— Я подумал об этом, — кивнул его отец. — Моя цель — не унижать тебя больше необходимого для твоего же блага. Магазин я уже выбрал, предположив, что ты согласишься. Он маленький и расположен в тихом месте, неподалеку от Феттер-лейн, где встретить можно, за редким исключением, только печатников и уборщиков. Ты поселишься у миссис Постуистл, которая представляется мне весьма здравомыслящей женщиной. Столоваться тоже будешь у нее и каждую субботу — получать почтовый перевод на шесть шиллингов, которые пойдут тебе на карманные расходы. Ты можешь взять с собой одежду, но на первые шесть месяцев — не больше. В конце года ты сможешь перейти в другой магазин, если захочешь, или остаться у миссис Постуистл уже на своих условиях. Если все решено, отправишься туда завтра. В любом случае с завтрашнего дня ноги твоей в этом доме не будет.
Миссис Постуистл, крупную, спокойную женщину, отличал философский взгляд на мир. Соответственно и маленький бакалейный магазинчик на Роллс-Корт, рядом с Феттер-лейн не доставлял ей никаких хлопот: она легко управлялась там сама. Но район вдруг начал стремительно меняться. Соседние бакалейные магазинчики исчезали один за другим, уступая место кварталам большущих зданий, где днем и ночью работали печатные станки, распространяя по миру песнь могучего пера. Иной раз магазинчик просто не мог вместить всех покупателей. Миссис Постуистл, габариты которой затрудняли быстрое передвижение, после обстоятельных размышлений смирилась с необходимостью перемен, пусть она их и терпеть не могла, и решила нанять помощника.
Молодой Гриндли, прибывший в четырехколесном кебе на Феттер-лейн, направился к магазинчику. За ним следовал беспризорник, пошатывающийся на подгибающихся коленках под тяжестью небольшой коробки. На пороге магазинчика молодой Гриндли остановился и снял шляпу.
— Миссис Постуистл?
Дама, сидевшая на стуле за прилавком, медленно поднялась.
— Я мистер Натаниэль Гриндли, ваш новый помощник.
Беспризорный с подгибающимися коленками позволил маленькой коробке с грохотом упасть на пол. Миссис Постуистл оглядела своего нового помощника с головы до ног.
— Ох! — вырвалось у миссис Постуистл. — Что ж, интуитивно я бы не поняла, что это ты, если бы пришлось высматривать тебя в толпе. Но, раз уж ты мне это говоришь, полагаю, так оно и есть. Заходи.
Беспризорник с подгибающимися коленками, получив изумивший его шиллинг, отбыл.
Гриндли-старший сделал мудрый выбор. По разумению миссис Постуистл, лишь очень немногие люди в этом мире разбирались в том, чем они занимаются, но тем не менее на личном опыте могли понять сущность своей работы лучше, чем из теоретических объяснений других. Если симпатичные, хорошо образованные джентльмены, дававшие шиллинги беспризорным, чувствовали, что они хотят стать квалифицированными помощниками бакалейщиков, они имели на это полное право. Ее дело — научить их тому, что им следовало знать для выполнения этой работы, и ради собственного блага проследить, чтобы ее указания выполнялись. Прошел месяц. Миссис Постуистл нашла, что ее новый помощник трудолюбив, жаждет набираться новых знаний, иногда неуклюж, но улыбка и смех трансформировали ошибки, очень даже серьезные, в некоторое разнообразие, приятные отклонения от монотонной жизни.
— Будь вы женщиной, жаждущей сколотить состояние, — поделился с миссис Постуистл ее давний приятель, некий Уильям Клодд, когда молодой Гриндли спустился в подвал, чтобы помолоть кофе, — я бы сказал вам, как это сделать. Всего-то требуется открыть кондитерскую неподалеку от школы для девочек и поставить его в витрину. От покупательниц отбоя не будет.
— С ним связана какая-то тайна…
— Знаете какая?
— Если б знала, я бы не назвала это тайной, — ответила миссис Постуистл, стараясь подбирать точные слова для выражения своих мыслей.
— Как он к вам попал? Вы выиграли его в лотерею?
— Джонс, агент по трудоустройству, прислал мне его. Мне требовался помощник, а не ученик, но деньги за обучение предложили хорошие, и рекомендации у него великолепные.
— Гриндли, Гриндли, — пробормотал Клодд. — Есть какая-то связь с соусом?
«Я бы сказала, очень даже близкая, достаточно посмотреть на него», — подумала миссис Постуистл.
Вопрос о необходимости создания пункта приема заказных писем и телеграмм обсуждался достаточно давно. Наконец с такой просьбой обратились к миссис Постуистл. Гриндли-младший, жаждущий хоть какого-то разнообразия в своей новой жизни, вызвался их принимать.
