— Это чтобы пыль на свежую краску не садилась! — объяснил он отцу. Сергей одобрительно кивнул.
— А теперь — моя первая большая картина, написанная за неделю! Мне не стыдно ее показать своим зрителям! А мой первый зритель это ты, папа! — с этими словами будущий живописец легким движением снял воздушное покрывало с мольберта.
Родитель молча разглядывал изображение на холсте. Он видел на полотне, прежде всего мощный, неестественно широкий клюв с двумя огромными дырками для дыхания. Этот клюв занимал большую часть картины, размещался на первом плане для зрителей, окрашен в ярко-коричневый цвет, неестественный, нереальный в обычной жизни. Далее отец с интересом всматривался в две черные бусинки по разные стороны от этого огромного клюва. Бусинки были расположены асимметрично вокруг рогового образования птицы в виде челюстей. Одна выше и ближе к зрителю, а другая в отдалении, почему-то значительно ниже уровня клюва. Мужчина догадался, что бусинки эти — глаза какой-то неземной или мутантной птицы. Но даже он — уставший, выпивший, уловил в этих черных блестящих кружочках смертную тоску в сочетании с умом. «Это птица!»— догадался про себя Логинов-старший. «Птица-мутант». Остальной фон составляли причудливые перья разных цветов, распушенные и распластанные, одно длиннее другого. В середине же хвоста бросалось в глаза красивое, идеально вырисованное золотистое перо, причем даже золотистые мельчайшие ворсинки и щеточки пуха отображались безупречно. Цвет — да, не соответствовал реальности, но вот изображение, структура, птичьего пера были переданы идеально. Сергей Логинов смотрел тогда на работу своего сына и недоуменно хлопал ресницами. Простой рабочий завода пластмасс, он не очень понимал подобный стиль красоты. Живописью он считал любую картину, на которой реалистично, без искажений и фантазий был запечатлен какой-либо объект. Если это был, например, собор, или церковь, то и на холсте этот самый собор и эта самая церковь должны были выглядеть так же, как видел их нормальный человеческий глаз. Если это был портрет человека, то чем больше лицо на картине походило на подлинный лик живого человека, тем выше он оценивал мастерство художника. Здесь же, на холсте своего сына, Логинов — старший наблюдал нечто непонятное. Вернее, папаня понимал, что изображена какая-то птица, видимо, сказочная, раз есть такой огромный и кривоватый клюв, разбросанные в ассиметрии глаза, разноцветное оперение, золотистое перо. Вокруг же этого диковинного создания, на остальном фоне, были нанесены удивительные штрихи, похожие на след протектора автомобиля. Такие следы оставляли частенько тяжелые грузовики при торможении на территории завода, где и трудился мужчина. Таким образом, практичный человек — Сергей Логинов, прямолинейно спросил своего сына:
— А почему ты о крови на рисунке забыл? Почему не нарисовал лужицу крови? И тебя, случайно, не стошнило, когда ты с такого трагического натюрморта рисовал?
— Какой крови, папа? — не понял Семен.
— А что, крови не было? Если павлина переезжает автомобиль, то я полагаю, что кровь быть должна! Немного, но обязательно должна быть!
— Какого павлина?!
— Ну, как же! Ты ведь здесь запечатлел павлина, раздавленного колесами машины, ведь верно?
Мужчина еще раз осмотрел полотно и некоторым досадой добавил:
— Непонятно только, почему тебя с первого раза на такую кровавую трагедию потянуло, хоть и птичью, но трагедию. Неужели, нельзя было нарисовать какое-нибудь дерево или пейзаж реки? Какой интерес рисовать раздавленное механизмом животное?
— Да почему раздавленное, папа?! — с искренним непониманием всхлипнул мальчик.
— Ну, как же! Посмотри, как этому павлину по голове проехались! Клюв стал в три раза больше обычного, весь кривой, глаза разъехались в разных направлениях, один ниже, другой значительно выше, перья все расплющены, только одно, самое красивое, золотистое, чудом осталось нетронутым. И следы торможения протекторов машины вокруг твоего этого цыпленка табака на асфальте!
— Какого протектора, пап? — чуть не плакал юный художник.
— Ну, если проще, то следы колес автомобиля, что переехал твоего павлина! Где ты эту картину увидел? У зоопарка? Грузовик или легковушка раздавила сбежавшего павлина?
Семен обиженно молчал. Он не ожидал такого непонимания со стороны отца. Не был готов, что столкнется с художественной слепотой самого близкого, после мамы, человека на земле. На лице юнца выступили слезы, едва заметные. Родитель же заметил эти слезы и решил, что сын оплакивает погибшую под колесами птицу.
— Ну, сына, не плачь! В жизни еще много крови предстоит увидеть. Я понимаю, что тебе жалко этого несчастного павлина! Это хорошо, что ты растешь человеком живым, не черствым. Но там, где есть жизнь, всегда за кустом прячется смерть! — философски заметил Логинов-старший. — Такова жизнь, дружок!
«Дружок» не стал ничего объяснять: он просто понял, что его искусство, искусство еще маленького человечка, непонятно взрослым людям, даже самым близким.
— Ты бы сынок, рисовал более простые, что-ли, вещи! А то окровавленные трупики кого бы-то ни было — неудачная тема, я так считаю. Давай в следующий раз нарисуй…
Мужчина оглядел комнату. На подоконнике он увидел распустившийся цветок герани. Подошел, взял его в руки, и поставил на табуретку, а табуретку поместил в центр комнаты. Потом включил настольную лампу, направил абажур на цветок, и растение от падающего столпа света, сделалось удивительно красивым.
— Вот что нарисуй, семен! Посмотри, как это просто, но и как необыкновенно и поразительно, как по-доброму это выглядит. Ты согласен?
Маленький мальчик смотрел на составленную отцом композицию. Это действительно было просто, но красиво. Но эта красота не привлекала юного художника. Чтобы не расстраивать папу, который с улыбкой и даже некоторой гордостью рабочего человека, что трудился на заводе пластмасс, созерцал рукотворную свою импровизацию. Паренек согласился:
— Правда, пап, очень здорово у тебя это получилось! Я это обязательно нарисую, а потом тебе покажу. Хорошо?
— Договорились, сына, — добрый по натуре мужчина и заботливый отец совсем по-взрослому пожал маленькую ладошку своего отпрыска.
Семен Логинов сдержал свое обещание отцу и нарисовал-таки тогда цветок герани. Он старался выдержать пропорции, точно передать очертания цветка, его контуры, листья, все с максимальной точностью, но реализм в его работе не «пошел». Натюрморт получился скучноватым, безликой копией оригинального творения природы, краски казались безжизненными и ложились на холст почему-то криво. Юный живописец вновь показал свое творение папе, а потом и маме. Оба взрослых деликатно прокашлялись, пристально глядя на изображение. Родичи хором сказали слово «неплохо», пожелали ребенку продолжать тренироваться в живописи, и вновь уткнулись в экран телевизора. С обидой в душе мальчик вернулся в свою комнату с картиной, сел на диван и задумался. Потом резко встал, снял со шкафчика и свернул в трубочку рисунок раздавленного павлина, на него положил холст с изображением герани, скрутил оба полотна в валик, накинул сверху черную мамину резинку для волос, и бросил получившейся сверток в мусорную корзину. Но спустя три часа, уже перед самым сном, он все-таки вытащил оба холста из мусора, закинул их на самый высокий в комнате шкаф, в самый дальний угол. Так в угол полетело и его увлечение нестандартной живописью, вместе с этим же свертком. На долгое время увлечение красками и кисточками было забыто.
Спустя много лет Михаил Оптимистов сидел за своим рабочим столом в редакции газеты «Светлый путь». Напротив на стуле сидела женщина.
— Ну, что, Семен все так же ничего не говорит? — спросила корректор газеты Полина Алексеевна Анисимова главного редактора.
Газетчик с грустью отрицательно покачал головой.
— Нет, к сожалению.
— Что говорят врачи?
— Да что говорят! Говорят, такое бывает после сильного переохлаждения, плюс стрессовая ситуация. Говорят, подождем еще. Если изменений не будет, то нужно его будет в столицу показывать. Там и специалисты, и оборудование соответствующие. А так терпеливо ждем!
— Да! Дорого тот номер об оборотнях ему дался! — посокрушалась женщина. — Купание это в ледяной воде — опасное дело!
— Да кто ж знал, что народ таким суеверным окажется! Пошли они оборотня ловить! Их же в природе не существует! Нет ведь, двинулись на «нечистую» войной! Дремучие головы! А в результате наш Семенчик пострадал! За наше, за журналистское дело!
— А когда его в Москву — то будете отправлять, Михаил?
— Обождем еще немного. А потом повезу его в столицу. У меня там мой армейский дружок.
— Это тот, к которому вы иногда ездите в Москву, и что периодически сюда на дорогих машинах приезжает?
