– Нет, не до этого было, – с сожалением покачала головой царевна. – Просто сунул в руки на бегу, наказал держать покрепче и далеко от него не отходить, и был таков.
– По-моему, это был очень хороший совет, – переглянувшись, в один голос постановили все.
Помывшись в горной речке и избавившись на берегу от всего, что двойное попадание молний не пережило – половины одежды, пары мешков, недельного запаса обугленной до состояния кокса провизии, чашек, кружек и котелка, от которого остались только ободок и донышко, соединенные друг с другом приварившейся ручкой, а также того, что когда-то было Сенькиным луком со стрелами, отряд утомленно присел на бережку и, меланхолично бурча пустыми животами, задумался о месте ночлега.
Шерстяная спина летящего Масдая, конечно, хороша, но после сегодняшних кульбитов и потрясений отдых был нужен даже ей. А им – хотя бы ужин, не говоря уже о такой декадентской роскоши, как ночевка под крышей, обильный завтрак и горячий травяной чай.
Иванушка, одновременно пугая и смеша супругу новой прической, снова расстелил карту, смахнул с глаз одинокую челку, и принялся изучать заросли Багинотских гор, изображенных неизвестным картографом на желтом пергаменте как плотная череда кротовых куч.
Никаких рек, речушек и даже ручьев к западу от нарисованной Багинотской долины не было и в помине, и посему на пытливый ум троицы автоматически напрашивались два вывода. Либо они, сбивая преследователей с толку, заодно сбили с него и себя и невзначай очутились там, где ближайшая река протекала – непосредственно в пригороде Мильпардона, либо жизнерадостно бегущая мимо вода коварно вырвалась из-под спуда гор уже после начертания адалетовой карты. Даже не подвергаясь обсуждению, оба варианта получили саркастическое «Ха!» от всех троих, а исследователи этой территории – неведомые труженики линейки и теодолита – еще и персональное «шарлатаны и мошенники хеловы» от отряга.
Прояснению их текущего положения в пространстве это помогло мало, но души мятущиеся облегчило, и на здравую мысль натолкнуло.
На скорую руку почистив Масдая, устало растянувшегося в безопасном удалении от воды, троица погрузила на слегка подпаленную мохеровую спину оставшиеся пожитки, состоявшие, главным образом, из последнего запасного Олафова топора, «сокровища Багинота» и Агграндарова посоха. Ковер поднялась в воздух – выглядывать на этот раз не столько угрозу с неба, сколько ровное сухое место, где можно было хотя бы разложить костерок и разлечься самим, если уж это было всё, что оставила им по части удовольствий и развлечений на сегодняшний вечер и ночь капризная судьбинушка. Но то ли забыла про них, наконец-то, злодейка-судьба, то ли решила, что наигралась достаточно, но вдруг Масдай радостно ахнул, резко заложил вираж, огибая отвесную скальную стену, и нетерпеливо спикировал, как кот на сметану.
– Дом!!! – вырвалось синхронно-восхищенное из всех трех глоток, будто строение, представшее их истомленным взорам, являлось если и не сказочным дворцом с вывеской «Обслуживание путешественников круглосуточно», то пятизвездочным постоялым двором с большой кухней и теплой печкой.
Мягко приземлившись на еле видной тропинке у самой калитки, Масдай с чувством выполненного долга вытянул кисти и обмяк.
– Конечная… – в изнеможении сипло выдохнул он. – Выходим, граждане, согласно купленным билетам… Ковер дальше не идет.
Граждан долго уговаривать не пришлось: подхватив оставшийся багаж и проворно скатав Масдая, повеселевший отряд дружно промаршировал через неприкрытую калитку прямиком к крыльцу.
Называя обнаруженное их воздушным кораблем строение «домом», при ближайшем рассмотрении постановили друзья, они явно поторопились. Ибо чем ближе подходили они, тем быстрее стрелка их встроенного домометра соскальзывала с отметки «дом» до «избушка». Метрах в двадцати от цели она съехала до «хижины», в десяти, дернувшись, сползла на «лачуга» и, у самого порога, отчаянно дрогнув, свалилась к «халупе», да там и застряла, потому что ниже делений уже не было.
Но на безызбии и халупа – дворец, и Иванушка, как самый дипломатически подкованный и вызывающий доверие[3] из всех троих, учтиво постучал в косяк.
Первым и единственным вызванным эффектом был локальный обвал строительного мусора из-под стрехи на шапку, весьма своевременно нахлобученную Сенькой на свежеподжаренную голову мужа.
– Стучи еще, – решительно посоветовал конунг. – Или, может, высадить эту доску гнилую к варговой бабушке? Вместе со стеной?
