Надо сказать, что большинство тогдашних церковников ничуть не уступало льежскому епископу. Поэтому прелаты так встревожились, узнав о взглядах Григория десятого.
Вскоре, однако, они успокоились: не проведя никаких реформ, святой отец ограничился тем, что потребовал от епископов десятой доли их дохода.
На соборе был опубликован декрет Григория десятого, касающийся процедуры выборов папы. В нем, в частности, говорилось:
«После смерти папы присутствующие при апостольском дворе кардиналы должны в течение десяти дней поджидать своих отсутствующих коллег. По истечении этого срока они обязаны собраться в папском дворце, оставив при себе единственного слугу мужского пола. Мы обязываем их находиться безотлучно в большом зале без каких бы то ни было перегородок, даже при удовлетворении естественных потребностей. Если после трехдневного обсуждения выборы все еще не закончатся, то участникам конклава следует давать лишь одно блюдо на обед и одно на ужин. Если через пять дней после этого кандидат на папский престол не будет избран, то им следует давать лишь небольшое количество хлеба, немного вина и воду – до того момента, пока, наконец, не будет провозглашен новый первосвященник. В течение всего периода выборов кардиналы теряют право на всякие доходы и бенефиции, которые они получают от церкви или апостольской казны».
Возможно, что преемник Григория десятого Иннокентий пятый оказался на престоле именно в результате спешки на выборах, которые проводились на основе декрета Григория десятого. Иннокентий был простым человеком и стал папой явно по недоразумению. Он вздумал всерьез изменить политику римской церкви. Члены священной коллегии быстро разобрались что к чему и избавились от Иннокентия пятого с помощью яда.
После его смерти кардиналы решили действовать осмотрительней. Но когда миновало восемь дней и им пришлось перейти на хлеб и воду, они заторопились и выбрали папой Адриана пятого. Но и на этот раз они попали впросак. Адриан оказался слишком порядочным человеком. Пришлось вновь прибегнуть к испытанному средству: папе подсыпали сильнодействующий яд, а затем кардиналы объявили, что он скончался от таинственной болезни желудка.
Конец тринадцатого века был отмечен жестокими гонениями на еретиков и евреев.
Особенно тяжело пришлось евреям в Германии и Франции.
Натравливая на них народ, церковники обвиняли их в самых чудовищных преступлениях, придумывали дикие басни, изображая евреев слугами сатаны. Но эти басни вызывали ярость невежественных и суеверных людей.
При папе Николае четвертом усилились гонения на еретиков. Этот папа расширил привилегии доминиканцев, дав им возможность как угодно истолковывать церковные законы. Доминиканцы должны были искоренять ересь огнем и железом, конфисковывать имущество, карать всякого, кого подозревали в сочувствии к еретикам. Папа разрешил сносить дома еретиков и даже близлежащие жилища, которые тоже считались оскверненными. Он опубликовал буллу, обязывавшую сеньоров и городские власти поддерживать доминиканцев и повиноваться им во всем. Не случайно папа так симпатизировал этому ордену: он сам был столь же мстителен и жесток, как доминиканцы. Даже смерть врагов не утоляла его жажды мести. Например, после смерти двух монахов, обличавших его, он приказал выкопать их трупы и сжечь на костре, а пепел развеять по ветру.
Вот что писал о Николае четвертым и его окружении современник граф Тирольский: "Если вы вздумаете дать епископам ваш кафтан, они стянут и ваш плащ. Как можно быть столь неразумным и трусливым, чтобы терпеливо сносить высокомерие, скупость, вероломство, разнузданность и прочие преступления папского двора?
Все дело церковников заключается в том, чтобы плодить незаконнорожденных детей, бражничать и придумывать новые способы для выманивания денег у народа.
Неужто недостаточно, что пастухи стригут своих овец? Неужели надо, чтобы они еще и душили их? Долго мы были одурманены ими. Долго они запугивали нас адом, которого не существует. Довольно нас топтали ногами священники! Поднимемся наконец и воскликнем: смерть и уничтожение растлителям человечества!"
После смерти Николая четвертого на папский престол избрали монаха Пьетро, принявшего имя Целестина пятого.
Во время выборов энергичнее всех домогался тиары заносчивый и властолюбивый кардинал Бенедетто Гаэтани. Даже после восшествия Целестина на святой престол он не сложил оружия и продолжал исподволь вести упорную борьбу за тиару.
Почти всю свою жизнь смиренный схимник Пьетро провел в келье, распевая псалмы или предаваясь благочестивым размышлениям; роскошь и блеск папского двора, а также беседы с деятелями римской курии были ему только в тягость. Так как у блаженного старца не было больше времени ни на молитвы, ни на благочестивые размышления в связи с его новыми обязанностями, он облюбовал себе маленькую часовню, где проводил все ночи и куда никто, кроме него, не имел доступа.
