Если раньше даже небольшой фрагмент женской голени, словно случайно мелькнувший в разрезе платья, манящий многообещающими колготками, как наживка для голодной рыбы, вызывал в нем бурный всплеск необузданных эмоций, прилив крови ко всем заинтересованным органам и желание проникнуть в эту таинственную бесконечность, в ту самую точку, в которой пересекаются, вопреки законам геометрии, две сексуальные прямые, то теперь даже призывный обрез обтягивающей юбочки, разделяющий бедра на две равные части, рождал лишь сухую констатацию фактов и унылое — «Да. Ну и что?..»
Да. Это женские ноги. А это синтетические, телесного цвета колготки. Ну и что?..
Да. Под колготками модные трусики, едва прикрывающие выбритый лобок, уходящие задней перемычкой глубоко-глубоко между ягодиц и врезающиеся в анальное отверстие. Ну и что?
Да. Под трусиками женский половой орган, выполняющий и мочевыделительную функцию. Ну и что?
Да. Это контурируются сквозь тонкую маечку соски молочных желез. Ну и что?
Да. Это губы, обнажающие порой нездоровые и даже искусственные зубы. Ну и что?
Да. Это уши. Два наружных проявления органа слуха с некогда опьяняющими мочками. Ну и что?..
Беспощадный сатирик никогда не был обласкан представителями девичьего или женского пола. На его страстные токования откликались максимум один-два раза в год практически никем не востребованные особи. Порой, увы, и за деньги. Но Гайский твердо был убежден, что эта недодача интимной близости объяснялась исключительно тем, что все завидовали его таланту и, если была возможность хоть этим доставить ему неприятность, они эту возможность использовали. «Не дают», потому что завидуют. Эта формула была для Гайского аксиомой. Но только он один знал всю глубину такой физиологической безысходности…
Теперь, когда, казалось бы, в этом смысле все облегчилось, сатирика мучил вопрос: а не признак ли это грядущей старости? О том, что возраст проникал во все дыры, Гайский, разумеется, не думал.
Эта потребность вернуть утраченное и привела рыцаря средств массовой информации с анонимным визитом к знаменитому не только в Мухославске целителю-проктологу.
Целитель в своей лечебной практике исходил из того, что базовый источник здоровья человека находится не в продолговатом мозгу, не в полушариях, ведающих теми или иными процессами, не в мочках ушей, не в ступнях, не в разных химерных точках, обожествляемых китайскими иглоукалывателями, а в единственном месте, стыдливо прикрываемом всем человечеством в течение тысячелетий, звучащем на всех языках постыдно-скабрезно, являющемся неприличным адресом, по которому отправляют друг друга конфликтующие между собой люди. Местом поклонения и стимулятором излечения от всех без исключения недугов для целителя являлось заднепроходное отверстие… Anus!.. Здоровый anus — здоровый дух! Теорема, не требующая доказательств.
Мухославская интеллигенция, бизнесмены и представители властных структур называли его почтительно заднепроходцем. По парадоксальному стечению обстоятельств, фамилия заднепроходца была Передковский.
Среди пациентов, отбоя от которых не было, контрольный пакет, безусловно, принадлежал посетителям мужского ночного клуба «эГЕЙское море», куда нет-нет да и заглядывал Гайский, но исключительно в роли беспощадного сатирика…
Выслушав жалобы Гайского на недополучение от жизни столь желанных физиологических наслаждений, Передковский попросил его раздеться и принять позу, аналогичную изображенной на картине, висящей над столом. Передковский гордился этим методом обозначения позы, что позволяло ему избегать непонятного «положения Тренделенбурга», унизительного «коленопреклоненного положения», путаного геометрического «встаньте на четыре точки», наконец, грубого «встаньте раком». В данном случае все было просто — пациент смотрел на картину, примеривался и принимал нужное положение.
Гайский уже было обозначил необходимую позу, как вдруг его взгляд остановился на светящейся окружности, похожей на циферблат часов с цифрами и какими-то знаками…
— Что это? — спросил он.
— Это креативная схема анального отверстия, — таинственно ответил Передковский. — Окружность разделена на двенадцать зон, каждая из которых отвечает за нормальную функцию определенной части жизнедеятельности организма. На двенадцати часах — центр мыслительно-мозговой активности. На двух часах — зона питания и обмена веществ. На четырех часах — деловая активность… Ваша проблема располагается в районе половины шестого…
— Утра или вечера? — поинтересовался Гайский.
