По ходу этого процесса, этой трансформации однажды вечером Питер Хоуп получил от нее записку, извещающую о ее намерении прийти следующим утром в редакцию «Доброго юмора». В постскриптуме она добавила, что предпочла бы разговор наедине.
Мисс Рэмсботэм, со свойственной ей пунктуальностью, прибыла в назначенное время. И вопреки привычке сразу переходить к делу завела разговор о погоде. Высказала мнение, что сегодня велика вероятность дождя. Питер Хоуп знал по собственному опыту, что вероятность дождя велика всегда.
— Как дела у «Газетт»? — спросила мисс Рэмсботэм.
Дела у «Газетт» — еженедельнику еще не исполнилось и двух лет — шли хорошо.
— Мы ожидаем, и скоро, даже очень скоро, выхода на новый уровень, — ответил Питер Хоуп.
— Новый, значит?
— Да, и значительно более высокий.
— Что вам нужно, так это один или два интересных для публики материала в каждом номере.
— Популярные материалы мы не отвергаем, — осторожно ответил Питер Хоуп, чувствуя, что за этим последует какое-то предложение, — если они не вульгарны и не банальны.
— Женская страничка! — предложила мисс Рэмсботэм. — Раздел, который заставит женщину купить газету. Женщины, поверьте мне, будут иметь все большее значение для еженедельной периодики.
— Но почему ей захочется специальной странички или раздела? — спросил Питер Хоуп. — Почему ей не может понравиться вся газета?
— Не может! — И другого объяснения от мисс Рэмсботэм не последовало.
— Мы даем ей литературу, драматургию, поэзию, беллетристику, высокую политику…
— Знаю, знаю, — прервала его мисс Рэмсботэм, которая в последнее время среди прочего частенько выказывала нетерпение, — но все это она получает и в десятке других газет. Я об этом думала. — Мисс Рэмсботэм наклонилась над столом редактора и понизила голос до заговорщического шепота. — Рассказать ей о моде грядущего сезона. Обсудить, когда она выглядит моложе — в шляпе или капоре. Рассказать ей, какие волосы будут завтрашним писком — рыжие или черные, какова ширина талии у знаменитостей. Да бросьте вы! — рассмеялась мисс Рэмсботэм, увидев написанное на лице Питера Хоупа изумление. — Нельзя в мгновение ока изменить мир и человеческую природу. Нужно обращаться к глупости людей, если хочешь, чтобы они прислушались к твоей мудрости. Сначала сделайте свою газету успешной. А потом вы сможете сделать ее и влиятельной.
— Но такая периодика уже есть, — возразил Питер. — Скажем, журналы, посвященные только моде.
— Но за шесть пенсов! — указала прагматичная мисс Рэмсботэм. — А я говорю о женщине нижнего сегмента среднего класса, которая может потратить на платье только двадцать фунтов в год и двенадцать часов в день думает об этом, бедняжка. Мой дорогой друг, на этом можно заработать целое состояние. Подумайте о рекламных объявлениях.
Бедный Питер застонал… старина Питер, известный мечтатель. Мысль о Томми, которой в будущем предстояло остаться один на один с этим ничего не видящим, ничего не слышащим миром, заставила бы его, охваченного праведным гневом, подняться и заявить прекрасно выглядевшей искусительнице: «Сгиньте с моих глаз, мисс Рэмсботэм! Мой журналистский инстинкт нашептывает мне, что ваш план, с точки зрения мамоны нечестивости, хорош. Это новое слово в журналистике. Через десять лет все лондонские журналы возьмут на вооружение этот прием. На этом можно заработать большие деньги. Но что с того? Должен ли я ради прибыли продать свою редакторскую душу, превратить храм могучего пера в логово модисток? Прощайте, мисс Рэмсботэм, я скорблю о вас. Скорблю, что вы, моя коллега, ранее следовавшая благородному призванию, теперь видите цель в зарабатывании денег. Прощайте, мадам».
Так думал Питер, сидя за редакторским столом, сложив руки домиком, но сказал другое:
— Это надо хорошо подать.
— Все зависит от того, как подать, — согласилась мисс Рэмсботэм. — Плохо поданная идея погибает. Вы просто отдаете ее какой-нибудь другой газете.
— Можете кого-то предложить? — осведомился Питер.
— Я думала о себе, — ответила мисс Рэмсботэм.
— Печально.
— Почему? — пожелала знать мисс Рэмсботэм. — Полагаете, я не справлюсь?
— Я думаю, что никто не сделает это лучше вас, — ответил Питер. — Я сожалею, что вы хотите этим заняться, ничего больше.
— Я хочу. — В голосе мисс Рэмсботэм прозвучали железные нотки.
— И сколько, по-вашему, я должен вам платить? — улыбнулся Питер.
— Ничего.
