В позднейшие годы Рэдинг, по-видимому, считался удобным местом, куда можно было улизнуть, когда в Лондоне становилось скверно. В Рэдинг, как правило, сматывался парламент, как только в Вестминстере появлялась чума{*}. В 1625-м туда же устремился закон, и все процессы велись тоже в Рэдинге{*}. Пожалуй, иногда в Лондоне можно было и потерпеть какую-то там чуму, чтобы избавиться разом от законников и от парламента.
Во время борьбы парламента с королем Рэдинг был осажден графом Эссексом{*}, а четверть века спустя принц Оранский разбил там войско короля Джеймса{*}. В Рэдинге покоится Генрих Первый{*}, в бенедиктинском аббатстве, которое он же и основал; развалины аббатства сохранились до наших дней. В том же аббатстве достославный Джон Гонт сочетался браком с леди Бланш{*}.
У Рэдингского шлюза мы догнали паровой баркас, принадлежащий мои друзьям; они взяли нас на буксир и дотащили почти до Стритли. Идти на буксире у парового баркаса — сущее удовольствие. По-моему, гораздо приятнее, чем грести самому. И было бы еще приятнее, если бы не толпа проклятых лодчонок, которые постоянно путались под ногами, — чтобы их не передавить, нам без конца приходилось травить пар и стопорить ход. Это просто какое-то безобразие, как они путаются под ногами у баркасов, эти гребные шлюпки; необходимо принимать какие-то меры.
И они к тому же такие ужасно нахальные! Вы гудите так, что у вас чуть не лопается котел, а они и в ус не подуют. Будь моя воля, я регулярно топил бы лодку-другую, просто чтобы их поучить.
Чуть выше Рэдинга река снова очаровательна. Около Тайлхерста ее здорово портит железная дорога, но от Мэйплдэрхема до самого Стритли она великолепна. Чуть выше шлюза стоит Хардвик-хаус, где Карл Первый играл в шары{*}. Окрестности Пенгборна, где находится курьезная крошечная гостиница «Лебедь», должно быть, так же здорово примелькались habitues картинных выставок{*}, как и обитателям самого Пенгборна.
Перед самой пещерой паровой баркас моих друзей бросил нас на произвол судьбы, и тут Гаррис вознамерился повернуть дело так, якобы грести теперь была моя очередь. Это показалось мне совершенно необоснованным. С утра мы условились, что я дотащу лодку до трех миль выше Рэдинга. Так вот, мы уже на целых десять миль выше Рэдинга! Понятное дело, что теперь снова их очередь.
Однако мне не удалось склонить ни Джорджа, ни Гарриса к надлежащему взгляду на этот предмет, и я, чтобы не спорить без толку, взялся за весла. Не прошло минуты, как Джордж заметил что-то черное, плывущее по воде, и мы направили лодку туда. Когда мы приблизились, Джордж перегнулся через борт, схватил этот предмет и тут же отпрянул, с криком и бледный как полотно.
Это был труп женщины. Она легко покоилась на воде; лицо ее было спокойно и нежно. Его нельзя было назвать прекрасным — оно слишком рано состарилось, было слишком худым, изможденным. Но, несмотря на печать нужды и страданий, оно все-таки было кротким, милым; на нем застыло то выражение расслабленного покоя, которое, случается, снисходит на лица больных, когда, наконец, боль покидает их.
К счастью для нас — у нас не было никакого желания здесь застрять и околачиваться по следственным кабинетам, — какие-то люди на берегу тоже заметили тело и избавили нас от заботы о нем.
Впоследствии мы узнали историю этой женщины. Разумеется, это была старая как мир, банальнейшая трагедия. Женщина любила и была обманута — или обманулась сама. Так или иначе, она согрешила — с нами это по временам случается; семья и друзья, как и следовало ожидать, возмущенные и негодующие, захлопнули перед ней свои двери.
Брошенная бороться с судьбой одна, с ярмом позора на шее, она опускалась все ниже и ниже. Какое-то время она, вместе с ребенком, жила на двенадцать шиллингов в неделю, которые получала работая по двенадцать часов в день; шесть шиллингов она платила за содержание ребенка и пыталась удержать душу в теле на остальное.
Шесть шиллингов в неделю связывают душу с телом не очень крепко. Соединенные только такими непрочными узами, они все время норовят друг от друга избавиться. И вот в один день, наверное, боль и угрюмая беспросветность предстали перед ней как никогда ярко и ясно, и этот глумливый призрак испугал ее. Она обратилась к друзьям с последним призывом, но за холодной стеной благоприличия голос заблудшей парии не был услышан. Тогда она отправилась повидать ребенка; она взяла его на руки и поцеловала, безжизненно и безотрадно, не выдавая никакого чувства, а потом, вложив в ручонку коробку грошовых конфет, купила на последние деньги билет и уехала в Горинг.
