— Откуда это? — повертел конверт Бендер, — без адреса…
— Из альбома выпало. Начал укладывать на место, а из одного конверт и выпал, — пояснил Балаганов.
— Вы же просматривали, ничего там не было, — удивился Остап.
— Но не все просмотрели, Остап Ибрагимович, — дернул кондукторские усы Козлевич. — Только часть их, когда поняли, что они совершенно все новехоньки.
Бендер надорвал конверт и начал письмо читать вслух:
«Дорогая мама!
Нет уверенности, что я вернусь. Поэтому о письме этом сообщи моим товарищам. Они рано или поздно к тебе обратятся. А если и с письмом что-то случится, то скажи им, что все наиболее интересные фотографии мне удалось переправить Симаковым в Керчь. Адрес Симакова тебе известен. А если и с ним что-нибудь не так, тогда пусть найдут там Клебанова Павла Анисимовича. Письмо прочти, вложи в конверт без надписи и подсунь его за подкладку обложки одного из новых фотоальбомов на случай обыска.
Целую, любящий тебя твой сын Виктор».
— Вот это да! Детушки! — радостно провозгласил Остап. — Выходит, не всё еще потеряно? Всё, Адам, готовьте машину, завтра в путь. А сейчас, если вы не очень хорошо поужинали, камрады-искатели, то приглашаю вас в ресторан поужинать со мной и с Зосей, по случаю такой новости.
Когда Остап пришел к Зое, то застал её очень расстроенной за укладкой вещей в дорогу.
— Что случилось, Зосенька?
— Вот прочти, — подала она письмо.
Бендер пробежал глазами текст. Письмо было написано мариупольской соседкой Зоей, в нем говорилось, что Серафима Карповна тяжело захворала, слегла. И дом Зои теперь находится без должного присмотра в такое беспокойное и голодное время.
— Ясно, — констатировал Остап.
— Собираюсь срочно ехать, чтобы помочь Карповне и за домом, — всхлипнула женщина.
— Понимаю, Зосенька. На авто мы сможем тебя доставить только в Симферополь и посадить в поезд.
— Ничего большего и не надо. Буду благодарна, родной, Ося, — чувственно промолвила Зоя.
Сборы были недолги. Вскоре вместо ресторана вся компания сидела в «майбахе», мчавшемся в Симферополь.
Поезд в сторону Мариуполя отправлялся ночью. У друзей в ресторане было время и они устроили ужин-проводы Зои.
Провожая даму своего сердца, Остап заверил её, что как только дела ему позволят, он непременно сразу же приедет к ней. Зоя обещала ему также, что если здоровье Карповны улучшится, или она найдет другой какой выход, чтобы дом её не оставался без присмотра, то и она сразу же даст об этом знать ему. Немедленно приедет снова в сказочную Ялту.
Дальнейшее прощание с Зоей было без лишних сентиментальностей, так как настроение женщины было озабочено письмом из Мариуполя, а мысли Остапа были заняты предстоящей поездкой в Керчь.
Проводив Зою, Бендер со своими компаньонами мчались к многообещающему Семенякину, согласно неожиданному письму-находке.
Глава 24. Поиски и находки в Керчи
Миновали Феодосию и в Керчь въехали, когда город, лежал еще в раннем предутреннем рассвете.
— Начинать нам надо, детушки, с адресного бюро, как вы понимаете. По всей вероятности нам предстоит не один день пребывать в городе, который славится керченской селедкой, поэтому для начала поселимся в гостинице.
Они выехали на набережную и, узнав у сторожа невзрачного магазинчика нахождение гостиницы, вскоре и подъехали к ней. Это было белоснежное трехэтажное здание с вывеской: «Гостиница Керчь».
— Я остаюсь в машине, Остап Ибрагимович, — сказал Козлевич, когда Бендер выходил из автомобиля.
— Как обычно, Адам, — присел и потянулся, разминаясь, его командор.
На настойчивый стук Остапа вышла заспанная дежурная и с недовольством уставилась на ранних приезжих.
— Командировочные по инспекции санитарии вашего города, товарищ.
— Проходите, — невесело ответила хозяйка. — Отдельных номеров нет, но комната на четырех найдется.
— Нас двое, — пояснил Остап.
— Пусть двое, — кивнула дежурная.
Оформив поселение, Бендер и Балаганов расположились в просторной комнате. Прилегли на кроватях с провисшими сетками. Но несмотря на дорожное утомление, не спали.
Утром, когда не то на судоремонтном, не то на металлургическом заводе проревел отдаленно гудок, извещая начало рабочего дня, два единомышленника умылись и вышли из гостиницы.