Через два месяца, ушедших на подписание необходимых бумаг и установку оборудования, Гриндли-младший делил свое время между отпуском бакалеи и приемом писем и телеграмм, что его очень радовало.
В тот момент Гриндли-младший сосредоточился на кульке, чтобы насыпать в него четверть фунта крупы. Покупательница, очень юная дама, вроде бы полагала, что может ускорить процесс нервным постукиванием пенсом по прилавку. Процесс это не ускоряло — только злило молодого Гриндли. Со сворачиванием кульков у него не получалось. В самый последний момент острие начинало разворачиваться и содержимое кулька просыпалось на пол или на прилавок. Обычно Гриндли-младший пребывал в хорошем расположении духа, но становился крайне раздражительным, когда приходилось сворачивать кульки.
— Поторопитесь, старина, — обратилась к нему очень юная дама. — У меня встреча меньше чем через полчаса.
— Ох, чертов кулек! — вырвалось у Гриндли-младшего, когда бумага развернулась в четвертый раз.
На лице женщины постарше, стоявшей за очень юной дамой и державшей в руке бланк телеграммы, отразилось негодование.
— Сдерживаться надо, сдерживаться, — прокомментировала очень юная дама.
Пятая попытка получилась успешной. Очень юная дама вышла из магазина, отметив, что всегда приходится терять массу времени, если нанимают мальчиков, чтобы выполнять работу мужчин. Женщина постарше, личность высокомерная, протянула бланк телеграммы с просьбой отправить ее как можно быстрее.
— Digniori не digniorus, — прокомментировал Гриндли-младший, исправляя слово. — Дательный падеж, единственное число, поэтому «detur digniori»[7], — говорил он излишне резко, еще не придя в себя после борьбы с кульками.
Высокомерная дама сместила взгляд с некой точки, находящейся где-то в десяти милях за дальней стеной магазина, и впервые посмотрела на Гриндли-младшего.
— Благодарю вас, — услышал он от высокомерной дамы.
Гриндли взглянул на нее и тут же — ничего не мог с собой поделать — покраснел. Гриндли-младший краснел легко, и его это страшно раздражало.
Высокомерная дама тоже покраснела. Она-то как раз краснела редко, а потому рассердилась на себя.
— Шиллинг и пенс, — попросил Гриндли-младший.
Высокомерная дама отсчитала деньги и отбыла. Гриндли-младший, выглядывая из-за жестянки с печеньем, заметил, что она обернулась, проходя мимо витрины. Очень симпатичная, эта высокомерная дама. Гриндли-младший не мог не восхититься черными ровными бровями, очаровательными изогнутыми губами, так прекрасно сочетающимися с пышными, мягкими, каштановыми волосами и нежной смуглой кожей, которая могла светлеть и темнеть, если чувствовала на себе мужской взгляд.
— Можешь отправить телеграмму, если у тебя нет других дел или причины не отправлять ее, — предложила ему миссис Постуистл.
— Ее только что принесли, — попытался оправдаться Гриндли-младший, в его голосе слышалась обида.
— Ты уже пять минут как не отрываешь от нее глаз, — указала миссис Постуистл.
Гриндли направился к телеграфному аппарату. Начал с имени, фамилии и адреса отправительницы: Гельвеция Эпплъярд, Невилс-Корт.
Прошло три дня — на удивление ничем не примечательных, по мнению Гриндли-младшего. На четвертый Гельвеция Эпплъярд принесла для отправки еще одну телеграмму, на этот раз на чистом английском.
— Шиллинг и четыре пенса, — вздохнул Гриндлимладший.
Мисс Эпплъярд достала кошелек. Покупателей в магазине не было.
— Откуда вы знаете латынь? — как бы мимоходом спросила мисс Эпплъярд.
— Немного учил в школе. То слово я запомнил, — признался Гриндли-младший, гадая, почему ему вдруг стало жутко стыдно.
— Я всегда сожалею, когда вижу человека, который занимается малоквалифицированным трудом, хотя обладает талантом для гораздо более сложной работы, — призналась мисс Эпплъярд. И что-то в ее тоне и манере напомнило Гриндли-младшему ректора его колледжа. Каждый, похоже, пусть и своей дорогой, пришел к некой философской отстраненности от мира, вызванной обостренным интересом к человеческому феномену. — Хотели бы вы попытаться подняться над собой, совершенствоваться, получить новые знания?
Невидимый маленький проказник, получавший безмерное удовольствие от происходящего, шепотом предложил Гриндли ответить: «Нет», — но вслух прозвучало другое слово: «Да».
