А как раз в это время, в своей квартирке на Дмитровском шоссе, искомый Иван Цан, он же бывший Линь Бяо, вспоминал о своем возвышении и крушении надежд. Никогда в жизни он не был так расстроен. И все вроде бы было нормально: налаженный бизнес, хорошая репутация, относительно прочное материальное положение. Он давно мог бы уже выбраться из своего непритязательного жилища и поселиться в более приличной квартире, а то и в собственном доме. Мог бы перемещаться по городу не на стареньком «Субару», а на «Мерседесе» с водителем. Но все это, во-первых, его не особенно волновало, а во-вторых, он не раз видел, как неразумная засветка своих возможностей в России стоит людям денег, репутации, а то и жизни. Единственное, к чему он стремился, — это приумножить свой капитал и в обозримом будущем отъехать куда-нибудь в Австрию или Швейцарию. И не хватало ему для этого каких-то полумиллиона долларов. Полтора миллиона баксов, заработанные им за восемь лет, были обезличены и лежали в банке его единственного друга, с которым он познакомился еще в детском доме, — Вана. Ван — один из немногих иностранцев, кому по специальной договоренности между правительствами Китая и России было разрешено открыть частный банк в Москве. И он обслуживал десятки тысяч китайцев, проживавших в столице, переводил заработанные ими деньги в Поднебесную, а также хранил вклады богатых китайских бизнесменов. Ван был единственным, кто знал настоящее имя и историю Ивана Цана, но на всякий случай его состояние хранилось на анонимном счете, причем проводить какие-либо операции с ним могли лишь два друга.
А месяц назад случилось то, чего никто не мог предположить. Совершенно неожиданно для всех уважаемый банкир господин Ван, человек кристальной честности и крайне строгих принципов, пристрастился к игре в казино. Играл он в обстановке строгой секретности, поскольку клиенты не должны были не только знать об этом, но даже и предполагать такую возможность. Играл очень крупно и не всегда удачно. Проигрывал свои деньги, а потом стал пользоваться деньгами доверенных вкладчиков. Если оставался в выигрыше, то честно возвращал средства в банк, если проигрывал, то уходил с надеждой отыграться. В основном он использовал деньги тех людей, которые не собирались забирать их в ближайшее время. Деньги своего друга Линя — Цана он придерживал в качестве стратегического резерва. И когда настал день Великой игры, он открыл себе свободный доступ к полутора миллионам. Дирекция казино «Мефисто» довольно долго сомневалась в целесообразности удовлетворения просьбы господина Вана о крупной игре. В Москве циркулировали слухи о том, что он как-то связан со знаменитой «Триадой» и его банк — это «общак» китайской мафии в столице России.
Но желание нажиться и уверенность в том, что Вана удастся оставить в проигрыше, все-таки победили. В один прекрасный день казино было закрыто для обычных посетителей. Ван с телохранителями прибыл ровно к полудню. Один из охранников тащил чемоданчик с деньгами, которые и должны были служить ставкой в игре. Саму игру описывать нет смысла, поскольку все в ней было уже предрешено. За пять часов Ван спустил свои, а точнее, своего лучшего друга полтора миллиона долларов, с бесстрастным лицом попрощался с директором казино, сел на заднее сиденье своего «Бентли» и приказал шоферу ехать домой. Затем поднял стекло, отделяющее его от водителя, достал из бара пистолет «Смит энд Вессон» 38-го калибра и выстрелил себе в голову.
Потеря денег, конечно, была неприятна для Цана, но гораздо больше его огорчило предательство Вана. И что самое главное, оно не укладывалось ни в восточную, ни в западную, ни даже в российскую логику. Быстрый ум специалиста по компьютерным технологиям мог анализировать информацию и решать сложнейшие задачи, но тут произошло нечто необъяснимое. В систему их многолетних отношений не укладывалось даже прощальное письмо Вана. В нем была лишь одна фраза: «Прости, друг, я сделал для тебя все, что мог, теперь ты во власти серебра». В конверте из плотной бумаги вместе с запиской лежала монета. Такие деньги Цан видел в советские времена: на одной стороне герб, надписи «СССР» и «Сто лет со дня рождения В. И. Ленина», а также обозначение достоинства в один рубль, на другой — занимающая почти всю ее лысая голова с датами 1870–1970. Вот только те рубли были какого-то сероватого цвета, а этот был совсем светлым и блестел, как будто только что вышел из-под пресса.
