На улице меж тем стало совсем темно.
Погасло бабкино окошко. Зажглись мелкие несортовые звезды и кривоватый осколок луны. Ночь опустилась на багинотские горы, щедро и надежно укутав до утра перевалы и вершины роскошным черным бархатным покрывалом. Еще одна ночная вахта пошла своим чередом…
Дочитав до конца третьей части, лукоморец оторвал взгляд от мутно сереющей в ночи страницы, поискал и не нашел на старом месте тонкий месяц, и потер уставшие глаза. Интересно, сколько времени прошло?..
Вернулись ли уже старушкины муж и сын? Нашелся ли глупый баран? Наверное, если бы вернулись, собаки бы лаяли? Или нет?..
Скоро ли утро?
Пытаясь определить, в какой стороне находится восток, царевич высунул голову в оконце. Но то ли до рассвета еще было далеко, то ли восток этой ночью расположился в направлении прямо противоположном их апартаментам, но никаких признаков восхода Иванушке отыскать не удалось. Он с легким вздохом втянул голову, приятно охлаждаемую ночным ветерком, обратно в сарай… и замер.
Показалось ему, или нет, но под оконцем как будто скользнули две тени. Дед и сын? Или…
Осторожно, словно крался по лежбищу спящих крокодилов, Иван снова высунул голову наружу и прислушался.
Трещала наперебой, взяв в окружение бабуськину усадьбу, дивизия цикад. Ухала где-то удивленно ночная птица. Рассеяно шелестел листьями старых вишен вокруг сарая сонный ветерок. Вздыхала и шуршала внизу, в сарайке, неугомонная козья семья. А шаги…
Шаги…
Шаги…
Иванушка покачал головой. Никаких шагов слышно не было. И голосов тоже. Показалось. Или и вправду проходили хозяйкины домашние, поглядели, все ли у них спокойно, обошли и вернулись другим путем.
Но всё равно надо быть настороже.
Решив так, лукоморец снова втянул всё, что могло протиснуться через окошко в сарай, пристроился на старом корыте и взял в руки упавшую в сено книгу.
До утра еще, видать, далеко.
Перевернув страницу на начало части четвертой, он обвел внимательным взглядом их молчаливую мансарду, неровные горы сена, безмятежно спящих спутников… Всё тихо и спокойно.
Только посох Агграндара мирно освещал ровным, но сильным золотистым светом непроглядную тьму сеновала.
Утро настало внезапно.
Одну минуту Иванушка при помощи Серафиминого кольца изучал взгляды Антонио Гааба на экономическое устройство нового королевства, перемежаемые афоризмами и остротами, заставившими себя цитировать уже второй век после его смерти. А в другую – робко и неуловимо – лист фолианта осветила розовая заря.
Почти радостно лукоморец захлопнул книжку и растолкал почивающих бок о бок жену и друга.
– Чеготакого?.. – сонно пробормотал из-под них Масдай.
– Кукареку! – бодро ответствовала Сенька. – Пять утра – в ВыШиМыШи пора!
– А может, вы как-нибудь без меня?.. А я вас потом догоню?..
– Ага, догонишь, – с готовностью отозвалась царевна. – Пешком. На кистях. Тыгыдыч-тыгыдыч.
Не углубляясь в уговоры, отряг нахлобучил любимый шлем, закинул за спину топоры, сноровисто скатал ковер и водрузил его на плечо.
– Ну, что? Всё спокойно было? – словно спохватившись, повернул он голову к Ивану. – А то я, кажется, так дрых, что тут хоть Суртр на Хель женись – не проснулся бы.
– Д-да нет, всё спокойно, – пожал плечами их штатный ночной дозорный.
– Посох! – воскликнула за их спинами Сенька.
– Что?! – подскочили юноши.
– Гораздо мутнее стал… если мне не кажется…
Но ей не казалось.
– Заряд кончается? – предположил Масдай.
– Так быстро?
Лица путников вытянулись.
– Наверное, кончается… – неохотно признал за всех Олаф. – Надо торопиться в Шантонь.
– Надо, – согласились его спутники – и заторопились.
К избушке-развалюшке за утренней кашей.
Расплатившись с ошеломленной хозяйкой четырьмя золотыми багинотскими кронерами – по одному за постояльца, как обещали – путешественники водрузились на ковер и первым утренним рейсом выбыли в сторону Эльгарда.
Следуя старушкиным указаниям, ковер быстро нашел дорогу, сориентировался, и бодро помчался к цели, показательно игнорируя восторженные и изумленные восклицания пеших и конных странников с серой каменной ленты внизу.
