Когда к борьбе с пьянством подключился Михаил Сергеевич Горбачев, стало сложнее. Нормы спирта урезали, ничего не доставалось не только механизмам «на протирку», но и живым людям. И говорить об алкоголе стало опасно. Когда мой друг Андрей Криворучко, будучи уже капитаном 2 ранга, прибыл с Севера в славный град Питер к новому месту службы и решил, как положено, проставиться (или, как мы говорили, сдать на допуск к столу), новый его командир на вопрос «А что брать спиртного?» ответил строго: «Ты что, с ума сошел? В стране идет борьба с пьянством! Есть строгое указание партии. Так что никакого алкоголя. Возьмешь пару ящиков водки, коньячку немного – бутылок 10–15… И запомни, никакого алкоголя!»
Тема алкоголя на флоте бесконечна, как зубная паста в старом тюбике. Не потому, конечно, что пьют на флоте с утра и до вечера. А потому, что шило – это и конвертируемая валюта, и средство от служебного стресса, и лекарство от всех болезней, и прочая, прочая, прочая. Если спирт низкого качества (см. выше про «калошу»), просто в горло не лезет, туда добавляют марганцовку (для отстоя сивушных масел), чеснок или острый перчик. На некоторых кораблях делают фирменный напиток. К примеру, на сторожевике «Задорный» Северного флота готовили «Задорновку», добавляя в спирт кофе и пряности. Получалось божественно.
Впрочем, главное, чтобы шило имелось в наличии. Тут возможны варианты. К примеру, подводная лодка выходит в море на торпедные стрельбы. Торпеду готовят в специальном цехе на берегу. После залпа учебная торпеда, условно поразив цель, должна всплыть. Потому что тонуть ей никак нельзя: в торпеде есть серебряно-цинковые аккумуляторы. В зависимости от типа торпеды в каждой из них до 180 элементов, в каждом из которых полтора килограмма чистого серебра. Если стрельба проводится зимой, то для того, чтобы клапана на торпеде не замерзли и она в итоге все-таки всплыла, в торпеду заливают 200 килограммов спиртоводочной смеси. Речь идет о 40-градусном продукте. Понятно, что подобная расточительность немыслима на флоте. В лучшем случае продукт тянет на градусов 15–17. Поэтому иногда торпеды после стрельбы не всплывают. И четверть тонны серебра высочайшей пробы идет на дно.
Понятно, что тут же из штаба флота прибывает комиссия. Идет долгий разбор полетов, в ходе которого члены комиссии успешно выпивают шило, которое так и не досталось торпеде, после чего составляют акт на ее списание. Надо ли добавлять, что торпедные стрельбы у нас любили проводить именно зимой, потому что летом торпеда всплывает и без допинга. А у командира части, готовящей торпеды к использованию, всегда в комнатке хранится бочка со спиртом.
Бывают, правда, случаи, когда шило буквально падает с неба. И в большом количестве. Помнится, когда Латвия была республикой в составе СССР, в учебном центре в Усть-Двинске, что под Ригой, изучали азы морского дела ливийские военные моряки. И здесь же они принимали корабли, построенные в Советском Союзе по заказу полковника Муаммара Каддафи. Мы тогда как раз продавали Ливийской Джамахирии очередной тральщик проекта 266МЭ.
Сдача подходила к концу, когда наши ливийские друзья заказали 200-килограммовую бочку уайт-спирита (за все, конечно, платили валютой). Кто не знает, уайт-спирит – растворитель. Используется для чистки орудийных стволов после стрельбы. А ливийские товарищи, хотя и учили в центре аж полтора года русский язык, естественно, всех тонкостей познать не успели. Вот кто-то из их боцманов и написал в ведомости вместо «уайт-спирит» более ласкающее слух русских моряков слово «спирт».
Бочку со спиртом завезли на борт тральщика «Марсовый» (до передачи заказчику корабль носит русское имя). Понятное дело, ливийские коллеги к шилу непривычны, офицеры у них предпочитали употреблять «Пшеничную» с соком манго. Так что командир ливийского экипажа Муфтах, забыв о доставленном грузе, просто оформил еще одну ведомость – теперь уже на бочку уайт-спирита (с правильным, увы, написанием). Вот тут-то нам карта и пошла! Правда, успели откачать лишь полбочки спирта. А потом набежала свора штабных и реквизировала остатки.
Мы и так штабных, естественно, недолюбливали. А уж после этого случая… Хотя, с другой стороны, как им еще обмывать медали и ордена, полученные за грамотное руководство нами, нижестоящими?
Нет аппетита – корми рыбок
Некоторые рассуждения о пользе правильного питания на флоте
Что главное на флотской службе? Правильно – быть подальше от начальства и поближе к камбузу. Потому что, как известно, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Ну, конечно, кушать хочется, когда в море не качает. Потому что когда качает, приходится в основном рыбок кормить (то есть травить за борт). Хотя, честно говоря, и с этим возникают сложности: выход на верхнюю палубу во избежание ЧП запрещен, двери задраены, так что рыбок кормим, как правило, в гальюне.
В море у нас какие радости, кроме как супостата объегорить? Во-первых, поспать, если ты не на вахте. Во-вторых, покурить, если табачок в запасе имеется. В-третьих, покушать, если, ясное дело, паек не обычный, а походный, то есть когда корабль на боевую службу вышел и на море штиль. Благо, на кораблях радиотехнической разведки (этих «мохнатых ушах»* советского ВМФ) даже во времена, когда в средней полосе ливерная колбаса считалась деликатесом, кормили на убой.
Тушенка, яйца каждый день, сгущенка, шоколад, балык осетровых, консервированный плавленый сыр… И кофе растворимый («Рижский»)… Это только начало списка. А я на «разведчик» прибыл, между прочим, с морского тральщика, там кормежка обычная – щи да каша, как говорится, плюс компот да хлеб с маслом. До этого я думал, что в стране, не считая «Кильки в томате», консервы и тюбики делают исключительно для космонавтов. А тут все в железе – картошка (после жарки превращалась в безвкусную стеклянную массу), лук, курица вареная и т. д. «Завтрак туриста» и «Севрюгу в томате» даже корабельный кот Маркиз жрать стеснялся. Как говорил наш начальник РТС*
Шура Устинов, выходя на палубу после сытного обеда: «Если бы в море не качало, на флот шли бы строем, сотня за сотней!»
Так ведь, блин, штормит вечно! Тем более что наша «разведчица» «Линза» – плоскодонка, так как была переделана из сейнера (за борт плюнешь – уже шторм в три балла). В такие дни на камбузе тишина и покой – ни первое, ни второе не приготовишь. Едим селедку и консервы, закусываем солеными огурцами. Тоже из железных банок. В общем, ест только тот, у кого во время качки аппетит сохраняется. Чтобы не укачиваться, морякам выдают воблу (опять-таки в консервных банках) и сухари да сушки.
Хлеб – отдельная песня. Как говорил Леонид Ильич, портрет которого в маршальской форме смотрел на меня с укоризной в каюте (особенно когда мы злоупотребляли – о чем чуть позже), «хлеб – всему голова». Проблема в том, что суденышки проекта «Океан» (по сути, это обычный сейнер), к которым принадлежала наша «Линза», на большой экипаж рассчитаны не были. И пекарню на борту судостроители не предусмотрели. А ходили мы в море как минимум на три месяца. Так что хлеб у нас был спиртовой. Делался он просто. Буханка белого или черного хлеба накачивалась спиртом и запаковывалась в целлофан. В море хлеб замачивался в воде, после чего высушивался на камбузе в духовке. Вы даже не представляется, какой алкогольный аромат при этом распространялся по кораблю. Беда в том, что есть такой хлеб можно только до тех пор, пока он горячий. И к язве приближаешься семимильными шагами.
Естественно, так как вся пища – сплошные консервы, в море очень хочется чего-нибудь свеженького. Но раз есть море – есть и рыба. Особенно, если погода штилевая, а под килем – не более 18–20 метров. Тогда все свободные от вахты выходят на палубу и ловят треску – «на дурака». «Дурак» – это свинцовое грузило с тремя крючками, на которые цепляется яркая тряпочка. И никаких червяков (где их в море взять). Просто дергаешь за леску (если нет спиннинга) и цепляешь треску – за что попадется. За час рыбалки, если повезет, пять-шесть рыбаков способны обеспечить экипаж (а это сотня «штыков») пропитанием как минимум на сутки. И получается: на первое уха, на второе – жареная рыба, на ужин – котлеты из трески, на завтрак – печень трески и т. д. Начпрод, как говорили на корабле в такие дни, «уху ел от счастья». Потому что удавалось списывать под это дело и мясо, и консервы, и много чего еще вкусного и дефицитного…
При наличии такой закуски просто нельзя не выпить. Я не о консервированных компотах, которых было навалом. И не о соках сублимированной сушки, которые пить можно было только тогда, когда вертишь кружку (иначе все расслаивается на компоненты). Я о вине. Каждому члену экипажа полагалось 50 граммов вина в сутки. Но что такое для настоящего моряка подобная мензурка? И не заметишь. В итоге вино выдавали через день, зато по соточке. Тоже, разумеется, доза смешная. Так что моряки, сидящие за одним бачком*, пили через одного, чтобы было уже 200 граммов на человека. К тому же годки (то есть старослужащие), как правило, стоило ослабнуть контролю над процессом, бутылочки с «Токайским» или «Бычьей кровью» заныкивали, чтобы на славу отметить какой-нибудь дембельский праздник. Для борьбы с возможным безобразием господа офицеры, к примеру, за пару дней до даты «сто дней до приказа» проводили осмотр кубриков и всяческих шхер, откуда и изымали спрятанное. После чего конфискат ими же и выпивался. Хотя офицеры пили в основном спирт. Потому что вино бывало или слишком кислое, или слишком сладкое, а шило – всегда просто вкусное. Даже когда в море штормит.
