Он закончил операцию, и ему стало хорошо. Мысленно он снял перчатки, зажег свет в комнате, раздвинул занавески на окнах и надел ботинки, которые на самом деле не снимал. Затем не только в мыслях, но и наяву, вылез в окно на мороз, пересек двор и вышел на главную улицу, освещенную огнями большого города.
Конечно, Орешников мог и не устраивать весь этот спектакль с лазаньем в окно и грабежом сейфа, ключи от которого были у него самого, а просто в конце рабочего дня достать конверт с деньгами и положить в карман, но так Орешникову было неинтересно.
Теперь он уносил деньги и ноги подальше от фотографии, и его следы заметало снегом.
После трудового дня коллектив распадается на составные части. Люди, которые вместе работают, живут, слава богу, раздельно. И заботы у них совершенно разные.
Юра и Ира, которых спугнул Орешников, прибежали после работы в узенький переулок, густо забитый народом. На грязном желтом снегу топтались сотни людей. Они прихлопывали себя по бокам, дышали на озябшие руки, переминались с одной обледенелой ноги на другую. А вокруг — на стенах домов, на стволах деревьев, на водосточных трубах, даже на урнах — не оставалось свободного места. Все было заклеено бумажками с призывным текстом.
Ира достала из сумочки два картонных плаката, оба на веревочках, один надела на шею Юре, второй нацепила на себя. Затем они стали расхаживать взад и вперед среди других горожан, которые тоже носили на шеях ярмо.
Непосвященный не смог бы понять, что это — барахолка или клуб заговорщиков?
Ни то ни другое!
Трудно найти человека, который доволен своей квартирой! Меняться хотят все. И поэтому в каждом городе существует Бюро обмена. А возле Бюро обмена — толкучка, к ужасу тех, кто живет в соседних домах.
Плакаты, которые носили лаборанты, взывали: «Меняем комнату 12,1 кв. м в пятикомнатной квартире, все удобства, телефон — на две комнаты, не менее 10 метров каждая» .
Первым напал на молодых людей странный субъект, сильно помятый, похоже — с перепоя. Его тоже украшал плакат:
«Меняю комнату 5,77 кв. м в деревянном доме без удобств на равноценную» .
— Не подойдет? — спросил он Юру. Тот отрицательно покачал головой, и они разошлись.
— Добрый вечер! — окликнула Иру трехкомнатная квартира, которая менялась на четырехкомнатную. Трехкомнатную представляло существо, закутанное с головы до ног в шубы и одеяла.
— Здравствуйте! — обрадовались влюбленные. — Что-то вас давно не было!
— Болел! — ответила трехкомнатная квартира. — Простудился на этом проклятом месте! А вы одеты легкомысленно. Без валенок не обменяешься, а попадешь в больницу.
— У нас нет валенок! — признались Ира и Юра. — Как ваши дела?
— Четырехкомнатные не строят! Считается, что они не нужны! А вы собираетесь доплатить?
— Что вы! У нас нет денег! Мы хотим пожениться, но нам негде. У Ириных родителей и без меня тесно. А я с братом живу на двенадцати метрах.
— Вы его комнату меняете?
— Ну да!
— Без доплаты никто не пойдет!
— Может быть, кто-нибудь найдется…
— Дураков мало!
— Все-таки есть, — сказала Ира с надеждой.
В отличие от Иры и Юры у Кирилла Ивановича Полотенцева была, быть может, самая большая квартира в городе — семикомнатная.
Чтобы обеспечить Кирилла Ивановича, пришлось объединить две соседние трехкомнатные квартиры. Кирилл Иванович и его жена Вера Фоминична нашли приют в лишней кухне, из которой, когда выкинули плиту и мойку, получилась отличная шестиметровая комната с окном. Две ванные и два туалета были сохранены. Иначе перед этими помещениями выстраивалась бы очередь.
Дело в том, что у директора фотографии, человека в общем-то смирного, было десять детей. Все население квартиры составляло шестнадцать душ: значит, Кирилл Иванович с женой, десять упомянутых детей, из которых старший, Сева, женился и старшая, Наташа, вышла замуж; Сева и его жена Муза успели обзавестись сыном Левочкой, и была еще жива и во все лезла мама Веры Фоминичны. Все ее звали по имени — бабушка Катя. Когда Кирилл Иванович, возвращаясь со службы, вошел во двор, то сразу увидел четырехлетнего внука Левочку. Он вел беседу с приятелем из соседнего подъезда.
— Мне папа купил заводной вертолет! — хвастал приятель.
— Подумаешь! Мне дедушка обещал заводную ракету! — сказал Левочка.
