Вы в очередной раз оказались правы: учиться в институте – это необычайно весело и приятно во многих местах. Узнаешь так много о своем внешнем и внутреннем строении, о своих не всегда своевременных позывах и многой прочей полезной чепухе и не только.
Учу английский, латынь, философь, литературу всех мастей… Не учу (!) химию, высшую математику(!), программирование (!)…
Хожу по театрам и циркам еженедельно, как культурный. С превеликим любопытством и удовольствием посетил также дельфинарий, планетарий, колумбарий и вагинарий.
Нравится мне столица – спасу нет. Никто на тебя внимания не обращает – живи в свое удовольствие. Никто не ломается как Катька – все осознают соответственную потребность и без сомнений предаются. Образование, в общем, тут из всех так и прет.
Думаю, что после диплома, обязательно останусь здесь. К тому времени обязательно прославлюсь, и жить будет на что. Было бы с кем, в смысле на постоянной основе. Так ведь и не подвернется мне никак подходящая особа, чтоб тебе раз и навсегда.
Страдаю. Но мне это как писателю молодому в пользу. Так стихи жалостливые легко получаются. Одни «пятерки» по поэзии у меня…
Сорока на хвосте принесла, что Вера будто бы в школу заходила. И плакала, сидя на нашей с ней парте?… Что была она в веригах на босу ногу. И на сносях от своего Хрякина второй раз?…
Или врут? Может, она и развелась с ним уже как неделю? И джинсы носит, и ждет явления принца прекрасного?…
Сообщите с пометкой «cito».
А Руслан, видать, большую ракету умыкнул. Меня вызывали по этому вопросу. А про Ваську так ничего и не спросили. Может военкомат заново отстроили…
Как наши девки-жены? Наверное, уже банки закатывать и квасить научились по полной…
Пишите, ничего и никого ничем не покрывая. Я телом – здесь, душою – там.
Всегда ваш ученик
Саша Ермак.
P.S. Письмо вы написали на чьем-то аттестате. Потому пересылаю его обратно…»
«1313
S, 1001, 65, 14 0,gG Nn, 1001, L, 8, 14, 76, 2, 65, =
44, 555, 44, %, FF 65, gG 341, 65, 555, 8
FF, 1001, %% 997, 42, gG, %% 76, 12, ^, L
FF, 1001, 14 8, 997, 0, 1001, $, =
11»
Из буриме на лекции по синекдохо-лингвистике:«Я вышел в сад в шальную осень
Лес предо мной листву всю сбросил
И я вошел в него всем телом
Но робко так и неумело
Ведь это было в первый раз
На нас глазело столько глаз
И мне чуть-чуть не стало плохо
Я ощутила себя крохой,
Заброшенной в конец вселенной,
Красивой, но при этом тленной
И гордой именем своим
Тебя мы чтим
Умов царица
Жар-девица
Наша муза
Увы, с похмелья ты – обуза…»
Из зачетных стихопробна первом курсе:
«Эх, моя дорога,
с песнею да брагой
Вдоль полей да леса
с солнцем на плече
С ветром в сотоварищах,
С лихостью да удалью
Под руку с любовью
Ты веди меня…»
на втором:
«О белых брежу простынях,
Барахтаяся с грязной шлюхой.
На черное бросаю гимназистку.
А красное накинут на меня,
Схватившего Костлявую за ляжку…»
на третьем:
«Играла А
И пела Б,
В танцевала,
Глазками стреляла Г,
Д слала поцелуй воздушный,
Е екала,
Ж головой качала,
З корчила гримасу,
И икала,
К кивала многозначно
Л увлекала так, что
М плела интриги и
Разносила сплетни Н,
О пальчиком грозила,
А П – постелью
Совместно с Р
И с С в придачу,
Но Т вмешалась.
Плачет У.
Привстала Ф,
Нахалка Х протягивает руки,
А надо б ноги как у Ц,
Ч на другого как бы смотрит,
Обходит стороною Ш,
Щ – неугомонна и бесстыдна.
Ей вторит Э, бросается в объятья.
Их Ю опережает.
Но что же Я?…»
на четвертом:
«О, Милые, я не жалел на вас
ни денег и ни сил,
Когда я их имел…»
на пятом:
«Не предвкушаю послесмертной славы
Я и при жизни был любим…»
«…разбирая до костей прозу выдающего прозаика П.Куролапого, мы видим, что никаких собственно костей, как впрочем, и прозы в его произведениях нет напрочь. Есть лишь сопли, на которых кое-как болтается субтильный сюжетец, сопли, которыми приклеены друг к другу аномальные герои и их соответствующие причиндалы.
