Темнота, словно огромный колпак, накрыла Бобруйск. Стало холодно и страшно. На небе вспыхнули звезды, которые, как отметили встревоженные наблюдатели, были какими-то чересчур яркими и крупными. Тишина в городе стояла такая, будто внезапно наступившая ночь скрыла в своих глубинах все, даже самые малейшие шорохи. Нахохлившиеся птицы замерли на ветках, собаки забились в будки, листья на деревьях предпочли свернуться, чтобы уберечь себя от этого невесть откуда взявшегося мрака.
Никто в городе не обратил внимания на человека, который стоял по колено в самом центре лужи прямо напротив здания аптеки и держал на вытянутых руках странный поблескивающий диск. И только Устин Пырько, вышедший со своими сотрудниками следить за порядком во вверенном ему городе, заметил светящуюся точку и со всех ног бросился к внезапно обнаруженной и такой вожделенной им улике.
– Отставить! – закричал он, подбегая. Но человек, держащий диск, никак не отреагировал на майора, заметавшегося у кромки лужи.
– Немедленно ко мне! – приказал Устин Пырько и расстегнул кобуру. Человек не пошевелился.
– Стрелять буду, – предупредил Устин Пырько. Человек продолжал все так же держать диск, словно слова майора натыкались на какую-то преграду и не доходили до его слуха.
Устин Пырько прицелился и выстрелил. В тот же миг во дворах Бахаревской улицы, почуяв скорый рассвет, радостно закричали петухи, и, словно по их сигналу, черная тень Луны стала медленно отползать в сторону, все больше и больше приоткрывая солнечный диск, который заново наливался ярким, слепящим глаза светом. А когда мрачная пелена полностью сползла с городских улиц, выяснилось, что в славном Бобруйске, с одной стороны, все как будто бы осталось по-прежнему, а с другой стороны, что-то неуловимо изменилось. Подевалась куда-то лужа около аптеки. Исчез запах в кинотеатре «Пролетарий». Пустырь, заваленный металлоломом, тоже преобразился и выглядел теперь как большая песчаная площадка, исполосованная колесами тяжелых грузовиков. А на том месте, где буквально несколько минут назад красовалось фанерное здание конторы «Вторчермет», проклюнулся тонкий маленький дубок.
Что же касается горожан, то ни один из них не помнил теперь про маленького тщедушного человека по имени Моня Карась, слыхом не слыхивал о хозяйке «черного рынка» тете Басе, а тем более не знал доблестного майора Устина Пырько.
Совсем другие герои заполнили улицы благословенного Бобруйска, и единственное, что эти улицы роднило с теми, существовавшими до судьбоносного затмения, – все так же пересекались они под прямым углом друг с другом, что выглядело, если смотреть сверху, как идеальная решетка, надетая на город.
Возможно, это и был тот самый параллельный мир Ярополка Хазина, существующий бок о бок с другим миром, в котором город Бобруйск гордился тетей Басей, квасил капусту, бегал за спиртным в подворотню «Порт-Артура» и в котором некто Моня по фамилии Карась сумел-таки уберечь нашу планету от страшной катастрофы.
Может быть.
Все может быть.
которое написано специально для скептиков
В 1988 году седовласому человеку с голубыми глазами, прятавшимися за стеклами очков в толстой роговой оправе, была вручена Нобелевская премия, отметившая его вклад в теорию развития мировых рынков.
Человека звали Морис Аллэ (Maurice Allais), жил он во Франции и никакого отношения ни к славному городу Бобруйску, ни к его знаменитому рынку никогда не имел.
И все же…
В начале пятидесятых будущий нобелевский лауреат заинтересовался работой маятника Фуко. Этот маятник использовался для наглядного подтверждения того непреложного факта, что Земля – с тех пор как сошла с трех слонов – начала вращаться наподобие всех других планет нашей Солнечной системы.
Казалось бы, какие сюрпризы может преподнести прибор, который в любом месте земной поверхности вел себя абсолютно предсказуемым образом? Похоже, что и Морис Аллэ ничего нового от добропорядочного маятника не ожидал. Не исключено, что ему было просто любопытно понаблюдать демонстрацию того, ради чего в Парижский Пантеон съезжалась досужая публика.
По чистой случайности один из дней наблюдений пришелся на 30 июня 1954 года, то есть на тот самый день, который особо был выделен в графике работ спецотдела Небесной Канцелярии. И вот тут-то случилось непредсказуемое. Едва по радио сообщили о начале солнечного затмения, как маятник (что сразу же зафиксировал Морис Аллэ) словно сорвался с цепи. Невероятно, но плоскость его колебания (так называемая осцилляция) по неведомой причине резко изменила свое направление и начала вращаться в обратную сторону.
Внезапное и непредсказуемое поведение прибора, который ни разу не давал повода усомниться в его надежности, произвело на всех присутствующих впечатление разорвавшейся бомбы. Это уже потом в журнале наблюдений сухим языком бесстрастного научного отчета Морис Аллэ записал, что пик всей этой невероятной истории пришелся на двадцатую минуту от начала знаменитого затмения, а на круги своя все вернулось только после того, как Солнце и Луна окончательно разошлись в разные стороны.
До сих пор феномен Мориса Аллэ считается одной из самых больших загадок в астрономической науке. Никто не может найти объяснение тому, что произошло в околоземном пространстве 30 июня 1954 года.
Впрочем…
Как некогда говорила тетя Бася: «Не знаешь, где искать, – ищи в Бобруйске».
Одним словом, господину Морису Аллэ из Бобруйска с приветом – Борис Шапиро-Тулин.