Странная вещь, но именно эта монета помогла Цану остаться целым и невредимым после того, как вкладчики банка, список которых был одним из секретов покойного Вана, подверглись прессингу «Триады». В течение месяца все более или менее крупные китайские бизнесмены были найдены мафией и поставлены на колени. Пустой анонимный счет пока еще не привлек внимания бандитов, так что Цан остался вне поля зрения организованной преступности Поднебесной, которая уже давно работала в плотном контакте с мафиози Гонконга и Макао. А когда он сам решил зайти в банк, чтобы заглянуть в свою ячейку, где лежали дорожные чеки и немного золота, серебряный рубль показал свои волшебные качества. Как только Цан остановил свой «Субару» напротив банка и вышел из машины, он услышал звон. Лежавшая у него в кармане монета выпала и прыгала, как мячик, по асфальту. С трудом укротив рубль, Цан закрыл машину, положил монету в карман и через секунду снова услышал знакомый звук. Рубль точно так же прыгал и лишь через десяток секунд улегся у его ног. Когда Цан нагнулся, чтобы поднять монету, с противоположной стороны улицы раздался визг тормозов. Три «Линкольна Навигатора» — штатных автомобиля московского филиала «Триады» друг за другом затормозили у здания банка. С десяток китайцев в черных костюмах быстро прошли внутрь. Через несколько секунд «Линкольны» сорвались с места и исчезли. Иван Васильевич Цан посмотрел на серебряную монету и пробормотал: «Спасибо, Ван, спасибо, дружище…»
В мою входную дверь позвонили. Я взглянул на мгновенно включившийся огромный жидкокристаллический экран, заменявший мне монитор домофона. Увидел стоящих у дверей Шурика с Тыну и нажал кнопку, открывающую замок.
— Привет, хозяин!
— Зтрасстфуйтте, Роман!
Настроение у моих бойцов было явно позитивное. Еще бы! Холодильник в моей резервной квартире был полон продуктов, а бар — алкогольных напитков. Поскольку я по доброте душевной сказал им, чтобы они были как дома, это, похоже, было воспринято ими как руководство к действию. Но сейчас они оба были в полной боевой готовности: в руках у Шурика был брезентовый мешок с кистенем, а Тыну бережно держал сумку, в которой угадывались очертания автомата МР-40.
— Здорово, вояки! Значит, так, тебя, Шурик, ищут твои казиношные друзья. Администратора и близнецов Факусов они уже убрали, но от меня почему-то решили отстать. А вот тебя попросили вернуть им без лишних слов. Но не бойся, мы, евреи, своих не сдаем! Вот тебе ключи от черного «Лексуса» и от кабриолета, которые стоят у подъезда. Сними с маленького автомобиля номера и прикрепи их на большой, вытащи мигалку и поставь на крышу. С крякалкой мы что-нибудь по ходу дела придумаем. А ты, сын великого эстонского народа, проводишь меня в соседний антикварный салон, надо прикупить кое-что.
Мы вместе спустились вниз, а потом вдвоем с Тыну пошли в находящийся по соседству салон «Екатерина», тот самый, где я в свое время отыскал Рогалика. Теперь задача у меня была другая: мне необходимо было выбрать личное оружие. На мою просьбу найти мне приличную шпагу продавец вывалил на прилавок с десяток единиц холодного оружия. Я один за другим брал клинки, взвешивал их в руке, проверял баланс (специально перед выходом посмотрел статью в Интернете «Как выбрать шпагу»), особое внимание обращая на длину.
— А что вы, Роман Львович, шпаги-то примеряете так, как будто не на стенку их вешать собрались, а на поясе носить?
— А я и собираюсь носить. Так что ищите мне пояс и ножны!
Удивленно посмотрев на меня, продавец полез под прилавок и вытащил прекрасной сохранности офицерскую шпагу, на вид конца XVIII века. Эфес ее был украшен изображением Мефистофеля, она была идеально отбалансирована, отлично наточена, и, главное, к ней прилагались штатные перевязь, пояс и ножны — все также в замечательной сохранности. Я примерил амуницию, попробовал, легко ли оружие вынимается (оно выходило из ножен с неповторимым свистящим звуком, который сам по себе мог испугать противника), удостоверился, что ножны не будут волочиться по земле. Затем торжественно достал кредитку Абрамовича.
— Получите, а упаковывать не надо!
Пока продавец оформлял покупку, я с помощью Тыну подогнал ремень и перевязь, отрегулировал положение ножен, вложил в них боевой клинок и посмотрел в зеркало. На меня смотрел рыжеватый мужчина в очках с решительным лицом, как бы невзначай положивший правую руку на эфес шпаги. Общее впечатление портила кипа, что не преминул отметить г-н Вилль:
