— …В ту, которая на втором этаже, что ли, в двушку? Пустую?
— Ага. Он после школы поступил в Новосибирский институт железнодорожников… или как он там теперь называется? Несколько лет работал там же, а вот теперь решил на родину вернуться. Ему квартиру и предоставили — она ж муниципальная.
Огурцов кивнул головой — как же, знаю, живали и мы в тех пенатах по приезде.
— А что, квартирка небольшая, но главное ее достоинство — теплая. А трудиться он где будет?
— По-моему, его куда-то в депо принимают. Может, даже и замом начальника. А жена у него учительница литературы и русского языка. Дочери семь лет. Так как?
— Да, конечно! Какой вопрос? Только если до обеда приедут, максимум до двух часов, а потом отбываем на речку. А то в прошлые выходные собирались — не получилось, так что сегодня — обязательно надо ехать.
— Ну, мы, само собой, до двух часов успеем, они уже подъезжать должны.
— Так! — раздалось из коридора, и, завязывая поясок халата, в кухню вошла супруга Огурцова, Нина Алексеевна. — Мало того, что этот тип, — и она ткнула рукой в сторону мужа, — не дал спать, так еще и Проперченный заявился. Что задумали, колитесь?
— Да, Алексеевна, я твоего попросил… — И он рассказал ей о приезде нового соседа.
— Ну, все ясно! Я так и думала: Перенести… обмыть переезд… поговорить, познакомиться… добавить…
— Ну Нин, ну помочь же надо, — ляпнул Огурцов. — На крайний случай, завтра с утра на речку поедем…
— Это ты сыну объясни! Он уже все свои кораблики приготовил! — И, повернувшись к выходу, коротко бросила: — Алкаши!
Огурцов, почесав затылок, сказал:
— Вот видишь? Лучше уж сразу поищи другого, а то…
Впрочем, все сложилось наилучшим образом. Машина с вещами новых соседей приехала уже к десяти часам утра, и семейство Огурцовых, при активном Перцовом содействии, быстро познакомилось с новыми соседями. Глава семейства был чем-то схож с Огурцовым: такой же массивный — вернее, склонный к излишней полноте. У него были такие же упругие щеки — как потом сказала супруга Огурцова, такой же губошлеп, намекая на массивные губы обоих мужиков. И, самое главное, сосед — Иван Посохин — был таким же невозмутимым и немногословным человеком, как и Огурцов. Жена нового соседа, Инесса, или просто Инна, быстро нашла контакт с Алексеевной, и вскоре они защебетали о чем-то своем, девичьем. В общем, на речку они и так бы не поехали в тот день. Пока разгружали, пока заносили, пока расставляли… Потом женщины приготовили обед, обмыли слегка новоселье. Но «тут примчались санитары и зафиксировали нас», как пел Владимир Семенович Высоцкий. Правда, роль санитаров сыграла майор милиции Неделина: она скрутила своего законного мужа Перчика — он ей, оказывается, что-то обещал сделать еще неделю назад. Вот и схлопотал! Потом повернулась к Огурцову:
— А вам, Дмитрий Иванович, тоже надобно оторвать от стула свое, извините за выражение, седалище и часа два поисполнять служебные обязанности.
— Что? Труп? Убийство?
Неделина, мельком глянув на сидящих за столом дам и одного мужчину, сказала:
— Поехали, в дороге расскажу.
Впрочем, ехать было совсем недалеко, и даже не ехать, а просто пройти в подъезд соседнего дома. Там, на лестничной площадке первого этажа, свернувшись клубочком, в позе, напоминающей крепко заснувшего человека, лежала женщина. Но обширная кровавая лужа у головы, стекающая то струйкой, то частыми каплями вниз по ступенькам, заставляла подумать, что это вовсе не сон. До детального осмотра казалось, что у нее голова разбита. Кто-то из сержантов даже сказал:
— А че? Поскользнулась и голову о ступеньки расшибла. Бывает!
Пока фотографировали, не меняя позу трупа, ничего никто не увидел. Когда же ее перевернули на спину, то все ахнули: шею спереди пересекала обширная резаная рана. Она была большой — как говорится, от уха и до уха. В ее зияющем просвете просматривался позвоночник, а вот кровь уже не текла, хотя обе сонные артерии были полностью пересечены. Белое и застывшее, как маска, лицо убитой как бы говорило… да что там говорило — кричало: «Меня зарезали, меня убили, я умерла!»
Случай был не рядовой! Нет, нет. Особых затруднений эксперту Огурцову исследование такого трупа не должно было доставить. Все было ясно — и механизм, и способ причинения, и причина смерти, а также прочие специфические вопросы были вполне разрешимы. Вот только сложность была в том, что подозреваемые напрочь отсутствовали, и орудия преступления в пределах прямой видимости не наблюдалось. Документы у женщины тоже отсутствовали, и никто из жителей девяти квартир этого нехорошего подъезда убитую женщину не знал. И еще! Случай был резонансным для такого маленького городка, где нечасто встречаются такие зверские и хладнокровные убийства. Пока осматривали, пока записывали, время ушло, и Огурцов пошел было домой, но у подъезда столкнулся с доктором Перцевым, явно спешащим на продолжение банкета. Увидев друга, он почти силком потащил его к новоселам, и никакие отбрыкивания Огурцову не помогли. Впрочем, придя в захламленную вновь привезенными вещами квартирку, доктор Огурцов застал там и свою супругу, причем веселье там било ключом. Двум докторам сразу набулькали по штрафной — правда, скромно, скромно! — и Огурцов, хватанув ее, понял: на речку едут завтра. Наверное, завтра!
Стук вилок и дружное шевеление челюстей некоторое время наполняли всю комнату, а потом хозяин, запив съеденное каким-то лимонадом, тоном праздно-любопытствующего спросил у Огурцова:
— А, собственно, что там случилось? Почему эксперта вызывали? Какой-то несчастный случай?
— Да нет, — ответил судмедэксперт, лениво нажевывая хвостик селедочки, — в соседнем доме в подъезде зарезали женщину. Шею перехватили ножом…
На пару минут в комнате воцарилось молчание, а потом хозяйка как-то потупилась, громко ахнула, ее глаза наполнились слезами. Закрыв руками лицо, она выскочила из-за стола и убежала в другую комнатку. И уже оттуда они услышали ее приглушенный плач.
В комнате после ухода хозяйки воцарилась тишина. Все уткнулись в тарелки, молча слушая всхлипывания Инессы. Настроение у всех сразу же с большого и ослепительного плюса поменялось на черненький мрачный минус. Доктор Огурцов подумал, что пора линять отсель — мало ли что связывает семью Посохиных с разыгравшейся трагедией, а то, что как-то связывает, — сомнений не вызывало.
— Слушай, Вано, — будничным тоном спросил Перчик у хозяина, — а чего это твоя? Чуть что — слезки на колески? Может, нам пора сваливать?
Лицо Ивана тоже не излучало радости, но он, хмуро прислушавшись к тому, что происходило в маленькой комнатке, довольно вяло сказал:
— Да, нет! Зачем уходить? Посидим…
— Ну, вы как хотите, а я пойду, — сказала супруга Огурцова. — Уж коль не едем на речку, то хоть домашние дела кое-какие сделаю. Да и ты не засиживайся, — бросила она мужу, и трое мужиков остались одни. Никаких звуков из комнатки, где находилась Инесса, не слышалось.
Иван взял коньяк, разлил всем по чуть-чуть и, не дожидаясь остальных, одним глотком ликвидировал свою порцию. Поморщившись, он сказал, глядя на Перцева:
— Вот ты, Толик, все недоумевал: почему это Посохин уезжает с хорошего места? У него там и хорошо оплачиваемая работа, и квартира, и перспективы, да и тот городок в три раза больше нашего.
— Ну да, спрашивал, — ответил уже слегка захмелевший Перчик.
— Та-а-к, — протянул Иван, — а вот после сегодняшнего случая…
— …Убийства, что ли? А ты-то каким боком к нему относишься?
— Слушай, Перчинка малая, но все равно горькая, не перебивай, а то ничего рассказывать не буду.
— Рассказывай, Иван, — проговорил Огурцов, — а ты, — и он показал Перцеву кулак, — не перебивай!
Иван налил минералки, сделал пару глотков и начал рассказ:
— Жили мы в том городе неплохо. Действительно, и работа была — заместителем начальника депо работал. А там оно в пять раз больше нашего, то есть здешнего. Квартирка, правда, была обычная, в стандартной пятиэтажке, но трехкомнатная. И вот однажды — это было чуть больше года назад — я заболел, простыл: чих, кашель, сопли до пояса, да еще и температура навалилась. Я взял больничный и дня три пролежал пластом. Когда слегка полегчало, а температура стала нормальной, пошел на улицу подышать свежим воздухом. Сначала сидел около своего подъезда, однако потом перешел на скамеечку другого, так как наш подъезд был крайним, а из-за дома задувал холодный ветерок. Ну, посидел я минут пятнадцать и ушел домой. А еще через часок в дверь постучались два сотрудника милиции. Они прошли в комнату и сообщили, что примерно в то время, когда я сидел на лавочке, в квартире на первом этаже произошло убийство, и спросили, не видел ли я кого постороннего или просто подозрительного. Я ответил, что нет, не видел. Потом они попросили осмотреть одежду, в которой я был на улице. Мне бояться было нечего, и я провел их в прихожую, отдал им то, в чем ходил на улицу. И эти менты на куртке — ну, что-то типа брезентовой штормовки, но только с подкладом, — обнаружили красное пятно.
