— Ну, например, было поползновение уголовников в Ливадийский дворец ночью. Связали сторожа, заперли всю прислугу, которая еще оставалась там. Вырезали полотна ценных картин, канделябры. Нам сообщили об этом, но поздно. А второй случай был, но нас уже предупредили. О банде, вышедшей из горных лесов, нападающей на Воронцовский дворец, знаете такой? Недалеко тут, в Алупке.
— Да, знаем — взглянул строго Остап на Балаганова, чтобы тот не взболтнул чего лишнего.
— Так мы им перекрыли путь и завязалось настоящее сражение. Один товарищ наш был убит, двое ранены, а несколько бандитов тоже было убито, а одного, унтер-офицер в прошлом, взяли в плен. Но от него ничего полезного о планах банды мы ничего и не узнали. Кто руководит этой бандой, сколько человек в ней. Только потом стало нам известно, что бандой руководил какой-то Барсуков, белый офицер.
При упоминании этой фамилии Балаганов заерзал беспокойно на скамье, порываясь чуть было не вскочить. Но Остап вновь грозно посмотрел на него и промолвил:
— Не перебивайте рассказчика коллега.
— А что, вам знакома эта фамилия? — с подозрением уставился на Балаганова Путилов.
— Да нет, мы тоже в газете читали, товарищ.
— Да-да, было о нем сказано. Банду разгромили, а его самого не нашли. Но всё это так, — пристукнул снова палкой по гравию старый бывший чекист. — А вот был случай, товарищи. Сейчас я вспомнил, возможно, он вам пригодится в вашей радиопередаче.
И Путилов начал рассказывать историю, не подозревая, что он ею надоумит «радиокомитетчиков» применить метод ЧК в их поиске.
— Убили нашего комиссара. Преступник так спешил скрыться, что обронил томик Фета, поэта известного. А в книге на эрзацобложке штамп: «Библиотека тов…". А дальше лист оборван. Ищем убийцу по отпечаткам, по выстрелу. Из какого оружия стреляли и так далее. По описанию, каков убийца из себя, как был одет, от соседей по предположению составили данные. Но ничего, и только. И вот один из сотрудников предложил дать в газету объявление: «Покупаю книги поэзии изданные до революции. Обращаться туда-то». Ну, конечно, не в ЧК, а по гражданскому адресу. И что же вы думаете, начали, приносить книги. И каких только не было изданий! И Брокгауза и Фрона, и Сытина, и издателей Санкт-Петербурга. Были томики многих великих поэтов. Наконец, принесли нам и второй томик Фета. Когда мы открыли обложку его, то там был четкий эстамп с указанием фамилии с инициалами. И что же вы думаете, нашли. Сравнили с отпечатками пальцев, описание и другие детали. Хозяин книг и признался в своем преступлении.
— Ну и какие же мотивы убийства были? — спросил Остап.
— Представьте себе, не политические. Наш комиссар был очень охоч до женского пола, совратил жену того. Вот он на почве ревности в отместку и порешил его. С его же нагана. Вначале оглушил его, а потом и застрелил.
— Да, интересно, товарищ Путилов, весьма любопытно, — задумался Бендер. — Значит объявление в газете помогло?
— И не раз, расскажу вам ещё случай… Из Юсуповского дворца кто-то похитил старинную картину. Специалисты определили большую её стоимость. Картина была знаменитого художника не то немца, ну то голландца. Начали искать, поскольку сохранение ценностей в дворцах поручили нам. Снова дали объявление в газету, что такой-то покупает старинные рамы по дорогой цене. Обращаться туда-то. Прошло несколько дней и что же вы думаете? И это объявление сработало. Пришла жительница одна и принесла связанные рейки разобранной рамы. Когда соединили и пригласили хранителя из того же дворца, он и подтвердил, что эта рама именно с украденной картины. Допросили женщину. Она сказала, что она и понятия не имеет, откуда эта рама. Так как её постоялец вынес эти рейки к мусорнику. А ей рейки понравились, позолоченные были, хотя и почерневшие. Взяла связала и поставила в кладовку. А когда узнала, что покупают старинные рамы, то и принесла покупателю. Ну мы тут же не долго думая и взяли её постояльца. Допросили и он признался, что кражу совершил именно он. Нашли у него и полотно картины, снятой с этой рамы. Вот такие-то случаи, товарищи происходили тогда. Вы поинтересовались судьбой ценностей дворцов, вот я…
Компаньоны молчали, ожидая, что старый чекист может еще что-то расскажет. Но он посмотрел на часы и встал.
— Вот пока всё, товарищи, мне пора домой, надо принимать лекарство. Так что готовьте свою радиопередачу и, пожалуйста, уведомите меня, когда она будет.