Мотя Фиго – герой-любовник романа «Запретные цукаты». Ну какой он к черту герой-любовник с его-то сорока двумя килограммами веса!? Несложный подсчет килокалорий, необходимых для функционирования, убедительно показывает весь абсурд существования этой двухметровой рептилии!
Роза Бирюзовая – несчастная мать. Может ли быть несчастной мать, выдавшая дочь замуж за сына президента и ставшая при этом любовницей самого президента, а заодно и премьер-министра вместе с кабинетом?
В принципе может. Но почему тогда она улыбается на всех картинках? Почему умиляется в каждой фразе? Почему сама является инициатором всех событий?… Потому что ей нравится такая жизнь! И она действительно счастлива своей этой трогательной во многих местах жизнью…
…не все, однако, так противоречиво и ненатурально в романе Куролапого. Безусловно, стоит отметить неподражаемый язык данного прозаика. Длинный и слюнявый, он как бы обволакивает читателя своей зловонной слизью, как бы зовет за собой в ту глубокую дыру, куда по замыслу автора рано или поздно падут-таки «запретные цукаты»…»
Из экзаменационного рассказа Александра Ермака «Глория – дочь Парамона»:«…Глория проснулась, как и положено, по утру. Оглядевшись и не узнав своего отражения в потолочном зеркале, рассмеялась:
– Какая я же все-таки, Глория!
Она с удовольствием взбрыкнула попой – волны заходили вдоль и поперек. Она вспомнила все – это же ее попа, ее кровать, ее квартира. Где-то рядом должен был быть и ее то ли муж.
Она пристальнее вгляделась в потолочное зеркало. От кровати по нежно-бирюзовому паласу тянулся ровный и красивый, как будто выписанный импрессионистской кистью след крови.
Глория улыбнулась и, погрозив в зеркальные небеса вкусным мизинчиком, приподнялось на крепких локтях:
– Пьер-Жан, выходи…
Окно тут же распахнулось и в него прямо на канате, прямо в постель к ней впрыгнул муж с надкусанной шеей. В его кривых «а ля тюрк» зубах теснился огромный букет пан-гавайских лилий.
– Гло-, – только и успел сказать он, роняя на ее грудь лилии, кровь и еще теплые слюни.
– Пьер-Жан, – улыбнулась Глория, проворачивая стилет в его пахучем
паху…
…
– Пьер-Жан, – качнул кадилом молоденький дьякон.
…
– Пьер-Жан, – чиркнул пером в реестре военнообязанных старенький клерк.
…
– Пержан, – кричали гларусы, давясь дармовыми помоями над акваторией
порта.
…
Глория потянулась и сладко колыхнула задом:
– Такая вот, Жан – пьерверзия…»
Из приказа ректора Литературного института:«В связи с женитьбой студента А. Ермака выдать ему двойную стипендию в качестве единовременного пособия по статье „Научные исследования и изыскания…“
Из жалобы ректору Литературного института:«Ваш воспитанник не оказался. Он целый день ругается предпоследними словами по женской и проректорской части. Вечерами выезжает по его словам „на натуру“, отчего по возвращению имеет подозрительные запах и цвет. Мое приданое пустил по миру развлечений. Не водит меня на заседания худсоветов и литтусовки. Требует котлет. Во сне громко икает и называет меня „Верой“. А спросонья – „Кобридзе“
Часто пристает в постели и возле с разными глупостями и откровенными предложениями. Слушает тяжелый рок. Меня – редко. Пишет на туалетной бумаге. Ругается, когда я ей пользуюсь.
Прошу принять меры.
Искренне ваша и заранее готовая
Мария-Луиза Вычурмак-Ермак»
Из коллективного письма ректору Литературного института:«Просим вашей поддержки в бракоразводном деле нашего товарища и коллеги А.Ермака. Со стороны суда намечаются задержки, а мы видим, как каждый день супружества нашего товарища с гражданкой Гореевой Р.П. тяжело отражаются на его творческом здоровье. Можно сказать, что он вошел в затяжной творческий кризис.
Он располнел. С утра до вечера ни о чем не думает, только ест и пьет как последняя скотина. С большим трудом ему удалось накропать и переслать нам подметное письмо с мольбой о прекращении такой жизни.
