— Я смогу жить? — упавшим голосом спросил Гайский.
— Безусловно.
— Я… в другом смысле…
— А в другом смысле — будем лечить.
Заднепроходец достал из холодильника коробочку и вынул из нее нечто, похожее на среднего размера сосиску.
— Это свечи моего изобретения, — сказал он. — В их состав входят вытяжки из спермы австралийского кролика и пятнистого мексиканского осла. «Виагра» отдыхает. Пусть вас не смущает размер, привыкнете. Я дал этим свечам грандиозное название. Самодвижущий бренд! «Фауст-патрон»!.. Как?
— Снаряды с этим названием были на вооружении германской армии во Второй мировой войне, — неуверенно произнес сатирик.
— Вот именно! — подхватил заднепроходец. — Это оружие настоящего мужчины! А Фауст — символ омоложения! Вы читали Гёте?
«Всё к одному», — подумал Гайский, вспомнив, что на азербайджанском языке слово «гёт» переводится как «задница»…
— Введете патрончик, — заключил Передковский, — и через час позвоните по этому телефону и попросите Аню. 23–30–30.
— Зачем? — поинтересовался Гайский.
— Это моя ассистентка… С вас сто пятьдесят баксов. Если поможет, донесете еще сто. Если нет — верну вам двадцать пять… Только не переусердствуйте со снарядами. Последствия мало изучены, а потому непредсказуемы.
…Сатирик примчался домой, забежал в туалет. С трудом зарядил «фауст-патрон» и стал ждать, глядя в окно на проходивших мимо всех без исключения женщин. За час он насчитал двести восемьдесят шесть женщин разного возраста, но ни одна из них не вызвала никаких эмоций, кроме унылой констатации: «Да. Ну и что?»
И тут Гайский вспомнил про ассистентку Передковского. Он набрал нужный номер и попросил Аню.
— Это Гайский, — сказал он.
А в ответ послышалось маняще-зазывное:
— О-о-о!.. Вы могли и не называться… Ваш голос способен свести с ума кого угодно… Неужели это не сон?.. О-о-о!.. Подожди… я разденусь… вот так… Ну давай!.. Освободи мое тело от кипящей лавы страсти!.. Ну же!..
— Что я должен сделать? — спросил сатирик.
— Прочти что-нибудь свое, — простонала ассистентка.
— Тебе нравится мое творчество? — оживился сатирик.
— О-о-о!.. Не мучь меня… Читай! Читай!..
Гайский находит на столе свежий номер газеты «Накося — Выкуси!», в котором опубликован его ответ на его же статью в предыдущем номере под заголовком «Есть мнение», и читает:
— «Есть другое мнение…»
— Не надо другое! — стонет ассистентка. — Свое читай! Свое!
— И то мнение, и противоположное мнение, — поясняет сатирик, — оба моих мнения.
— Не мучь! — стонет ассистентка.
И Гайский читает:
— «Когда до выборов мэра остаются считанные недели, пора внести ясность в представления жителей нашего города по поводу того, кто же претендует на эту ответственную должность в свете только что принятого президентом судьбоносного решения…»
— О-о-о!.. Как хорошо! Не останавливайся! О-о-о!..
— «Человек, которого изберут мухославцы, обязан будет сделать так, чтобы наши люди стали наконец процветать еще больше, чем они процветают сегодня…»
— А-а-а!.. Еще! Еще!.. О-о-о!..
— «Один из претендентов имеет окончание „ян“ в своей фамилии…»
— О-о-о!.. Еще раз!.. Еще!..
— «Один из претендентов имеет окончание „ян“ в своей фамилии…»
— О-о-о!.. Волшебно! Только не торопись Хулио!.. Еще!.. Еще!.. Анхелита! Любимая! Ты должна знать, что один из претендентов… О-о-о!.. Ты меня сводишь с ума своим претендентом!.. А-а-а!.. Не останавливайся!
— Ты должна знать, что «один из претендентов, имеющий окончание „ян“ в своей фамилии, выливает ведра компромата на честнейшего человека, обвиняя его в иудаизме и семитизме, к чему честнейший человек не имеет ни малейшего отношения. А кто же на самом деле тот, кто выливает ведра компромата на честнейшего человека? Торгаш! Спекулянт, связанный с криминалом, австралийскими воротилами и чеченской мафией!..»
— Ну еще! Еще чуть-чуть!..
— «И весь мухославский электорат должен это знать!» Ты слышишь меня, Анхелита?..
— О-о-о!.. Слышу, Хулио! Слышу! Но я не Анхелита… О-о-о!.. Ну давай же!..