Козлевич, откинув сидения, чутко спал в своем автомобильном детище.
— Адам, — тронул его за плечо Остап.
— Да, Остап Ибрагимович? — сразу же вскочил Козлевич.
— Мы по городу и в адресное, а вы в машине, конечно?
— Да, позже я что-нибудь придумаю для её охранения, Остап Ибрагимович.
Бендер и его молодой компаньон прошли по Набережной, вышли к улице Свердлова и прошли к музею Дебрюса, основанному в 1826 году и названному сейчас именем A. C. Пушкина. Вернулись, так как после времени рабочих, уже наступило время служащих. Узнав где адресное бюро города, они направились к центру.
В адресном бюро повторилось всё то же, что и в Симферополе, когда они разыскивали Мацкова-Мацкина и других. Но здесь компаньонам-искателям повезло сразу и они пошли по адресу Семинякина.
Остап с Балагановым прошли по булыжной мостовой старой части Керчи и остановились у каменных арочных ворот отделяющих один выбеленный одноэтажный дом с небольшими оконцами от другого такого же. Старая покосившаяся акация с жухлыми листьями сторожила покосившуюся калитку, висевшую на ржавых петлях, вделанных в стойку из ракушечника.
Бендер вступил на узенький тротуар из каменных плит, уложенных лесенкой и, отворив вход, вошел в тесный мощеный булыжником дворик. Взошел на крыльцо и настойчиво постучал в дверь.
Но ему никто не ответил. Но над каменной оградой, отделяющей двор от соседнего, появилось загорелое лицо старой женщины.
— Вам кого? — спросила она.
— Нам нужен товарищ Семенякин, — приветливо ответил ей Остап.
— О-о, еще чего, — протянула старуха. — Когда-то Семенякины тут жили, а в гражданскую его беляки увели. Да так и не ведомо, что с ним. А жена вскоре и померла. А сейчас здесь живут совсем другие, Грачевы. И если к ним, то хозяйка, видать, на базаре, а Степан, как известно, на рыбном промысле.
— Ясно, мамаша, вопросов больше не имею. Благодарствую, — разочаровано проговорил Бендер и сошел с крыльца и хотел было выйти из дворика, но с удивлением увидел, как Балаганов подошел к всё еще стоящей за оградой старухи и спросил:
— Мамаша, а вы случайно не подскажете, где проживает Клебанов. Это его друг ближайший.
— А кто его знает, милый. Были друзья, ходили к нему люди, и рыбаки, и заводские часто. А кто он, этот Клебанов, что он, не ведаю.
— Благодарю. Вопросов больше не имею, — скопировал рыжеволосый компаньон-искатель своего командора и вышел вслед за ним.
— Ну, Шура, «молочный» брат Коля, вы делаете успехи просто на главах. Как говорил мой знакомый торговец сапожным кремом Зяма Ицексон, вы просто подметки рвете на ходу.
— Да вот… спросил на всякий случай, командор. Машинально как-то… Вдруг что-то и скажет.
В это время старуха — соседка бывшего дома Семенякиных вышла на улицу и спросила:
— Так вы Клебанова спрашивали?
— Да-да, Клебанова, — поспешил подтвердить Бендер и одновременно с Балагановым обернулся к женщине.
С выжидающей надеждой оба смотрели на неё.
— Так это никак тот Клебанов, который в городе революцию делал?
— Может, может, и он, мамаша, верно, а где его можно разыскать, не подскажете? — подошел к ней Бендер.
— Так если тот Клебанов, так его и других беляки прилюдно и постреляли. Так что вот так милые, и не ищите этого самого Клебанова.
— А жил он где, жил? — поспешил спросить Остап.
— А кто его знает. У властей и узнайте. Они, наверное, знают своего героя.
— Спасибо, спасибо, уважаемая, — в унисон поблагодарили компаньоны женщину.
— В исполком, командор?
— Да, братец Шура, в исполком, но не в ролях названных сыновей лейтенанта Шмидта.
— Да уж ясное дело, — хохотнул Балаганов.
В исполкоме председателя они не застали. Принял их его заместитель.
Бендер представился, как из газеты, а Балаганов — из радиокомитета.
Компаньоны начали задавать вопросы о революционерах города, о Клебанове, который был таковым, как они поняли из слов старой женщины.
— Ну что я могу сообщить, конечно, героический товарищ. Но я здесь недавно, из Геническа сюда переброшен. Но посоветую обратиться в редакцию газеты «Керченский рабочий». Об этом она недавно писала, там узнаете многое, что вас интересует.
Когда вышли от зампреда, Бендер сказал:
— В адресное бюро теперь нет смысла идти, Шура. Клебанова ведь нет в живых.
