Утром в понедельник, вопреки многолетней привычке, доктор Огурцов на работу летел сломя голову, так как проспал! Впервые за долгие годы проспал, а ведь на работе его ждали два следователя — им не терпелось узнать подробности по убитой женщине. Они еще вчера, в воскресенье, закинули было удочку:
— Доктор, а давайте вы сегодня вскроете труп? Нам бы… — Однако доктор Огурцов сделал им от ворот поворот, а удочку поехал закидывать на речку, вместе с сыном. Там он в полной мере реализовал свое конституционное право на отдых. Вместе с сыном они и загорали, и купались — разочек, правда, вода-то холодная еще, — и запускали корабль, сделанный ребенком Огурцова, и просто походили по лесу.
А вот в десять минут девятого Огурцов бежал на работу и опаздывал, и сейчас Неделиха будет его ядовитым голосом отчитывать. А ведь он терпеть не мог опаздывать и никогда не опаздывал, особенно если обещал! Подбегая к своему отделению, увидел, что милицейской машины нет: «Значит, ее уже отпустили, а сами ждут в отделении». Влетев в коридор, он застал там тишину. Посторонние отсутствовали.
— А где все? — несколько растерянно спросил Огурцов у медрегистратора.
— Кто — все? Санитар халаты понес, лаборантка у себя — срезы красить пошла…
— Нет, где следователи?
И в этот момент раздался звонок.
— Да, да, — схватил трубку доктор, — слушаю!
— Дмитрий Иванович… — раздался голос следователя Неделиной.
— …И сколько же вас еще ждать? — сварливым голосом спросил судмедэксперт. — В восемь же договаривались?
— Полчасика потерпи еще… кровожадный ты наш! Уже небось ножи наточил и рукава закатал — резать не терпится…
Обменявшись дежурными любезностями, а потому совершенно спокойный, Огурцов с медрегистратором отправился пить утренний чай и ждать заказчика работы — следователя. Неделина появилась почти через час…
— Иваныч, прости. Я звонила в городок, откуда приехал Посохин. И хоть…
— Перчик уже настучал?
— Почему настучал? Рассказал! У меня же в прокуратуре того городка работает однокашник по университету, вот я ему и дозванивалась…
— Дозвонилась?
— Да, поговорили. — И, не дожидаясь вопросов, рассказала: — Случай, о котором рассказал Посохин, действительно имел место в том городке. Все произошло примерно так, как он и рассказал. Только он не рассматривался как предполагаемый убийца. Проверили, и все. А про травлю семьи соседями мой приятель ничего не знает.
— Так надо… — начал было Огурцов, но Неделина перебила:
— Ты — умный, а я — дура? Да? Сама не догадалась? Я попросила проверить. Участковые поработают и материал потом нам отправят, тогда точно узнаем, кто, как и почему травил Посохина.
В этот момент хлопнула дверь и в отделение ввалился начальник розыска Капустин:
— Не начинали еще? Думал, не успею. — И, взяв огурцовский стакан, в пару глотков осушил его.
— Эй, эй! — воскликнул Огурцов. — Это не коньяк был, это чай! Мой чай!
— Спасибо, Иваныч, — ответила Капуста, Разморенная жарой, — вы что, уже вскрыли?
— Чего-то вы, друзья, очень сильно интересуетесь вскрытием? Темнуха темная? И думаете, что в одежде трупа будет спрятан паспорт убийцы, да? — ехидно спросил Огурцов.
— А вдруг? — хитро прищурившись, спросил Капустин. — Помнишь, пару лет назад…
— Ладно, хватит препираться, пошли вскрывать, — перебила их Неделина, — дай халат, жлоб.
Как и ожидалось, исследование трупа ничего особо нового не дало. Так, уточнили общую картину, кое-что обговорили, и Неделина с Капустиным уехали.
Прошло почти два месяца. Убийство женщины в подъезде соседнего дома так и оставалось нераскрытым. Через пару недель после убийства Неделина получила материалы из городка, где ранее жил Посохин, и, пригласив Огурцова, продемонстрировала фотографии убитых. Эксперт глянул на фото убитых и удивился. Убитые женщины были чем-то похожи: в светлых плащах, примерно одного роста и возраста — чуть за сорок. И абсолютно одинаковые раны шеи.
— …И обе убиты в подъездах жилых домов!
— …И надо искать связь между этими двумя убийствами?
— Понимаешь, с одной стороны, это глупо: два разных города, расстояние между ними почти тысяча километров. А с другой стороны — уж слишком много совпадений. И единственная связующая нить — это Посохин.