— Но я тоже не Хулио! — изумленно кричит Гайский и все понимает: из открытого окна соседней квартиры слышен идущий по телевизору сериал…
— Ну где же ты, родной?.. Почему ты остановился?.. Не мучь меня!.. Читай!
— «Так пусть же мэром нашего города станет не Тифлисян, не Ереванидзе, не Бакулиев, а Ктоследует!..» Тебе понравилось, Анечка?
— Да! Да!.. Но мне мало!.. Еще читай! Еще!
— Но моя статья кончилась…
— Читай! Читай, что хочешь!.. О-о-о!.. Я убью тебя!.. Читай же!
Гайский берет лежащий на столе томик Гоголя и читает то, что попало ему на глаза:
— «С досадою закусив губы, вышел он из кондитерской и решился, против своего обыкновения, не глядеть ни на кого и никому не улыбаться. Вдруг он стал как вкопанный у дверей одного дома; в глазах его произошло явление неизъяснимое: перед подъездом остановилась карета; дверцы отворились; выпрыгнул, согнувшись, господин в мундире и побежал вверх по лестнице. Каков же был ужас и вместе изумление Ковалева, когда он узнал, что это был собственный его нос!..»
— Вот!.. Во-о-от! Все!.. Я рухнула!.. О-о-о!.. Ты гений!.. Гений!.. О-о-о!..
Ассистентка вешает трубку, а Гайский вслух спрашивает сам себя:
— Так я не понял, кто гений — я или Гоголь?
И в этот момент он чувствует где-то в малом тазу едва заметное, давно забытое шевеление и урчание. Он бежит в туалет и заряжается еще одним «фауст-патроном»… И это становится его ошибкой, которая вскоре приведет Гайского к непредвиденным трагическим последствиям…
На исходе дня Гайский ощутил в области своего мужского достоинства определенное напряжение и набухание. Его это сначала обрадовало, но вскоре смутило, потому что напряжение и набухание совершенно не зависели от соблазнительных женских образов, которые по воле сатирика возникали у него в сознании. Напряжение и набухание были как бы сами по себе, а обнаженные женские натуры мелькали, как обложки мухославского журнала «Пелагея», не вызывая ни малейшего желания. Где-то около двадцати трех часов Гайский вынужден был расстегнуть молнию на джинсах, так как мужское достоинство уже не помещалось в отведенном для него пространстве.
«Эх, вот так бы лет двадцать назад», — с грустью подумал Гайский…
Он задремал, сидя на стуле, а когда почувствовал необходимость справить малую нужду и встал, то непроизвольно задел мужским достоинством ножку письменного стола. Ножка треснула посередине, и стол, покосившись, рухнул со всем, что на нем стояло… Сатирику стало немного не по себе, и он позвонил заднепроходцу Передковскому.
— Я предупреждал вас не переусердствовать в использовании «фауст-патронов», — сказал Передковский. — Приходите завтра… В крайнем случае, верну вам двадцать пять долларов.
— Я боюсь, что завтра я уже не смогу показаться на улице, — испуганно сказал Гайский.
— Попробуйте прижать его к животу ремнем, — посоветовал целитель и повесил трубку.
Армейский ремень от портупеи, сохранившийся от деда, служившего еще с Буденным в Гражданскую войну, лопнул на второй минуте, как передутый воздушный шарик…
К середине ночи метавшийся по квартире Гайский переломал половину мебели, и соседи стали стучать в стену, грозя вызвать милицию.
К рассвету в мужском достоинстве сатирика возникла жуткая пульсация, ритмически совпадавшая с ударами сердца. Центр тяжести резко переместился, и Гайский бревном рухнул на пол, ударившись головой о батарею…
…Прибывший вместе с милицейским нарядом судмедэксперт констатировал смерть известного мухославского сатирика в результате кровоизлияния в область мужского достоинства…
Этот случай спустя восемь лет будет представлен Передковским на Международном конгрессе проктологов в Найроби и получит официальное наименование «симптом Гайского»…
Хоронили его в специальном гробу с отверстием в крышке. Гроб срочно был смонтирован по спецпроекту Мухославским ритуальным ОАО «Счастливого пути».
Через сутки после похорон на свежей могиле Гайского выросло странное, фаллической формы дерево, которое быстро достигло двенадцатиметровой высоты.
На вершине его свили гнездо три невероятные разноцветные птицы с хищными клювами. Каждый день в восемь часов вечера они куда-то улетали, а в шесть часов утра возвращались в гнездо и игриво перестукивались клювами, словно делясь впечатлениями об удачно проведенной ночи…
За две недели до выборов Рапсод Мургабович назначил Н. Р. Ктоследует стрелку. В записке, которую получил Н.Р., значилось:
