Маша молчала.
— Ты приглашаешь меня… — я задержал дыхание. Может, нас разъединили? — На вечер воспоминаний? С чаем и бубликами?
— Почему именно с чаем?
— А что есть?
— А у тебя что есть?
Как назло, мой шкаф был пуст, а в кармане штанов жалобно позвякивала мелочь. Но анестезиологи славятся быстротой реакции.
— Не у тебя, а у вас.
— Зазнался.
— Ничуть. Просто подумал о твоей подруге. Она симпатичная?
— Да так… А почему ты спрашиваешь?
— Потому что мой друг очень симпатичный. То есть симпатичные. Их двое. Кстати, у тебя не найдется еще одной подруги?
Маша хмыкнула.
— Найдется. Та еще лучше.
— Отлично. Записываю адрес…
Сейчас около четырех. Работы еще минут на десять. Со6paть команду, раздать поручения, переодеться…
Договорились на шесть.
Я заглянул в операционную. Завулон стягивал перчатки.
Яблочкина зашивала кожу.
Опухоль оказалась небольшой, жизненно важных центров не затрагивала. Последние полчаса никаких наркотиков и седатиков не вводили. Экстубируем. Задышит, куда он денется!
— Соня, держись! Еще минутку.
Паша только что вошел. От зарплаты осталось сотни полторы, планы на вечер отсутствуют («У меня нет замыслов. Случай — мой замысел»).
Игоря поймал чудом. В урологии оперировать давно закончили.
Допивали последние капли.
Интерн по имени Игорь чем-то заменил для меня Старгородского. Веселый, разговорчивый, компанейский. Как и я, ценитель прекрасного. Заглазная кличка: солдат-похотинец. Совсем не похож на Мишку, да это и не нужно. Я не верю в дружеские отношения с двумя и более мужчинами. Друг у меня один — Паша. Но полезно и приятно иметь под рукой человека для повседневного общения. Товарища.
Товарищ воспринял мою идею с энтузиазмом. Обещал позаимствовать у своих пару бутылок коньяка.
Энтузиазм Игоря мне совершенно непонятен. По идее он должен обходить меня за версту. В начале года я познакомил его с Марьяной. Страсть вспыхнула, как сухая солома. Игорь чуть не сделал Марьяне предложение. А она, испытывая серьезные материальные затруднения, параллельно общалась с пожилым бизнесменом. Если верить Зине Куликовой, бизнесмен предпочитал общение в ванне, оценивая каждый сеанс в триста рублей (размеры ванны соответствовали). Игорь поверил и расстался с любимой. В процессе выяснения отношений мне побили в баре все стекла и заблевали мягкую мебель. Тогда же выяснилось, что бизнесменов было несколько, в связи с чем Марьяна частенько обращалась за помощью к Куликовой.
— Олег Леонидович!
По тембру Сониного голоса я понял, что назревают какие-то невкусные события, и попросил Игоря подождать меня на кафедре.
После отключения закиси азота у больного развились судороги.
Мы снова подключили тиопентал — сперва болюсно[24], потом капельно.
Больной успокоился. Соня позвонила в «нейрореанимацию». Аппаратных мест нет и не предвидится.
Попробуем еще раз.
Я уменьшил скорость инфузии. Судороги возобновились. Соня отыскала последнюю ампулу диазепама. Ну куда его к черту экстубировать?!
И как дальше? Продолжать наркоз пока не освободится «аппаратная» койка?
Я вышел покурить и в дежурке наткнулся на Игоря.
— Проблемы?
— Судороги после удаления опухоли.
— Ладно, не торопись. Подожду.
Ты-то подождешь, а как же Паша, мерзнущий на наземной станции метро?
Нет, Игорь прав. Нужно успокоиться и подумать.
Я подошел к шкафу с медикаментами и, не спеша, начал перебирать содержимое. Ничего нового. Эх, фенитоину бы сейчас! Препарат подавляет судороги, практически не влияя на сознание. Конечно, имеются отечественные аналоги. Может, даже не хуже западных. Но только в таблетированной форме.
Тут меня осенило. Года три назад в какой-то старой книжке я видел оригинальный рецепт снятия судорог лидокаином. И не придал этому большого значения. А почему бы нет? Дозы? Оттитруем!
Эффект не заставил себя долго ждать. Вскоре бутыль с тиопенталом отправилась в мусорное ведро, а интубационная трубка — в раковину.
Игорь тихо присвистнул у меня за спиной.
— Ну ты, старик, даешь! Откуда это?
Я снисходительно похлопал младшего товарища по плечу.
— Учись, студент, пока я жив!
Соня упаковала Машин заказ.
Через четверть часа, зафиксировав эпизод в истории болезни, я занял последнее неаппаратное место в «реабилитации».
На улице мы пустились вперегонки. Игорь пришел первый — у него ноги длиннее.
Я переоделся и поднялся в ординаторскую (она же является кабинетом заведующего и старшей медсестры). Игорь заканчивал полировать свою «легенду» для жены:
— … больной со СПИДом. Работал без перчаток. Сейчас меня оставили в карантине. Дней на пять, пока не придут анализы, — туфта, при инфицировании ВИЧ антитела в крови можно определить только через несколько месяцев, — Конечно, завтра перезвоню. Не переживай — обычная перестраховка.
Жестокие люди. В прошлый раз Лупихин попросил старшую сестру А.И. Фас сообщить его жене, что в стоматологическом кабинете с ним приключился анафилактический шок после введения местного анестетика. Александра Игнатьевна своя в доску, особенно когда выпьет.
— Ну ты, старик, даешь…
Игорь снисходительно похлопал меня по плечу.
— Учись, студент, пока я жив.
Мы подхватили ручную кладь и повернулись к выходу.
— Ребята…
Я только сейчас заметил Юлика. Он сидел в углу понурый и безучастный к происходящему. Видно, сидит уже долго — ждет визита Ревякова или Опошина.
Не дождался.
Утром наш заведующий читал вслух статью о новом открытии советских ученых. Оказывается, у определенной части населения центр жажды со временем перерождается в центр влечения к алкоголю. У Юлика в этот центр переродился весь мозг. Этанол стал эталоном. Эталоном чего?
Игорь достал бутылку, и Юлик, промахиваясь, начал ковырять пробку вилкой. Я прикрыл дверь и расставил Фасины стаканы.
Юлик налил себе полный. Спохватился и начал выравнивать уровень в уже не сообщающихся сосудах.
— Юлий Григорьевич, не надо. Нам далеко ехать.
Паша не стеснялся в выражениях: скоро час, как он встречал и провожал поезда. В спортивной сумке через плечо лежали восемь бутылок «Алабашлы». Я незаметно сосчитал свою мелочь и широкий жестом взял такси до означенного подъезда. От метро далеко — сами все равно не найдем.
Никого. Уже или еще? Ведь уже семь…
Паша понаблюдал за нашими чечеточно-морзяночными упражнениями и с видом триумфатора вытащил из кармана ключ. За этим должна была последовать попытка взлома типовой советской квартиры. Мы с Игорем замерли.
Через несколько секунд пробка шлепнулась на пол.
Лампочку под потолком вывернули задолго до нашего прихода.
Мы распили портвейн из горла и на ощупь.
Подруги появились в половине восьмого.
Уродство хозяйки квартиры не просто бросалось в глаза — оно фосфорицировало. Маленькая, коренастая, с поросячьими глазками на широком плоском (даже не плоском — вогнутом) лице. Монстр-недомерок Зоя. Из Кайнозоя.
Скрипнула дверь. Щелкнул выключатель. Мы снова вздрогнули.
У Вали явно не хватало волос и многих передних зубов.
Маша мало изменилась, разве что похудела.
Девочки выгрузили нехитрую закуску и конфисковали пойло. Я незаметно выскользнул из кухни.
А ничего квартирка. Санузел, коридорчик, спаленка. В большой комнате — детская кроватка. В кроватке спала маленькая девочка, как две капли воды похожая на Зою.
Мальчики без лишнего шума оттеснили меня в угол.
— Все шутишь, сука? — прошипел Паша.
Я инстинктивно прикрыл самое уязвимое место своим новым пластиковым «дипломатом». Правая рука скользнула в карман брюк и нащупала швейцарский перочинный нож.
Игорь крепко сжал мое запястье. Интересно, что они сейчас сделают — комиссаротомию или генесекцию?
— Ты смотри, он еще и с перышком!
— Тогда точно замочим. Прямо здесь.
Это несерьезно. Выпускают пары.
— Все готово, — в дверях стояла Маша.
За столом Игорь развлекал честную компанию трупными историями.
В одной из московских больниц надо было отвезти в морг труп.
Грузовой лифт не работал, и санитары решили воспользоваться пассажирским.
Привязали свой груз к носилкам, носилки прислонили к стенке. Самим места не хватило. Нажали кнопку и помчались вниз по лестнице. Благо ехать было недалеко — третий этаж.
Лифт пришел первым и вытряхнул свое содержимое на толпу ни о чем не подозревающих посетителей.
1943 год. В военном госпитале умер раненый боец. В морге не топят — труп одеревенел. Вскрывать невозможно. Чтобы отогреть, сторожиха отнесла труп домой — жила поблизости. Там приставила к печке, а сама принялась за уборку. Да так увлеклась, что о трупе позабыла и, протирая у печки, ненароком толкнула его «гудком». Размокшее тело упало на нее сзади, мертвые руки легли на плечи. «Ой!»
