— Орешников и Оля успели к городскому театру как раз к началу спектакля. Шла пьеса, которую сварганил для выполнения плана местный артист.
— Билеты в кассе были. Но Орешников подошел к окошку администратора и поздоровался:
— Добрый вечер, Марк Яковлевич!
— Здравствуй, Володя! — улыбнулся ему администратор. — Как отец?
— Выздоравливает и завтра явится на репетицию. Вы мне не дадите два места в партер?
Марк Яковлевич охотно выписал ему места в девятом ряду.
По мраморной лестнице они поднялись в фойе, где висели портреты артистов, снятых в их ранней молодости. По навощенному паркету Орешников подвел Олю к буфетной стойке, они выпили шампанского, закусили пирожным «эклер», и еще Орешников купил несколько конфет, чтобы есть их по ходу представления.
— Вы знаете, Оля, я тоже играл в этом театре, — рассказывал он. — Я сделал гигантскую карьеру. Я начинал с восьмого солдата, а доигрался до того, что у меня была реплика: «Наши взяли город!» Это было вершиной моего творчества!
Оля рассмеялась.
Прозвенел третий звонок. Орешников и Оля устремились в зрительный зал.
— Здесь тепло, — сказала Оля, усаживаясь, — и кресла мягкие…
— А главное, мы, можно сказать, одни! — заметил Орешников, тоже усаживаясь. — Оглянитесь по сторонам!
Оля огляделась. По партеру, кроме них, было разбросано шесть парочек. Две парочки укрылись в бельэтаже. А еще одна парочка на балконе уже целовалась, не дожидаясь, пока погаснет свет.
Но вот огромная хрустальная люстра перестала сверкать. Оркестр из семи грустных музыкантов сыграл торжественную увертюру. Раздвинулся занавес. Декорация изображала сегодняшнюю пятиэтажную деревню. Толпа колхозников, одетых по последней моде, заимствованной из французского журнала «Вог», смотрела на героя и героиню. Причем артистов на сцене было значительно больше, чем зрителей в зале.
— Ты смотри, не бросай родную деревню! — сразу начал разрабатывать конфликт герой.
— Деревня не удовлетворяет мои духовные устремления! — заартачилась героиня.
— Мы скоро троллейбус по главной улице запузырим! — пообещал герой. — И высотный коровник отгрохаем, в двадцать семь этажей!
— А как же коровы будут лазить на такую высоту? — ехидно спросила героиня. Артисты дружно рассмеялись, потому что по замыслу автора это была юмористическая реплика, на которую следовало смеяться.
— Мы их на лифте будем подымать! Не уезжай ты, горька ясная, не ломай золотую любовь… — речитативом заканючил герой.
Орешников и Оля не сводили глаз друг с друга. Им было очень хорошо. Мешали только артисты, потому что говорили громко.
Назавтра сотрудники фотографии приносили себя в жертву, вдохновленные решением общего собрания. Как одни человек, пришли шестнадцать Полотенцевых, дружно пошумели, внесли вклад, вгоняя при этом в пот обоих фотографов, и разбежались по городу.
Когда Алевтина приступила к выполнению долга, ее охватил энтузиазм.
— Опустите голову! — попросил Владимир Антонович, не предполагая, что наносит смертельный удар по священному порыву.
Вложив свой кирпич в здание годового плана, Алевтина возвратилась на рабочее место. Здесь ее поджидал незваный посетитель. Он сидел в распахнутом пальто, под которым виднелся выходной костюм, белая рубашка и галстук, вывязанный узлом величиной с диетическое яйцо высшей категории. В одной руке посетитель держал шапку, в другой — цветок.
Увидев этого человека, Алевтина покраснела.
— Здравствуй, Аля! — сказал Иван Степанович Калачев.
— Вы зачем пришли? — нелюбезно встретила его приемщица.
— Фотографироваться, — улыбнулся Калачев.
— А что, в городе другой фотографии нет?
— Ваша самая лучшая.
— Вы с цветком будете сниматься? — не удержалась от шпильки Алевтина.
— А ты не язви! — с укором сказал Иван Степанович. — Цветок тебе! А зимой цветы очень дороги!
— А с чего это вы так расщедрились?
Тут Калачев решил, что настал удобный момент, хватит тянуть резину, пора брать быка за рога:
— Ты пойми, Алевтина! Я целую ночь не спал, думал, взвешивал! Более подходящей жены мне не найти. Сам-то я немолодой уже, малопривлекательный, живот растет, а на голове наоборот! С тобой мы два сапога — пара! Обмакивать я тебя не буду, и ты меня не будешь — кто на тебя польстится?
Такого Алевтине еще никто и никогда не говорил. По сути дела Калачев установил рекорд!