— Хорошо, — подумав, сказал Огурцов, — пусть там женщину зарезал Посохин. Пусть там просто не смогли связать убийство с Посохиным, не было никаких улик, но здесь? Здесь-то он ни на одну минутку не оставался один, все время с ним кто-то был. Он не мог. Физически не мог. — Снова помолчав, продолжил: — И потом! Как ты себе это представляешь? Вот приехал человек на новое место жительства, приехал начинать новую жизнь. Приятели и он с упоением вещи таскают, жена уже готовит импровизированный стол. И вдруг он видит в своих вещах красивый нож, достает его, идет в подъезд соседнего дома, где режет шею какой-то женщине? Абсурд!
— Почему абсурд? Личность-то ее до сих пор не установлена, и мы не знаем, кто она такая и как связана с Посохиным…
— Если связана! То есть ты хочешь убийство повесить на Посохина? А мотивы?
— Повесить? Убийство? Нет, не хочу, но Посохин — единственный путь, единственная ниточка, что связывает убийства двух женщин в двух городах. И оба раза вблизи мест этих убийств присутствовал Посохин. А мотивы? Не знаю пока, не знаю, надо работать! — И, немного подумав, Неделина спросила: — Ты с ним часто видишься?
— С Посохиным? Да не особо часто, но вижусь. Два раза вместе отмечали какие-то праздники — кстати, твой тоже там был, мед-пиво пил…
— А вот ты, Дима, врач, — перебила его следователь, — как ты считаешь, он нормальный человек? Ну, в смысле, ты никаких странностей в его поведении не замечал?
Огурцов уж было открыл рот ответить: «Не замечал», но задумался и через пару минут сказал:
— Знаешь, Наталья, я подумаю, проанализирую его поведение, жесты, слова и завтра-послезавтра скажу свое неофициальное мнение. Но мне кажется, что ответ будет отрицательный. Кстати, ты и Перчика своего спроси.
— Уже. Его ответ твердо отрицательный. Странностей не отмечал. Дима, и еще: вспомни тот день по минутам, ладно? Сколько таскали, кто таскал, кто уходил, где была Инна? Мне надо все разложить поминутно. Хорошо?
* * *
От машины Огурцов отказался и пошел пешком, благо погода позволяла. А кроме того, была пятница, и сегодня он решил как следует отоспаться, тем более что супруга с сыном уехали на выходные в город — в школу кое-кого собирать, так что…
Огурцов действительно лег спать довольно рано, для страховки приняв самую малую кроху феназепама. И быстро заснул. И, как ему показалось, буквально тут же проснулся, хотя, глянув на часы, увидел, что уже час ночи — то есть он проспал без малого четыре часа! Однако он так и не понял, что же его разбудило. Он прислушался: все в квартире было тихо, телефоны не звенели. Тогда Огурцов встал и прошелся по квартире. Все было в порядке. Везде была тишина. Что же его разбудило? Почему так бывает, с досадой подумал Огурцов, человек ложится с мыслью крепко, много и долго поспать. Отоспаться наконец-то за длинную и тяжелую рабочую неделю. И, как назло, что-то случается. Ладно бы звонки, стуки в двери или еще что-то явно звуковое. А здесь что? Огурцов снова лег и долго ворочался, устраиваясь поудобнее.
«А вот интересно, почему люди умирают?» — подумал доктор в тысячный, наверное, раз. Нет, нет! Он думал не про стариков предельного возраста жизни. Он думал о том, почему люди умирают внезапно. Вот, казалось бы, живет молодая семья. Непьющие, здоровые, любящие жизнь, стремящиеся что-то сделать. И вдруг муж разбивается насмерть на машине. Почему? Ведь непьющий, не лихач, не разгильдяй. Почему он погибает? Почему не погибает сосед-пьяница, сто раз садящийся за руль не просто под легким градусом, а сильно пьяным? От него устали уже и соседи, и родные. А он еще и хвастается: «Ты знаешь, Иваныч, вчера я так нажрался, что… Прихожу в себя, а я за рулем и уже в город въезжаю — а это сто километров. Как сел за руль, как проехал эти километры — ничего не помню». И все это он рассказывает с этакой ноткой горделивости, даже превосходства. Человек смертен внезапно — вспомнил он Булгакова. Эти мысли о внезапной смерти благополучных, хороших людей, и о Посохине, и об убитых неизвестных женщинах не давали ему заснуть еще часа три. Когда он последний раз смотрел на часы, было уже половина четвертого ночи. И только потом он заснул.
Из сна его долго и нудно вытаскивал звонок в дверь. Осознав себя и окружающий мир, Огурцов глянул на часы. Они показывали семь утра. А звонок все надрывался, звенел и звенел. Он встал и, пошатываясь не столько от недосыпа, сколько от насильственного пробуждения, пошел к двери.