– А муж с сыном ее так где-то в горах и заночевали, видать… – рассеянно заметил Олаф несколько часов спустя, когда впереди горы стали расти уже не вверх, а вниз, что было верным признаком приближающейся равнины.
– Если они у нее вообще есть, – не отрывая напряженного взгляда от небосклона у них в арьергарде, проговорила царевна.
– Почему ты так решила? – оторвался от созерцания своего сектора ответственности Иван.
– А ты при свете дня ее хозяйство видел? – оглянулась на него жена. – Сарай косой, дровяник кривой, дом раненый на все углы, крыша поехала…
Юноши задумались над ее словами. Но первым молчание нарушил Иван.
– А кто же тогда, пока вы спали?.. – обращаясь, скорее, сам к себе, нежели к спутникам, недоуменно сдвинул он брови и тут же болезненно поморщился от потревоженного ожога.
– Что?! – подскочили все трое, включая Масдая.
– Да нет, ничего, ничего, всё ведь мирно было!.. – отпрянул от них лукоморец и успокаивающе вскинул ладони. – Просто среди ночи мне показалось, будто два человека тихонечко прошли мимо нашего сарая… и я подумал, может, это хозяин и сын… но если их вообще в природе не существует – значит, просто померещилось… ведь если бы это были ренегаты, мы бы до утра… до утра…
– Что? – снова подалась вперед вся троица.
– Посох, – плоским голосом выдавил лукоморец. – Он же голубой. А ночью светился золотом. А утром стал тусклее…
– И что это значит? – не понял Масдай.
– Это значит, – Серафима одарила мужа взглядом, приберегаемым до сего момента специально для про-Гаурдаковской коалиции, – что у таких часовых … такими часовыми… таким часовым… растаким… и разэтаким… часовым…
Иванушка покраснел и пристыженно втянул повинную голову в плечи.
– … таких часовых книжек надо пожизненно лишать! – безжалостно договорила она. – Без права переписки!
Приговоренный к высшей мере наказания и сознавая всю ее справедливость до последней буквы, царевич развел руками, пробормотал сбивчивые слова раскаяния и прощения и, готовый искупить вину чем получится, с удвоенным рвением уставился в пустое синее небо на юге.
А с запада на них надвигалась гроза.
Первые капли дождя застигли их ближе к вечеру на подлете к большому и веселому городу на самой границе Эльгарда и Шантони.
– «Добро пожаловать на весеннюю моринельскую ярмарку», – прочел Иванушка красные буквы на желтой растяжке над дорогой.
– Ярмарку? – оживился Олаф.
– Ярмарку?.. – скис Масдай.
– Ты что-то имеешь против весенних моринельских ярмарок? – удивилась Сенька, воодушевившаяся при этом праздничном слове.
– Против ярмарок – нет, – недовольно пробурчал ковер, брезгливо подергивая кистями, смахивая первые крошечные теплые капельки. – Чего я не люблю, так это переполненных постоялых дворов, гостиниц и прочих таверн, где приличной печки и целой крыши не найти и с городской стражей. И вообще – не знаю, как вы, а я приземляюсь. Погода нелетная.
В таких вопросах спорить со старым ковром было бесполезно, и уже через три минуты в город, не без удовольствия разминая затекшие за день ноги, вступили трое пеших путников и одно средство передвижения, прикидывающееся обыкновенным предметом роскоши.
Первым горожанином, попавшимся им навстречу, оказался подвыпивший мужичонка в соломенной шляпе и со связкой кур подмышкой, не слишком успешно пытавшийся открыть калитку собственного дома.
– Скажите, пожалуйста, где находится ближайший постоялый двор? – обратился к нему Иван.
– И весенняя моринельская ярмарка, – нетерпеливо присоединился к опросу свидетеля отряг.
Мужичок при виде увешанной сталью и закованной в сталь рыжей рогатой громады значительно протрезвел, нервно сглотнул, прижал кур к себе и быстро ткнул дрожащим пальцем в ту сторону, откуда пришел.
– Там.
– Что из вышеперечисленного? – учтиво уточнила царевна.
– Всё, – коротко сообщил куровладелец и юркнул во двор, хлопнув неуступчивой калиткой так, что отвалилась и упала в пыль медная ручка.
– А вам с какой целью? С набегом? – высунулась из-за соседнего забора грузная чернявая тетка в синем чепце и таком же платье, одним взглядом оценила род занятий одного гостя Моринеля и заподозрила темное прошлое, мутное настоящее и туманное будущее его компаньонов. – Так вы опоздали. Там еще вчера всё раскупили-разобрали, одни карусели да выставки остались. Кто ж на ярмарку в воскресенье вечером ходит?
Главного специалиста по набегам, к удивлению пухлой эльгардки, новость сия отчего-то не огорчила.