Может быть, самые горькие воспоминания ее жизни были связаны с лесистыми берегами и ярко-зелеными лугами у Горинга; но женщины странным образом всегда прижимают к сердцу нож, который нанес им рану. А может быть, к горечи примешались солнечные воспоминания о самых сладких часах, проведенных здесь в тени зарослей, где деревья склоняют ветви к земле так низко.
Весь день она бродила по прибрежным лесам, а когда наступил вечер и серые сумерки раскинули над водой свою печальную мантию, она простерла руки к молчаливой реке, которая знала ее печали и радости. И река приняла ее в нежные свои объятия, и приютила ее истомленную голову у себя на груди, и утолила боль.
Так согрешила она во всем — и в жизни, и в смерти. Боже, помилуй ее! И всех других грешников, будь таковые еще.
В Горинге, на левом берегу, или в Стритли, на правом, или в обоих сразу — очень мило провести несколько дней. Водный простор здесь, до самого Пенгборна, так и манит пуститься в солнечный день под парусом или пройтись под луной на веслах; места здесь повсюду вокруг исполнены очарования. В этот день мы собирались добраться до Уоллингфорда, но прелестный улыбчивый лик реки соблазнил нас, чтобы чуть задержаться. И мы, оставив лодку у моста, отправились в Стритли и позавтракали у «Быка», чем Монморанси оказался весьма удовлетворен.
Говорят, что холмы с обеих сторон реки здесь некогда соединялись и преграждали дорогу тому, что сегодня является Темзой, и что река тогда заканчивалась у Горинга, образуя огромное озеро. Я не в состоянии ни опровергнуть, ни подтвердить эту версию. Я ее просто сообщаю.
Стритли — старинный город, возникший, как большинство прибрежных городов и деревень, еще в саксонские и бриттские времена. Если вы можете выбирать где остановиться, то Горинг совсем не такое славное место, как Стритли; однако по-своему он тоже сойдет, и он ближе к железной дороге (на случай, если вы собираетесь улизнуть из гостиницы не заплатив по счету).
Стирка. — Рыба и рыболовы. — Об искусстве ловить рыбу на удочку. — Честный удильщик на муху. — Рыболовная история.
Мы задержались в Стритли на два дня и отдали платье в стирку. Сначала мы попробовали постирать его сами в реке под управлением Джорджа, но потерпели провал. Провал — это еще мягко сказано, потому что после стирки проблема только усугубилась. До стирки наше платье было очень, очень грязным, что правда — то правда. Однако его еще можно было носить.
А вот после стирки... В общем, река между Хенли и Рэдингом стала намного чище после того, как мы постирали в ней платье. Всю грязь, которая содержалась в реке между Хенли и Рэдингом, во время Стирки нам удалось собрать и уместить в одежду.
Как сказала нам прачка в Стритли, она чувствует себя просто обязанной просить тройную цену за такую работу. Она сказала, что это была уже не стирка, а какие-то земляные работы.
Мы безропотно оплатили счет.
Окрестности Стритли и Горинга — крупный центр рыболовства. Рыбаку здесь просто раздолье; река просто кишит щукой, плотвой, ельцом, пескарем и угрем; здесь можно сидеть и удить с утра до вечера.
Кое-кто так и делает. Только ничего не ловит. Я не знаю ни одного человека, который смог бы в Темзе что-то поймать, кроме головастиков и дохлых кошек (но это к собственно рыбной ловле уже не относится). Местный «Спутник рыболова», кстати, о возможности здесь что-то выловить даже не заикается. «Ареал благоприятен для рыбной ловли» — все, что там сказано; и я, судя по тому, что здесь видел, готов это заявление поддержать.
В мире больше нет такого места, где можно было бы столько удить. Есть рыболовы, которые приезжают сюда на весь день; есть такие, кто остается здесь на весь месяц. Если хотите, можете здесь поселиться и удить целый год — результат будет тот же.
«Руководство по рыбной ловле на Темзе» гласит, что «в этих местах ловятся также молодые щуки и окуни», но в этом «Руководство по рыбной ловле» неправо. Щуки и окуни в этих местах водятся, это я знаю наверняка. Вы можете наблюдать, как они носятся косяками; когда вы гуляете на берегу, они наполовину высовываются из воды и разевают рты в надежде получить печенье. А если вы идете купаться, они толкутся вокруг, путаются под ногами и выводят вас из терпения. Но чтобы они «ловились» — будь то на червяка или еще как-нибудь подобным образом — сейчас.