— Обязательно, Иван Федорович, обязательно, затряс руку Путилова Бендер.
— А как же, непременно, товарищ Путилов, — схватил руку чекиста-автора и Балаганов.
— До свидания, желаю успеха, — пошел прихрамывая чекист.
— Вот, Шура, что значит общаться с нужными людьми, вы что-нибудь усвоили из рассказа его? — кивнул Остап в сторону ушедшего.
— Еще как, командор, и нам надо в газету, — двинул руками как в боксе «молочный» брат Бендера. — Как и те легавые, командор.
Бендер посмотрел на своего рыжеволосого компаньона и укоризненно сказал:
— Вы опять, — «легавые», — Шура!
— Больше не буду, командор. Это машинально. Не буду. Я говорю, в газету, как и те гэпэушники, командор.
— Это другое дело, камрад Балаганов. Замечаний больше не имею.
Глава 23. По методу чекистов или перст судьбы
На следующий день в газетах «Красный Крым», «Курортной газете», «Вестник предпринимателя» и в других даже районных появилось объявление:
«Покупаю дореволюционные фотоальбомы с фотографиями и без них по повышенной цене. Обращаться лично или письменно по адресу: г. Ялта, ул. Юзовская, 7. Коллекционеру или г. Симферополь, Главпочта, до востребования, Измирову».
— Ну, детушки, — прочел свои объявления в газетах Остап, довольно потирая руки. — Заседание продолжается.
Прошло несколько дней после появления в газете объявления компаньонов и начали приходить люди, предлагая купить старые альбомы.
И каких только альбомов компаньоны-затейники не видели. Приносили им старинные в сафьяновой коже и с медным обрамлением по краям, с тиснением и без тиснения надписей, с вензелями на обложках, и простые в картонных переплетах. Листы же альбомов были с прорезями для фотографий, и с уголками для них. А один паренек принес большой фотоальбом с переплетом из двух медных, позеленевших от времени, пластин. На лицевой такой обложке было выгравировано: «Купец первой гильдии С. К. Гаврилов». Приносили альбомы и в переплетах тисненных, под структуру крокодильей кожи. С фотографиями и без них. Фотоснимки были коричневые, черно-белые, и серые пожелтевшие от времени. Изображали они дам с длинными тренами платьев, гимназистов, чиновников в сюртуках, военных и разные пейзажи, и виды городов: Санкт-Петербурга, Киева, Москвы и других. Были фотографии и детей в разных видах, и даже грудных младенцев, в пеленках и колыбельках.
— Компаньоны не ожидали такой активности жителей. И когда им пришлось уже складывать этот вынужденно купленный товар, Остап вдруг вспомнил свою контору по заготовке рогов и копыт в Черноморске и он смехом напомнил об этом Балаганову.
— Шура, помните нашу контору в Черноморске?
— Как не помнить, командор, мы хорошо тогда пожили, — засмеялся Балаганов, но он засмеялся не от того, от чего рассмеялся Бендер, а о своих анекдотичных действий. Вспомнил нападение на Корейко, распилку двухпудовых гирь, пишущую машинку с турецким акцентом, поскольку там вместо буквы «е» была буква «э».
— Нет, бывший уполномоченный по рогам и копытам, уверен, что вы вспомнили не то, что я. Помните, когда в нашу контору ввалился мужик с грязным мешком и прямо посередине комнаты вывалил зловонную кучу рогов и копытец, расхваливая, что сортец их преотличный!.. — зашелся смехом вновь Остап.
— Ох, командор, помню, помню! Как же не помнить! — уже не смеялся, а реготал Балаганов. — Вы еще заплатили ему пятнадцать рубликов, командор. А Паниковский… мир праху его, — перекрестился Балаганов, — потом еще, чай пил с этим рогоносцем, — заливался смехом бывший уполномоченный по рогам и копытам.
Услышав смех, в комнату всунул голову Козлевич, он был в это время возле своего любимого детища, готовя его к выезду в любую минуту по делам их компании.
— Всё в порядке, Адам Казимирович, вспомнили наши рога и копыта.
Альбомы покупались по дешевке, но не знали, что с ними делать дальше. Хотя покупались альбомы только старинные, дореволюционные, но такого, который им подсказал бы что-то нужное, они в них не находили, вспаривая даже обложки, менее же привлекательные альбомы, выпущенные уже после ухода Врангеля, компаньоны отвергали, говоря, что они никакой антикварной, коллекционной ценности не представляют. После нескольких дней такой закупочной деятельности, компаньоны поехали в Симферополь по адресам, указанным в полученных письмах. Но среди более десятка приобретенных альбомов для фотокарточек, ни одного не было, который говорил бы о принадлежности к фотодеятельности Мацкина, а тем более с начинкой фотографий похожих на подпольщиков-больше-виков.