— Дорогая моя…
— Совесть не позволяет мне брать деньги с обеих сторон, — объяснила мисс Рэмсботэм. — Я собираюсь получать порядка трех сотен в год, и они будут счастливы заплатить мне эти деньги.
— Кто?
— Модистки. Я стану одной из самых стильных женщин Лондона, — рассмеялась мисс Рэмсботэм.
— Вы всегда были благоразумной женщиной, — напомнил ей Питер.
— Я хочу жить.
— Вы не можете этого сделать… не выставляя себя на посмешище, дорогая?
— Нет, — твердо ответила мисс Рэмсботэм. — Женщина не может не выставлять себя на посмешище. Я пыталась.
— Очень хорошо, — согласился Питер. — Пусть так и будет. — Он поднялся. Положил сухую руку старика на плечо женщине. — Скажите мне, когда захотите закончить. Я буду только рад.
Все прошло, как и задумывалось. Еженедельник «Добрый юмор» поднял тираж, и, что более важно, резко возросло количество рекламных объявлений. Мисс Рэмсботэм, как она и предсказывала, приобрела репутацию одной из наиболее стильно одевающихся женщин Лондона. О причине, побудившей ее приобрести такую репутацию, Питер Хоуп догадывался. И не ошибся. Его догадка подтвердилась двумя месяцами позже. Мистер Реджинальд Питерс, похоронив дядю, возвращался в Англию.
Его возвращения с нетерпением дожидались лишь обитатели маленькой квартиры на Мэрилебон-роуд, но чувства при этом испытывали разные. Мисс Пегги, слишком глупая, чтобы осознать произошедшие с ней изменения, ожидала приезда своего возлюбленного с радостью. Мистер Реджинальд Питерс, независимо от дохода, приносимого ему профессией, теперь благодаря дядиному наследству не испытывал недостатка в средствах. И «учеба» у мисс Рэмсботэм, никогда ей не нравившаяся, с его приездом заканчивалась. После этого она становилась «леди» в полном смысле этого слова: по определению мисс Пегги, женщиной, которая только ела и пила, а думала исключительно об одежде. Мисс Рэмсботэм, с другой стороны, ждала своего бывшего воздыхателя с надеждой, даже с тревогой, возраставшей по мере приближения даты прибытия корабля.
Встреча — никто так и не узнал, по расчету это произошло или случайно — состоялась на вечеринке, устроенной владельцами нового журнала. Для бедной Пегги все сложилось столь неудачно, что богема даже начала ее жалеть. Мистер Питерс, зная, что обе женщины там будут и постараются предстать перед ним в лучшем виде, издали заметил превосходно одетую, высокую, грациозную даму, окруженную толпой кавалеров. И поначалу никак не мог вспомнить, где и когда ему доводилось ее видеть. Особенно бросались в глаза грациозные шея и руки, невероятная легкость движений и жизнерадостный смех. Она не терялась в толпе известных в Лондоне людей, наоборот — выгодным образом выделялась из нее. Рядом с ней постоянно пребывала нервно-агрессивная, вульгарная, толстая, прыщавая, бесформенная молодая женщина, привлекавшая всеобщее внимание только одним: на этой вечеринке она была инородным телом. И лишь здороваясь с изящной дамой, шея и руки которой произвели на него неизгладимое впечатление, он наконец-то понял, что это та самая мисс Рэмсботэм с простецким лицом и полным безразличием к одежде, внешность которой он практически забыл. А когда его назвала «Рэгги» эта молодая, прыщавая, безвкусно одетая толстуха, он поклонился с написанным на лице изумлением и извинился за плохую память, которая, как он заверил толстуху, постоянно его подводила, приводя в отчаяние.
Разумеется, он поблагодарил звезды — и мисс Рэмсботэм — за то, что обручение не было официальным. И мечты мисс Пегги о каждодневном завтраке в постель рухнули. Во всяком случае, она уже не могла претворить их в жизнь при участии мистера Питерса. Покинув квартиру мисс Рэмсботэм, она вернулась под родительский кров, а там тяжелая работа и простая жизнь оказали благотворное воздействие и на цвет лица, и на фигуру. Со временем боги вновь улыбнулись ей, и она вышла замуж за типографского наборщика. На том она и покидает нашу историю.
Тем временем мистер Реджинальд Питерс — повзрослевший и, возможно, более здравомыслящий — смотрел на мисс Рэмсботэм другими глазами: теперь уже не просто терпел, но желал ее. Богеме крайне хотелось оказать содействие в счастливом завершении этого давнего, но в какой-то степени и нового романа. Мисс Рэмсботэм не выказывала симпатии к кому-то еще. Лесть и комплименты она по-прежнему выслушивала с удовольствием, но, похоже, теперь воспринимала их с юмором. Достойных кавалеров ей хватало, и мисс Рэмсботэм вроде бы с готовностью принимала их ухаживания. Но только затем, чтобы потом обратить все в шутку.