— Это как же понять? — беззащитно прошептала Алевтина. — Вы мне в любви изъясняетесь, что ли?
Иван Степанович понял, что переборщил.
— А что я такого сказал? — стал оправдываться жених, переполненный серьезными намерениями. — Я тебя любить буду и получку обещаю отдавать всю, до копейки! А другая за меня и не пойдет.
Терпение Алевтины лопнуло:
— Иван Степанович! Я хочу выйти замуж! Все время про это думаю! Но лучше умереть старой девой, чем жить с человеком, который тебя унижает!
— Чего ты кипятишься? — с максимальной нежностью, доступной его сердцу, сказал Иван Степанович. — Я к тебе с открытой душой. И характер твой мне нравится — правдивая ты! А я, понимаешь, вдовец. Не могу жить без хозяйки. Давай вечером в кино пойдем? Ну как? — закончил он с надеждой. — По рукам?
Алевтина нашла спасительный выход:
— Владимир Антонович! Гражданин пришел фотографироваться! Займитесь им, пожалуйста!
И вышла.
Увидев Ивана Степановича с цветком в руке, Орешников задумался и поглядел на модель творческим взглядом.
— Мы сделаем композицию, — вдохновенно сказал он. — Мужчина и роза!
— Этого не надо! — отказался Калачев.
— Вы уж доверьтесь художнику!
— Ни в коем разе! Кому-кому, а художнику нельзя доверять!
Иван Степанович сел и уставился в объектив.
— Ты давай без фокусов, без абстракций!
Тут к Орешникову подошел ретушер Петя и провел языком по страждущему небу:
— Володя, извини, дай три рубля!
Петя был человек бедный и поэтому всегда возвращал долги.
— У меня денег нет!
— А ты мне выдай трешку из кассы взаимопомощи, в официальном порядке, — жажда сделала Петю сообразительным.
— А я эти деньги уже потратил! — сказал правду Орешников, но Петя не поверил, обиделся и ушел.
Чтобы больше не встречаться с Калачевым, Алевтина отсиживалась в кабинете директора. Коротая время, она советовалась с Кириллом Ивановичем по важному поводу.
— Денег ни у кого нет. Под Новый год все растратились, — уныло сетовал Полотенцев.
— Мы не можем ломать традицию. Мы живем дружно, такие мероприятия сплачивают коллектив, — настаивала председатель месткома.
— Я не против, — сдался Кирилл Иванович. — Но где взять деньги?
— В кассе взаимопомощи.
Полотенцев распахнул дверь и позвал Орешникова:
— Володя, открывай сундук и неси взносы.
— Зачем? — нахмурился Владимир Антонович.
— Нужны! — сказала Алевтина.
— Вы все сговорились, что ли? — вдруг взбунтовался Орешников.
Он выскочил из кабинета, хлопнул дверью, промчался по комнатам, со злостью открыл сейф, достал из него бумажку, которую он положил туда вместо денег, вернулся обратно и сунул эту бумажку под нос директора:
— Эти взносы я первый одолжил! Вот расписка! Полотенцев и Алевтина с удивлением воззрились на невиданный документ.
— Что же нам делать, — искренне огорчилась Алевтина. — Мы каждый раз под Новый год собираемся…
Орешников тоже расстроился:
— Если бы я знал, что это для такого святого дела, как междусобойчик, я бы ни за что их не потратил.
— Ну ладно, Володя, — примирительно сказал директор, возвращая расписку Орешникову, — придумаем что-нибудь.
— А на что вы их потратили? — Алевтиной двигало не женское любопытство, а чувство общественного долга.
— Купил облигацию, — оптимистично сообщил Орешников. — Мне нужно выиграть четыреста двадцать рублей.
— Почему четыреста двадцать? — весело осведомился Полотенцев. — Почему не десять тысяч?
— Хочу купить фотоаппарат «Зенит-112».
Полотенцев рассмеялся. Но Алевтина насторожилась.
— Завтра я этот долг погашу! — объяснил Орешников. — С выигрыша.
При этих словах Кирилл Иванович засмеялся еще громче.
Алевтина по-прежнему не видела в поведении Орешникова ничего смешного.
— Это антиобщественный поступок! Коллектив вам доверил деньги, а вы их истратили на себя!
— Это ведь на несколько дней, — стал оправдываться Владимир Антонович. — Если не повезет — я допускаю такую возможность, — тогда я сдаю облигацию, возвращаю деньги и больше в эту азартную игру не играю!
— У меня жена в тиражной комиссии, — вспомнил Полотенцев, все еще смеясь. — Ты сходи, Володя, посмотри, как это там выигрывают другие. Ради такого важного делая тебя отпускаю с работы. Желаю тебе удачи! Ты давай там сорви куш побольше…