Однажды, проведя всю ночь в молитве на коленях перед огромным распятием, занимавшим всю стену. Целестин явственно расслышал слова, исходившие из уст Христа: «Целестин! Сбрось с себя бремя папской власти – ноша эта слишком тяжела для тебя!» За короткий срок пребывания на святом престоле Целестин успел убедиться в разгульном образе жизни своей паствы и не раз вопрошал себя, не должен ли он уступить место более сильному и энергичному пастырю, способному исправить духовенство.
Таинственный голос укрепил возникшие у него сомнения. В то же время подобное совпадение показалось ему подозрительным. Нет ли чего-нибудь дурного в его намерениях? Не дьявольские ли это козни? Мучительные сомнения терзали Целестина, воспоминания о голосе, услышанном в часовне, не покидали его ни на минуту, и, чем больше он размышлял о происшедшем, тем труднее ему было принять решение.
Прошло несколько недель, и однажды в часовне Целестин снова услышал таинственный голос; на этот раз он грозил Целестину вечными муками ада, если тот и впредь будет медлить с отречением. Бедный затворник разрыдался. "Господи, – молил он, – разве ты не слышишь, что я взываю к тебе? Просвети меня, ты ли говоришь со мной?
Зачем ты призвал меня на трон, которого я не добивался? Не лучше ли мне отвергнуть тиару и бежать из нечестивого Вавилона?" Неумолимый голос ответил: «Отрекись от папского звания. Целестин».
На следующее утро блаженный старец призвал к себе кардиналов, среди которых был и Бенедетто Гаэтани. Целестин сообщил им, что не способен управлять да и недостоин того высокого сана, в который его возвели. «Я уверен, – закончил он, – что не избежать мне вечного осуждения, если я останусь первосвященником. И потому прошу передать тиару более достойному, чем я».
Слезы, застилавшие глаза папы, помешали ему увидеть торжествующую улыбку на устах Гаэтани.
Читатель, вероятно, уже догадался, что небесный голос, приказавший Целестину сложить с себя папский сан, исходил от лукавого кардинала. Он занимал помещение, находившееся этажом выше, над молельней, где уединялся святой отец. Гаэтани воспользовался этим и просверлил отверстие как раз над головой распятого Христа.
Кардиналы выразили сожаление, но в конце концов заявили, что не смеют противиться желанию папы. Правда, они потребовали, чтобы Целестин опубликовал закон, разрешающий первосвященникам слагать с себя сан, а кардиналам принимать отречение.
Слух об уходе Целестина распространился по Риму. Народ, считавший его святым, был крайне взволнован. Большие толпы стали собираться перед папским дворцом, умоляя Целестина отказаться от своего намерения. Растроганный такой любовью и доверием, Целестин заколебался и сказал кардиналам, что хочет хорошенько поразмыслить и обратиться за помощью к святому духу.
Вечером, когда папа уединился в часовне, он снова услышал грозный глас бога. «Вот как ты повинуешься мне, – злобно шипел голос, – истинно говорю тебе, Целестин, ты будешь осужден, ибо ослушался меня».
«Милости молю, святой отец!» – завопил Целестин и всю ночь пролежал, распростертый перед распятием.
В то же утро, надев власяницу и одежды схимника, он созвал кардиналов и сообщил им, что небесный голос утвердил его первоначальное решение и он немедля возвращается в свою келью.
Наконец-то Гаэтани мог воспользоваться плодами своих ночных трудов. Через десять дней после ухода Целестина кардиналы избрали его наместником Христа.
Новый папа принял имя Бонифация восьмого. Сразу же после интронизации он потребовал от священной коллегии оформить постановление об отречении Целестина.
Огромная популярность святого не могла не обеспокоить Гаэтани. Новый папа боялся, что Целестин в один прекрасный день вернется в папский дворец, поддавшись уговорам своих сторонников.
Постоянная тревога отравляла существование Бонифация, и он приказал арестовать Целестина. Вот что рассказывается по этому поводу в «Житиях святых»: «Отшельник Целестин был взят в своей келье папской стражей. По дороге толпы верующих теснились вокруг блаженного старца, прося у него благословения, целовали ему ноги, отрезали кусочки от его сутаны, вырывали волосы у осла, на котором он ехал, чтобы сохранить их как драгоценные реликвии. Когда Целестина доставили во дворец, его милостиво принял лицемер Бонифаций. Но в тот же вечер стража отвела бывшего папу в его замок, куда вскоре явился священник, предложивший ему исповедоваться и приготовиться к смерти. Покуда Целестин раскрывал тайны своего сердца, Бонифаций прятался за портьерой, а по окончании исповеди предстал перед старцем и набросился на него с гневными упреками за якобы кощунственные высказывания после отречения. После этого Бонифаций распорядился посадить его в каменный мешок, а у наружных ворот замка, где находилось подземелье, поставить тридцать солдат, чтобы помешать тем, кто попытается освободить Целестина. Опасаясь народных волнений, Бонифаций решил уморить старца голодом и через несколько дней объявил, что святой монах умер от старости, благословляя первосвященника. Преступление, однако, было раскрыто, и убийцу возненавидели все христиане».