– Ты что?! – ужаснулся Иван. – Мы же в гости пришли!
– А может, дома никого нет! И будем мы тут стоять, пока небо не упадет на землю! – хмуро буркнул отряг, но от действий, направленных на повреждение чужой собственности временно воздержался. – А так зайдем, поглядим. Если хозяева дома, мы все снова выйдем на двор и дальше стучать станем. Я же культурный человек, за кого вы меня принимаете!
Пока его друг не прибег к своему плану действий или не заставил всё-таки объяснить, за кого они его принимают, что было бы во много раз хуже, царевич торопливо постучал еще раз.
И еще.
И снова.
– А и кхто энто там? – недовольно проскрипел изнутри слабый старушечий голос.
Дверь приоткрылась на три сантиметра, в лучах заходящего солнца блеснул серый, по-стариковски мутный глаз, и тут же снова захлопнулась.
С той стороны послышался шум, имеющий только одно объяснение.
В дверную ручку торопливо засовывалась щетка.
– А вот сейчас я на вас, стукунов, собак-то спущу, спущу! – грозно пообещала бабка, ушедшая в глухую оборону.
– А у вас есть собаки? – удивился Иван, оглядывая быстро погружающийся в сумерки двор в поисках если не нагло манкирующей своими должностными обязанностями стаи, то хотя бы ее резиденции.
– А вот и есть! – голос хозяйки неуловимо дрогнул. – Они, наверное, с мужиком моим и сыном барана ушли искать. Но вот как вернутся, как вернутся – будете знать, как бедную женщину ночами пугать! Они у меня ох и свирепушшие, сама боюсь!
– Кто? Муж и сын? – уточнил Олаф, и глаза его озарились надеждой не только на кров и еду, но и на славшую драчку.
– И муж и сын тоже! – воинственно объявила старушка. – И нечего мне тут зуб заговаривать!
– В смысле, зубы? – вежливо уточнил Иванушка.
– Чего есть, того и говорю! – строго отрезала бабуся. – Чужих зубов мне не надо, но и свой никому в обиду не дам!
– Так бабушка, мы ж вас не обижать пришли! – приникла к щели, пробежавшей вдоль косяка, Серафима. – Мы – путешественники, с дороги сбились. Нам нужно поесть бы чего-нибудь, хоть крошечку малую, и поспать…
– А потом снова поесть, – с готовностью договорил за нее отряг.
– Ха! Рассказывайте мне сказки! – презрительно фыркнула из-за двери старушка. – С дороги они сбились! Да от дороги сюда по горам три дня пешком ползти, если шею раньше не сломите! Чтобы так заблудиться, десять лет тренироваться надо!
– А мы способные, – обиженно пробубнил Масдай с плеча конунга.
– Мы вам заплатим, бабушка! Золотой кронер! С каждого! – отчаянно воззвал лукоморец вслед ускользающему ужину, непромокаемой крыше и ставшему уж совсем эфемерным завтраку.
– С каждого! – саркастически повторила за ним хозяйка. – Да что вы мне тут мозги полощете! Если платить нечем – так и скажите… А то – «по мешку золота за миску похлебки, по сундуку за каравай»!.. Ох, молодежь, молодежь…
– Нет, так мы ведь это… мы ведь не того… – не нашел контраргументов отряг. – То есть, что ж нам тогда?.. Идти, что ли?..
– Да ладно, куда вы на ночь глядя пойдете, балаболы… – послышался вздох из неглубоких недр домишки. – Что с вами уж делать, раз приперлись… Если спать негде, ступайте на сеновал, это за домом, двери граблями беззубыми подперты… Да козу с козушками не беспокойте – а то молоко высохнет.
– А поесть?.. – жалобно протянула царевна.
– Да принесу я вам, принесу… – ворчливо пообещала старушка. – Кашки вот пшенной сварю на молочке, и принесу. Только в дом ко мне не ходите. А то разгуливают тут всякие, а потом ложки пропадают…
– Спасибо! – заулыбалась команда и маленькой, но воодушевленной толпой повалила в поисках ворот обещанного рая на земле, припертых сломанными граблями.
После божественного вкуса каши на концентрированном козьем молоке и котелка обжигающего кипрейного чая на сон потянуло даже Масдая.
Иванушка, с тихой завистью глянув на товарищей, в один миг унесшихся в царство снов и сновидений в обнимку с ковром, боком пристроился у слухового оконца, надвинул на мизинец женино кольцо-кошку, раскрыл на первой странице самую дорогую на Белом Свете книжку и принялся за чтение, не забывая прислушиваться к шорохам ночи.
На улице меж тем стало совсем темно.
