Раколовы принесли тридцать небольших членистоногих, не прибавив уверенности в завтрашнем дне.
И в этот момент явился Валетов с корешами. Промысловики выложили перед взором племени добычу. Кучка была небольшой, но Мудрецкий тут же распорядился варить уху, плюс грибы и листья крапивы и одуванчика, стаканчик молока на ночь, и ничего, и кое-как день, считай, продержались.
Но дембеля стали возбухать. Забейко с Казаряном подошли поближе к Бабе Варе, но корову не пугали.
– Хватит ее за титьки дергать. Давай кончать.
– Не, какой кончать, – Простакову не нравилось такое, хотя еще сегодня утром, кто знает... – Получается, мы там зря целый день комаров кормили?
– Ты молчи, здоровый.
Но здоровый не мог согласиться. Он расправил плечи, выпятил грудь и попер на Забейко, вот-вот собираясь пустить в ход свои клешни.
И тут дембелей поддержала группа голодных сограждан, жаждавших мяса. Среди них были сержант Батраков и Боря Жевалов.
Баба Варя прекратил добывать молоко и отвел коровенку в сторону, давая возможность группировкам решить судьбу животины. Не мог же он один попросить их всех отойти.
Подбежал Мудрецкий. Он тоже хотел мяса. Сейчас. Сию минуту.
– Надо людей кормить, – тихо произнес командир, и его слова слышали все.
Леха хмурился, он сам еще не забыл, как выступал за говядину, но сейчас ему было жаль корову и жаль своих собственных трудов на реке. Чего топали-то, чего ловили-то?
– Как прикажете, товарищ лейтенант.
– А я не хочу приказывать, – здесь Мудрецкий сделал ошибку. Он был в армии, а не в компании. – Я хочу посмотреть, что решит коллектив, – Он снова сваливался в сторону демократии.
– Давайте решать, – с радостью согласился Леха, делая шаг вперед. Весь взвод попятился, оставляя впереди бледненьких Забейко и Казаряна.
Увидев такую реакцию, рядом с гигантом возник Валетов и набычился. Выглядело это весьма комично. Рядом с горой некий клоп, раздувающий щеки. Подошел Резинкин. Встал Балчу, хоть он к троице и не тяготел, но, поскольку сегодня вместе с ними ходил на рыбалку и успел измотаться, решил принять сторону меньшинства, отстаивая тем самым собственные труды. К маленькой группке примкнул и крохотный Баба Варя. Он хоть и был меньше Валетова, но то, что он проделал месяц назад с лошадью, придавленной столбом, никто не забыл. Прекращая мучения животного, он поставленным ударом хладнокровно добил скотину.
Петро прекрасно понимал: если он сейчас эту коалицию не разобьет, то его власти во взводе придет конец. И тут те, кто не знал гиганта близко, а таких было большинство, увидели ужасное. Глаза солдата из Сибири стали наливаться кровью. Простаков теперь напоминал не человека, а демона. Расставив широко в стороны руки, он тяжело дышал. Ни у кого не осталось сомнения: одно неверное движение – и чудовище бросится в атаку.
– Ладно, – глядя с опаской на вепря, согласился Забейко. – Пусть будет молоко. Но вот увидите, если люди ничего два дня жрать не будут, корове придет кобздец.
Все разошлись к кострам и принялись делить полученное молоко. Ситуация в лагере оставалась напряженной. Валетов только оправился от стресса. Быть рядом с Лехой выгодное дело, но могли хорошенько намесить. Здесь люди опытные, собьют с ног – и хрен ты встанешь. Коллективчик тут посплоченнее, не разобранная деревня. Могут так бока намять, что потом в армии служить больше не придется. Организуют досрочный дембель, по здоровью. А лейтенант уже никого не остановит. Вот, правда, у Холодца пистолет. Что внушает некоторую уверенность. Не позволит же он им драться. Поглядел на майора, сидящего у отдельного костерка и охраняющего свою жрачку, сука. Потом посмотрел на Витька с Лехой и на надоенное молоко, что им досталось.
– Иди, иди, – подбодрил Леха, который не мог долго на белой водичке. – Сам не знаю, зачем я за корову заступался сегодня. Жрать охота, – выл он.
Валетов пошел. Надо сказать, Холодец с радостью принял визитера. У него уже были готовы для обмена две банки. Бартер состоялся. Но, обидно, поблизости оказался ефрейтор Петрушевский, который тут же подсел к Забейко. Дембель не дал разливать молоко по другим плошкам и тоже пошел к начштаба, мечтая заполучить консервы. Но Холодец встретил дембеля холодно.
– Чего надо, чего хотел?
– Давайте поменяемся, товарищ майор. Вот у вас консервов много. А я вам молока свежего принес.
Показывая на котелок, который ему передал Валетов, Холодец, улыбаясь, ответил:
– У меня сыроварни с собой нету. Куда мне столько.
Утро следующего дня выдалось хмурым. Рыбаки медленно поднимались, отходили в сторону от потухших кострищ. Отливали. Умывались водой из фляжек, принесенной водоносами. Забирали червей, собранных Багором и Замором еще вчерась.
