Мокрая, окровавленная, изнемогающая от ярости Верховная Личность долго рвала ручку «мерседеса» — Осоавиахим, услышав перестрелку, залег: вдавил все дверные кнопки и сам вдавился между сиденьями.
— Михаил Венедиктович, — истово перекрестился Осоавиахим, наконец-то впустив племянника, — ей-богу — не я!
— Что?! — прорычал Дерибасов и рванул с места.
— Не я оповестил, что у тебя пистолет. И кто им сказал, чтоб к нашему приезду вооружались, — не ведаю! Господи, что же будет?! Палят, как в Америке! И на улицах людей нет… Понятно — засаду где-то устроили. Все, линчуют нас, Миша, ей-богу, линчуют. Как негров. Пренебрегая социалистической законностью! Давай вернемся! Я Зинаиде Владимировне ключи забыл отдать!
Дерибасов начал разворачивать «мерседес».
— Миша! Племянник родной! — чуть не зарыдал Осоавиахим. — Спасибо! Всю жизнь буду помнить, как ты нас спас от лютого суда! И как мы в безрассудстве своем только решились ступить на эту землю!
— Красиво поешь, — Дерибасов зло кивнул на дверцу. — Действительно, ступи-ка на эту землю. Ты-то чего пургу метешь? Тебя никто не высылал. Иди в общину и подготовь мне торжественную встречу. Да сними свой идиотский парик, ты не в Москве. И очки тоже!.. Ну чего вылупился? Умоюсь, высушусь и явлюсь.
Одежду Дерибасов сушил на старой плакучей иве, в том самом укромном ностальгическом месте неподалеку от коровьей купальни. Голый Дерибасов скрючился на уже полусгнившем поваленном дереве и вспоминал Заиньку — единственную, как он теперь понимал, искренне любившую его женщину. И эту чистую девичью любовь он принес в жертву Дуньке-дуре! Впрочем, дураком оказался именно он — это доказывалось элементарной арифметикой. То есть его жена, еще будучи законной, понесла неизвестно от кого и неизвестно где — может быть, на этом же самом месте! И этот кто-то с полным правом мог чувствовать свое превосходство над Дерибасовым! Бровь и сердце кровоточили.
Теперь флаги пеленок развевались на Дунькином трехпалубном крейсере, сигнализируя всему миру, что Михаил Венедиктович Дерибасов бесплоден. Некому будет передать ни нынешний чемоданчик, ни грядущие чемоданы и сундуки.
— Да-а, значит выродок, — сообщил он подошедшей корове.
Та облизнулась.
— Спрячь деликатес, — машинально посоветовал Мишель.
Дерибасов вдруг понял, что ему хочется сложить все фальшивые звания и бутафорские регалии, объединиться в тоске со старыми назирхатскими девами и заслониться от самого себя верой в черта, дьявола, Чхумлиана, Осоавиахима, во что угодно.
Подул ветер, солнце нырнуло под одеяло огромной серой тучи, Дерибасов обреченно натянул сыроватую одежду и, наконец, вспомнив про автоаптечку, заклеил бровь пластырем.
Глава 28
Заговор Антиназариев
В арбатовском квартале Осоавиахим, утративший столичную вальяжность, раструбил о прибытии Верховной Личности. Минут пятнадцать он нес какую-то ахинею собравшейся общине. Но то, что на московском асфальте казалось метафорическим «гласом почвы», в Назарьино выглядело говорящим горшком с землей на пашне. Потом он начал выставлять почетный караул. За отсутствием родов войск Осоавиахим расставил буддо-христиан по родам буквально: по четной стороне улицы построился короткий мужской, а по нечетной — растянулся женский.
Затем он приволок ящик, установил его посередине и провел с него долгий бестолковый инструктаж. Так как Дерибасов все не ехал, Осоавиахим разучил с братьями и сестрами назарьинский гимн.
Первым увидев «мерседес», Осоавиахим воззвал с ящика:
— Братья и сестры! Вы можете видеть, как тепло приветствуемый местными жителями кортеж Чхумлиана приближается к своей резиденции. Высокого гостя встречают Осоавиахим Будулаевич Арбатов и другие официальные лица.
Осоавиахим сошел с ящика и, раскинув руки, пошел на «мерседес». Когда деморализованный Дерибасов выбрался из машины, Осоавиахим облапил его, трижды расцеловал и, обернувшись к народу, пояснил:
— Приветствуем на родной земле! — Потом добавил: — В честь прибытия высокого гостя был исполнен назарьинский гимн.
Осоавиахим строго выпрямился, изобразил дирижерский взмах и, сопровождаемый нестройным хором, загудел:
На широком, на Назаровой лугу,
В небо синее утомишься смотреть.
Лежа в свежем, пряно пахнущем стогу,
Можно даже, не жалея, помереть…
Ой ты, родное, свободное село!
Хороводы и частушки у реки…
Над ней радуга, как дивное седло,
Воды, словно руки матери, мягки…
Допев, Осоавиахим объявил:
— Верховная Личность обошла строй почетного караула!
Он протащил озверевшего от явных ухмылок паломников Дерибасова вдоль улицы и продолжил:
— Выдающийся борец за дело мира Чхумлиан Венедиктович Дерибасов от всей сверхдуши поблагодарил присутствующих за оказанный ему теплый прием. После этого между братьями Чхумлианом и Осоавиахимом состоялась теплая доверительная беседа. В честь прибытия Верховной Личности в ее резиденции был дан ужин, на котором присутствовали представители общины.
— Да здравствует советско-индийская дружба! — весело крикнул кто-то, и официальная часть сошла на нет.
Не чуждый тщеславия Осоавиахим с большим трудом дождался начала «теплой доверительной беседы».
— Ну как, племяш?! — расплылся он в улыбке.
«Обесточенный» Дерибасов еле шевелил языком:
— Ну почему я тебя в Москве не пристрелил? Или хотя бы к Дуньке вместо себя не отправил? Они смеялись над нами! Не видел?..
— Да все я видел, Миша! Просто ты не знаешь! Это так и положено — ликующий народ. Вот ты мне в детстве, спасибо тебе, транзистор подарил? А лучше б себе оставил — сейчас культурнее был бы! Я уже лет двадцать про торжественные встречи люблю слушать! Кому и знать-то, как не мне?..
Теплая беседа накалялась и грозила выйти за рамки дипломатического протокола, когда к двум уединившимся «братьям» ворвался третий. Волосы Рудика были взлохмачены, глаза заспанно-дики, одежда смята и недоукомплектована.
— Чхумлиан! — заговорщически прошептал он, плотно прикрыв дверь и озираясь. — Мы одни? Я не знал, что вы приехали. Ночь не спал, уснул, меня разбудили! Все в порядке! Этой ночью мы с сестрой Лидией украли вашего Чхумлиана… Чхумлиана Чхумлиановича… Короче, вашего сына! Сейчас он с сестрой Лидией в Ташлореченске. В надежном месте — дом напротив театра, квартира один. Условный стук — три раза.
— О, а я знаю этот дом! Там еще магазин! — обрадовался Осоавиахим. — Я там ботинки мерил, когда отравленный был. Хорошие были ботинки, прочные. Я их, правда, не купил, у меня тогда…
— Так, — сказал Дерибасов. — Он поднялся и вытолкнул неумолкавшего Осоавиахима из комнаты. — А зачем?
— Извините, но мы вычислили, что это ваш сын. Мы сначала поверили Евдокии Платоновне, что ребенок семимесячный, но потом сестра Лидия установила истину. Тем более, что Пиночет появился в Назарьино только в сентябре. А вы были здесь как раз в августе. Отпустите нам, пожалуйста, грех любопытства.
— А точно доношенный? — горько спросил Дерибасов.
— Вы же знаете — сестра Лидия акушерка. И ей был сон…
— Так, — выдавил Дерибасов. — Значит, Чхумлиан Чхумлианович… А родители его как назвали? В смысле, мать.
— Так и назвали. В вашу честь. Правда, пока звала его Чуней. Сестра Лидия позволяла… Это грех?
— В мою?
— Ну да. Ей же сестра Лидия сразу объяснила, кем он дарован, бесплодной. Она тогда еще не провидела, что это ваша бывшая жена, но все равно в целом сориентировалась правильно… Мы до последней минуты выполняли ваше наставление никого ни о ком, тем более о вас, не расспрашивать. Но немножко пришлось, чтобы быть до конца уверенными. Мы решились на это только ради продолжения вашей Верховной Личности. Отпустите нам грех?
В дверь просунулась большая голова Осоавиахима. Лысина безмятежно сияла, но лоб бороздили морщины:
— Зачем же они детей крадут? Я так не согласен…
— Вон! — потребовал Дерибасов.
— Я не могу «вон». Меня отец Василий за тобой послал… Проклянет!
Пока Рудик впихивал информацию в раскалывающуюся дерибасовскую голову, почерневший от переживаний Гиви Отарович и отец Василий отыскали арбатовский двор с Верховной Личностью. Уж как сокрушался Гиви, слушая Дунин рассказ: «Эх, Дунико! Почему стрелять не училась? Почему в наш тир не ходила?! Каждый день предлагал!»
— Ты все понял, Гиви?! — в десятый раз вопрошал отец Василий.
— Клянусь, пальцем не трону, — вздыхал Гиви.
— А еще?
— Клянусь, грубого слова не скажу, — рычал отставной генерал.
И он сдержал клятвы!
Высокую делегацию Дерибасов, подражая путешествовавшим в салонах-вагонах наркомам и командармам, принял в салоне «мерседеса». Так как новый Дунькин муж был с сопровождающим, Дерибасов из принципа прихватил Осоавиахима. Прежде чем приступить к переговорам, он открыл багажник, убедился, что чемоданчик на месте, помедитировал над ним секунду-другую и, обретя уверенность, энергично влез в салон.