Приятель задумался, чем бы перещеголять Левочку, и, наконец, сообразил:
— А у меня дедушка умер!
Левочка не сдался:
— Подумаешь! Мой дедушка тоже скоро умрет!
Кирилл Иванович остановился и явственно ощутил, как его кольнуло в самое сердце. А внук Левочка, увидев деда, радостно кинулся навстречу:
— Дедушка, что принес?
Чтобы в колхозе Полотенцевых не было неразберихи, Вера Фоминична всегда назначала дежурных. Расписание дежурств висело в Коридоре возле вешалки.
Сегодня обязанности диспетчера выполнял Коля, восьмой по счету ребенок, ученик третьего класса.
— Докладывай! — сказал ему Полотенцев-старший, войдя в квартиру и раздевая Левочку, который оказывал посильное сопротивление.
— Значит, так, — приступил Коля. — Муза пошла к зубному, Сева пошел с ней, потому что она боится. Мама уехала на съезд металлистов, я ей помогал писать приветствие. Гена двойку схватил по алгебре, зато Люба сдала зачет.
— Какой? — спросил Полотенцев-старший.
— По спектральному анализу! — бойко ответил современней ребенок. — А Наташка беременная…
И прежде чем отец успел опомниться, дежурный закончил рапорт:
— Я принес белье из прачечной, а учитель в студии сказал, что мне нужен мольберт!
Кирилл Иванович всегда возвращался домой с опаской. Его десять отпрысков вечно нуждались в чем-то, и позарез!
— Без мольберта ты уже не можешь.
— Все говорят, что у меня способности, ты тоже любишь похвастать: мой Коля здорово рисует…
— Денег нет, — сказал отец святую правду. Попробуйте одеть, обуть и прокормить такую ораву на зарплату директора фотографии!
— Вот тебе письменная заявка, — Коля протянул отцу бумагу. — При распределения получки и пособия на многодетность учтите.
В это время со съезда металлистов вернулась глава колхоза Вера Фоминична. Она была единственной матерью-героиней в городе, и поэтому ее, как местную достопримечательность, бесконечно тягали на все городские собрания, заседания и митинги. Одобрить почин, зачитать приветствие или заклеймить империалистов было теперь для нее плевым делом. А дети тем временем росли по принципу самообслуживания. И хорошо росли!
Тем не менее Вера Фоминична царствовала в семье, а Кирилл Иванович занимал при дворе скромное положение, нечто вроде министра без портфеля.
Вера Фоминична вошла, остановилась возле двери и поставила на пол хозяйственную сумку, в которой лежали шестнадцать пирожных — на каждого по штуке.
— Коле нужен мольберт, — сообщил Кирилл Иванович.
— Конечно, нужен. А Пете необходима белая рубашка.
— Почему он не может носить Лешину?
— Не может! Теперь такие воротнички не носят.
— Наташа в положении!
— Кто сказал? — улыбнулась Вера Фоминична. В этой семье всегда радовались пополнению.
— Я сказал, — вставил Коля, добравшись до коробки с пирожными. — Я сегодня дежурный.
— Леше нужен гоночный велосипед, — вспомнила мама.
Гоночный велосипед был ударом ниже пояса. Полотенцев не нашелся, что сказать.
— Не надо было заводить столько детей, — традиционно пошутила Вера Фоминична.
— Все время что-то нужно. Этому нет конца. Я не миллионер!
— Твое богатство — это дети!
Трогательную сцену испортил Коля. Ему захотелось пирожного. Он снял с вешалки пионерский горн и протрубил сигнал: «Кушайте все!» Из всех дверей повалили в столовую Полотенцевы разного пола и возраста.
Пока семья Кирилла Ивановича шумно ужинала, Лидия Сергеевна возвращалась домой.
Женщина, даже самая красивая, перестает быть похожей на женщину, если после работы едет городским транспортом.
Когда Лидию Сергеевну вытолкнули из трамвая, ее просто нельзя было опознать. Она стала похожей на курицу, которую ощипывали и остановились где-то на полпути. Дышала Лидия Сергеевна, как бригада вокзальных носильщиков, когда у них еще не было тележек.
В таком непотребном виде она заявилась домой.
— Кто тебя мял? — неприветливо встретил ее муж. Лидия Сергеевна упала на стул, но муж не дал ей прийти в себя и привычно взял разгон:
— Где ты шатаешься?
Никто из знакомых не знал имени этого серого мужчины. Все называли его просто: «Муж Лидии Сергеевны». Он не смотрелся рядом с женой, как винегрет рядом с леопардом.
— Обед готов? — устало спросила Лидия Сергеевна. — Я очень голодна.