Валетов подошел и стал будить сонного Балчу. Тот поднялся и стал виновато нашептывать на ухо Фролу:
– Никому не говори, пожалуйста, вот вчера вечером...
Валетов отпрянул от него на шаг и нахмурился.
– Ты что, втайне ото всех обосрался?
– Да нет, – снова Тимур подошел ближе. – Удочка, она как-то ночью сама в костер попала. Все сгорело – и удилище, и леска.
– А крючок остался? – вытаращил глаза Фрол.
– Не нашел пока в золе. Вот сейчас уже светло. Сейчас я разгребу и поищу.
Плюнув, троица направились к реке без Балчу. Придурок, ей-богу придурок. Они надеялись отработать сегодня еще лучше, чем вчера. Молоко – все же вещь. А рыбы наловят обязательно, целую гору.
Простаков, не успевший за ночь выспаться толком, топал впереди как проводник. Витек беспокоился, как бы не начался дождь. И рыбалка бы не превратилась в сущее наказание. А рыбачить придется все равно, так как иного источника пропитания у них нет. И единственное, на что они могут быть еще способны, так это на набег. Выследить деревенское стадо, связать пастуха и увести еще одну корову, которую уже неминуемо забить в лагере и нажраться. Его передернуло. Сладкие мысли приходилось гнать прочь.
Валетов с силой ткнул Простакова в спину так, что тот споткнулся, но не упал.
– Эй, Чингачгук, ты куда нас ведешь? Мы уже топаем на полчаса дольше, чем вчера.
Простаков огляделся. Посмотрел на небо.
– Что-то я не заметил.
– Не заметил он, – скривился Фрол.
Простаков подошел к Резинкину и посмотрел на его часы, так как своих не носил. Часами со стрелками можно без труда пользоваться как компасом, если знать, как по небу движется солнце. Ориентированием на местности и занялся Простаков.
– Извините, немного влево забрали.
Маленький кулачок теперь врезался в область печенки.
– Ты чего, здоровый, совсем сдурел! Сейчас самый клев!
Определив поправку, Леха уверенно стал удаляться. Фролу и Витьку пришлось двигаться за ним, так как они оба в лесу вообще не ориентировались. Приходилось надеяться на гиганта. Ведь свои черепушки к ориентированию они никогда не прикладывали.
Можно вернуться. Но тогда Забейко так пробьет фанеру, что три дня охать будешь. А Простаков не заступится, потому как будет на реке рыбачить. И потом ничего никому не сделает. Скажет только, что его надо было слушать. В конечном счете, он на самом деле человек леса.
Они шли долго. Реки не было. А лес становился все гуще. Папоротник под ногами рос сплошным ковром. Вместе с перистыми листочками еще какое-то вьющееся растение покрывало огромные пространства, и приходилось высоко поднимать колени, чтобы не запутаться в тонких, но на редкость прочных крохотных стебелечках.
Лехе и самому уже стало стремно. Он глядел по сторонам, но деревья росли так густо, что дальше чем на двадцать метров ничего нельзя было разглядеть. Солнце стояло уже высоко, и нельзя было сказать, откуда и куда оно движется. Леха подходил, снимал с руки Резинкина часы, крутил их из стороны в сторону, глядел вверх на лучи, едва пробивающиеся сквозь густые высокие кроны, смотрел вперед себя и качал головой.
– Я не мог ошибиться, река в том направлении.
– Если мы сейчас обратно пойдем, то только к вечеру в лагерь вернемся, – выл Фрол.
– Мужики, давайте еще полчаса.
– Сдохнем мы тут в твоем лесу! – Валетов впал в истерику.
Резинкин не мог драться, как Простаков, и не мог смачно трепать языком, как Валетов, но он сейчас подошел к Фролу и, забрав у него удочку, дабы он ее не поломал в нервном срыве, успокоил:
– Кончай выть, Валет, все у тебя будет ништяк.
Простаков потопал дальше, и остальные двое последовали за ним беспрекословно, стараясь верить в лучшее.
Но уже через полчаса Валетов орал на весь лес матом, называя Леху двуногой скотиной, которая не в состоянии двигаться в одном направлении и забирающей то влево, то вправо.
Наоравшись посреди густой чащи, Фрол снял с плеч вещмешок, откинул в сторону удочку, уселся на поваленное дерево, снял сапоги и портянки. Маленькие белые с розовыми пятнышками пальцы гнулись туда-сюда. Дышали. Он не обращал внимания на комаров и спокойно сидел, разминая ноги. Ему было наплевать на сразу трех перепончатокрылых вампиров, усевшихся на разопревшие ступни. Хоть минутку побыть в покое. Потом он стал перематывать отсыревшую часть портянки на голень, а сухую на стопу. Этим, кстати, портянки выгодно отличаются от носков. В последних вы вынуждены хлюпать от начала и до конца. А толстая, широкая портянка в походе – милое дело. Один ее конец постоянно сохнет на голени, пока второй укрывает вашу ножку.