— В зависимости от того, когда вы чувствуете наибольшую несостоятельность вопроса, — уточнил целитель.
— К сожалению, круглосуточно, — вздохнул сатирик.
— Будем диагностировать и лечить, — деловито сказал Передковский. — А чтобы вы не сосредоточивались на производимых мной манипуляциях, я дам вам для ознакомления мою статью, теоретически и философски обосновывающую мою методику…
Он положил перед Гайским развернутый в нужном месте журнал и углубился в исследование. Гайский же углубился в статью:
СВЕТ В КОНЦЕ ТОННЕЛЯ
Все горести, болезни и конфликты в нашем внешне цивилизованном мире происходят оттого, что люди в течение поступательного развития сами себя закабалили оковами заблуждений и условностей. Они гордятся мерзким и украшают все низменное. Они топчут идеалы и ханжески презирают все по-настоящему возвышенное и прекрасное. Они пожирают все бегающее, летающее, растущее и плавающее. Они нарушают природный баланс, все более изощренно культивируя по сути варварский процесс поглощения, делая его важнейшей частью любого праздника — от дня рождения и свадьбы до международного саммита на самом высоком уровне. В процессе надругательства над природой мы одновременно зашлаковываем собственный организм, сокращая и без того скудное количество времени, отведенного нам на пребывание в райском месте вселенной, именуемом Землей. И если бы не великий дар самоочищения, человечество давно прекратило бы свое существование.
Так почему мы бесстыдно украшаем так называемые праздничные столы, произносим пышные, порой лицемерные тосты и здравицы, принимаем за трапезой судьбоносные, порой преступные решения, а великий процесс самоочищения стыдливо прячем в утлых кабинках, разделяя на условные, навязшие в глазах и ушах «М» и «Ж», лишая народ радости общения в животворном потоке самоосвобождения от мерзости?
Так не правильнее ли будет упрятать моменты поедания в отдельные, скрытые от постороннего глаза места, чтобы лишить человека возможности кичиться своим варварством и самому определять меру своей преступности перед окружающим миром?
А предметы для очищения, неспроста нежно именуемые писсуарами и унитазами, вынести на скверы и площади, украсить их цветами и лепнинами, чтобы люди, сбросившие оковы условностей, могли в любой момент привстать или присесть, приветствуя друг друга, приглашая к мирному диалогу не только на основе родства или взаимосимпатий, но и на уровне самых представительных международных форумов!
…Камера панорамирует с обнаженных ягодиц сатирика на орудующие между ними руки Передковского в красных резиновых перчатках.
— Тебе не больно, Анхелита? — спрашивает овладевший ею полицейский.
— Нет… Наоборот, — говорит Гайский, продолжая читать статью.
— Вот и хорошо, — деловито говорит полицейский. — Если кто-нибудь узнает о нашей с тобой связи, тебе конец!
— Я кохаю тебя, люба моя! — стонет Анхелита. — А ты?
— И я тебя кохаю, — говорит полицейский, пряча пистолет в кобуру.
Гайский заканчивает изучение статьи:
«Поэтому именно область анального отверстия ответственна буквально за все функции живого человеческого организма. Устарело известное латинское изречение „Per aspera ad astrum!“. Да здравствует новый лозунг — „Per anus ad astrum!“».
Сатирик закрывает журнал и думает: «Теперь понятно, почему у нас все делается через жопу…»
— Ну вот и ладно, — говорит Передковский, снимая красные резиновые перчатки. — Как я и предполагал, налицо снижение активности побудительных импульсов в зоне вашей заинтересованности и, как следствие, вялая наполняемость кровеносных сосудов, депрессирующая процесс эректильности и ведущая к падению libido до уровня практически ниже нуля.
— Я смогу жить? — упавшим голосом спросил Гайский.
— Безусловно.
— Я… в другом смысле…
— А в другом смысле — будем лечить.
Заднепроходец достал из холодильника коробочку и вынул из нее нечто, похожее на среднего размера сосиску.
— Это свечи моего изобретения, — сказал он. — В их состав входят вытяжки из спермы австралийского кролика и пятнистого мексиканского осла. «Виагра» отдыхает. Пусть вас не смущает размер, привыкнете. Я дал этим свечам грандиозное название. Самодвижущий бренд! «Фауст-патрон»!.. Как?
