Львиная доля сбережений Мастеркова-старшего ушла на адвокатов и поддержание сына. Остальное изъела инфляция. ДЕНЬГИ превратились в деньги. Что ж, в любом случае это лучше, чем если бы их нашли тогда при обыске.
Роберту предстояло брести по жизни в одиночку. И он побрел.
Карьера учителя совершенно не грела. А что он еще умел? Ездить верхом, махать ракеткой и говорить по-китайски. Первые две науки можно было затолкать куда поглубже. А вот китайский язык мог выручить. Так оно и получилось. Поболтавшись меж нескольких журналов, где подвизался то ли переводчиком, то ли курьером, Роберт нарвался вдруг на одну китайскую фирму. Не стоит, думаю, заставлять наборщиков подбирать литеры с иероглифами лишь для того, чтобы сообщить читателю ее название. Название к делу не относится.
Владелица фирмы, госпожа Чен Линь, искала переводчика. Дел в России у эмансипированной дамы было по горло, а из великого и могучего русского языка она знала едва ли три дежурные фразы. Да и то произносила она их с таким акцентом, что нашим соотечественникам и в голову не приходило вслушаться в этот щебет и узнать родное «спасибо». Словом, переводчик был необходим, а найти его оказалось непросто.
Главная проблема заключалась даже не в том, чтобы найти человека, способного переводить. Рабочий график мадам Линь походил на мудреную синусоиду, обремененную модулями и квадратами. В переводе на нормальный русский это называется «то пусто, то густо». Неделю мадам могла проводить в эдаком деловом анабиозе. Потом вдруг поступала ключевая информация об отправляемом из Китая грузе, и фирма не просто просыпалась — вспыхивала, вскипала! Все принимались шуршать бумагами, возить по столу мышками своих «персоналок», звонить и суетиться. Сама же госпожа Линь не просто вставала во главе процесса, но предпринимала беспримерные усилия по поиску клиентов и покупателей. Если в дни вынужденного безделья страницы ее ежедневника практически пустовали, то теперь строчек не хватало, чтобы расписать все встречи. Госпожа Линь урезала время на сон и отдых, начиная рабочий день в шесть утра и заканчивая его за полночь. Все это время рядом должен был неотрывно находиться переводчик, готовый в любой момент дать консультацию.
Но какой же переводчик, будучи в здравом уме, согласится на такой график? За сточасовую рабочую неделю любой полиглот рискует позабыть, какой из языков родной, или надорвать извилины. Нашлась пара добровольцев, но запрошенные ими гонорары привели заамурских братьев в ужас. Приходилось перебиваться несколькими переводчиками с почасовой оплатой, что влетало китайской фирме если не в копеечку, то в юань — точно.
И тут подворачивается Роберт Мастерков! Парень, который неплохо говорит по-китайски; парень, который толь-|ко-только пробирается на пажити переводчиков и не имеет представления о существующих ценах на услуги «толмачей»; парень, который вообще не представляет, как вести дела со своим работодателем; парень, в голову которого вбиты заповеди вроде «люби начальников своих», вследствие чего он предпочтет утонуть, чем потревожить дремлющего на берегу начальника. Последнее, кстати, очень даже в ретро-китайских традициях. В общем, Роберта взяли, схватили обеими руками. Оклад, который ему положили, не обременял бюджета компании, а молодому человеку казался астрономическим. Правда, условия договора носили характер неопределенный, и вскоре Роберт стал замечать, как его рабочая неделя удлиняется, поглощая вечера и выходные, уходя за отметку девяносто часов, минуя сто, переваливая сто десять. Главное, что и возможности побороться за свои права молодому толмачу не оставалось, ибо все сверхурочные вечера и выходные проходили в ресторанах, казино и приватных клубах, куда мадам Линь частенько переносила зашедшие в тупик переговоры и где любила коротать досужие вечера. Роберта сажали за стол, потчевали деликатесами, поили дорогими винами и водкой. Как тут прикажете выказать недовольство, в какой форме? Идея дернуть начальницу за рукав в перерывах между тостами и, дожевывая дармового моллюска, потребовать возмещения за тяжкий труд казалась не очень удачной.
Пока Роберт Мастерков ожидал предлога для начала борьбы за свои права, он успел привыкнуть к подобному образу существования. А чем плохо? Сыт, пьян, обеспечен культмассовой программой и при этом еще зарплата и возможность практиковаться в языке. Домашними хлопотами молодой человек обременен не был, любимой девушкой не обзавелся. Так куда ему рваться? С китайцами весело и вкусно отдыхалось, после третьей рюмки всем присутствующим становилось до лампочки, кто на каком языке говорит и слышит ли их собеседник, так что можно было расслабиться и набивать брюхо, поглядывая исподлобья на извивавшихся на маленьком подиуме танцовщиц.
Случалось, что пару-тройку дней его услуги не требовались. В первый день он отсыпался, обнаруживая, что умудрился изрядно устать. На второй пялился в телевизор, а утром третьего выходного дня Роберт просыпался и начинал скучать по своей интересной службе.
Кстати, о культмассовой программе. По мере того как китайцы привыкали к своему русскому сотруднику, они доверяли ему все больше и позволяли себе развлечения все менее и менее невинные. Травку, например. На второй или третий раз китайцы предложили и Роберту потянуть из длинной трубки с металлическим набалдашником. Роберт потянул, пока не перехватило дыхание. Понравилось, и впредь молодой человек участвовал в опиумных пирах с большой охотой.
Не давала Роберту скучать и мадам Линь. Переговоры, встречи и деловые ленчи сменялись вечеринками и сабантуями, куда добросовестного работника приглашали уже просто так, за компанию.
Позднее, решив, видимо, что Мастеркову можно доверять, мадам Линь стала-брать его и в поездки по магазинам, и в косметический кабинет, и даже к массажисту.
Мадам Линь, как говорится, миновала тридцатилетний рубеж, однако определить на глаз, как далеко она ушла за него, не представлялось возможным. Когда она, накинув на бедра простыню, возлежала на массажном столе, распаренная и благоухающая каким-то сладким восточным ароматом, мысли о возрасте даже не забредали в голову.
Роберт, чуть заметно краснея, отводил взгляд от гладкой пергаментной кожи, предпочитая рассматривать кафельные стены или собственные ногти.
Мадам Линь же то и дело обращалась к костоправу, высказывая замечания и пожелания «помять там» и «погладить тут», так что Роберту приходилось не только лицезреть наго-ту своей патронессы, но и указывать на места, ожидающие прикосновения. Китаянке определенно нравилось играть со смущением юноши, и она прибегала к его помощи все чаще, следя насмешливым взглядом, как тот просит массажиста погладить ее бедра, «вот так, сверху вниз, сверху вниз».
Во время третьего сеанса массажа госпожа Линь расшалилась до того, что как бы случайно уронила простыню на пол, а заметив, что ее переводчик в панике отвернул лицо, начала донимать его вопросами:
— Почему вы отвернулись, Роберт? Вам неприятно смотреть на меня? Я так старо выгляжу, что вызываю отвращение?
Мастерков бубнил что-то невнятное, что, мол, нет, отчего же, мадам очень даже молода и привлекательна, но Чен Линь продолжала атаковать его новыми вопросами, цепляясь за слова, перевирая ответы Роберта и делая вид, что неверно поняла его.
— Ладно, — сказала мадам Линь, заканчивая свой допрос, — скажи Валентину — так звали массажиста, — пусть закругляется. Пусть не забудет про крем. А ты, кстати, напрасно отворачиваешься. Может, для тебя я и старуха, но ты очень многому мог бы у меня научиться. Очень многому, что оценят твои молодые подружки.
Спустя неделю, после очередного опиумного фуршета, мадам Линь отвезла очумевшего от нескольких затяжек Роберта на квартиру, которую она снимала, и начала обучать своего переводчика премудростям восточной любви. Занятия начались сразу с практики.
Наутро Роберт, очнувшись в постели начальницы, почувствовал себя немного не в своей тарелке. Однако дискомфорт этот терзал его недолго. Он быстро сообразил, что подобный поворот можно считать верным признаком того, что руководство ему доверяет, ценит. Так как продвижение по службе ему не грозило — каким образом можно повысить единственного переводчика? — Роберт подумал, что стоит ожидать прибавки в зарплате.
Молодой человек понимал, какая «благодать» на него свалилась: один неверный шаг — и он превратится из фаворита в изгоя. А ошибиться он отныне мог не только на службе, но и один на один с шефом. Второе значительно хуже. Так что или он станет паинькой на обоих фронтах, или потеряет все сразу.
Роберт теперь пуще прежнего старался угодить мадам Линь. Днем он ни на секунду не забывал о своих обязанностях, а ночью был очень прилежным учеником. Он старался изо всех сил, и какое-то время все шло как по маслу.
