет подвальный Привозный под конфетку соевого шоколада Розы Люксембург.
За всё, что избавляло нас от жизни и отправляло нас, слюнявых, грязных и счастливых, за кордон.
На Запад, в Африку со стариком Хемингуэем – безоружных на сафари, на корриду, в Гайд-парк.
Выпьем за джин «Бифитер».
За содовую.
Мы про неё читали.
Мы ещё не знали, что «Боржоми» лучше.
Как «Лидия», как «Изабелла».
Всё дело в качестве литературы.
Выпьем за самогон.
За мутный сельский самогон в бутылке, заткнутый початком кукурузы.
За кайф.
За потрясающий полёт.
За женский смех и шёпот прямо в ухо с покусыванием.
А дальше выпьем за закуску.
Холодное…
Как в ресторанах – «от вчера»…
За холодец с суставами и чесночком.
За главную.
За возглавляющую.
За великую селёдочку с картошкой.
Потом, когда объездили и не нашли замену, поняли, что потеряли.
За тюлечку в Одессе.
За рыбец в Ростове.
За омуль на Байкале.
За полярный хариус.
За копчёную ставридку.
Скумбрию.
За угря – советский символ власти, что висел в колхозе Кирова под Таллином с табличкой: «Для Кишинёвского ОБКОМа КПСС».
Выпьем за паштетик из печёночки с лучком.
Не за чёрную икру, что истинные большевики накладывали на свежий огурец зимой…
У нас такого не было внизу.
У нас, как и сейчас, всё было в банках.
Дешёвый каламбур.
Но крабы были в банках.
Грибочки были в банках.
Помидорки были в банках.
Болгарский перец в банках.
Зелень с солью в банках.
Мы крутили. Мы крутили, как заводят самолёты, – одним движением.
Господи, как неповторимо пить за винегрет!
Если вершиною была селёдка, то массою был винегрет.
Ведро…
Нет, таз винегрета…
Помытый, очищенный от мыла.
Таз винегрета.
Деревянными ложками.
И ничего нет лучше до сих пор…
Хоть хлынули моллюски с Запада, древесные грибы с Востока.
Они не поднимают уровень беседы.
Не дают полёт мозгам.
То есть отвлекают от спиртного.
Мы же не кушать собрались.
Пьём за скромность русскую.
Солёные огурчики, помидорчики…
Только не путать мне и не давать всё это быдло в маринаде.
Солёный бочковой пупыристый огурчик-родничок.
Рождённый к водочке.
И помидорчик – тугенький, кисло-кисло-сладковатый.
От вилки – брызги на сидящих, на пьющих, на орущих, на поющих, на вспоминающих, то есть на нас.
Так вот – за нас, с трудом сидящих за столом.
За перемены блюд от 45-го до 2011-го.
За перемену водки от зелёной тусклой поллитровки до винтажной 2,3 с весёлой оружейной рукояткой.
Выпьем за нас, за пьющих под закуску, придуманную и разработанную наравне с оружием.
