Генри был в беспамятстве и Типтона не заметил. Типтон заметил его и кинулся в отель. Бывший владетель Руритании, почтительно притрагиваясь к фуражке, подумал, что он напоминает не совсем готовое бланманже.
6
Когда два человека отделены от прочих в замкнутом пространстве, обычно случается так, что социальные перегородки рушатся и люди эти начинают сближаться. Бывший король Руритании жил в блеске и величии, но иногда ему бывало одиноко, и предрассудки его смягчались.
Поэтому довольно скоро он забыл о мешковатости Листеровых брюк и снисходительно заметил, что погода — хорошая. Листер, чья потребность в симпатии неуклонно росла, ответил на это, что погода погодой, а вообще-то день мог быть и лучше.
Он спросил короля, женат ли тот, и король кивнул. Тогда он сообщил, что и сам был бы женат, если б невеста не исчезла, и король заметил, что такая удача выпадает раз в сто лет. Тут Листер спросил, что бы могло задержать его суженую, и король предположил, что ее переехала машина, когда остановилось такси, а из него вышел Фредди.
Глядя печально и серьезно, Фредди взял Листера под руку и отвел в сторону. Король же, удивившись, что его новый друг водится с такими элегантными лицами, крутанул ус и застыл.
— Ты ее видел? — спросил тем временем Листер.
— Нет, — отвечал Фредди. — И вот почему: ее не было дома.
— Где же она была?
— Ехала к Паддингтонскому вокзалу.
— Что ей там нужно?
— Ничего. Ее увезли в наручниках под стражей (это дворецкий) и посадили на поезд двенадцать сорок две в Маркет-Бландинг. В общем, Глист, наделал ты дел. Умный человек не звонил бы ей домой и не называл ее кроликом, а если называл, сперва бы проверил, она это или ее мамаша.
— Ой!
— Естественно, тетя Дора всполошилась. На допросе Пруденс была уклончива, и тетя обратилась к другой тете, Гермионе, которая еще страшней. Гермиона сейчас в Бландинге. Утром она позвонила и велела подождать, пока юная Пру выйдет с собаками. Кстати, у этих собак скоро будет рахит…
Генри стал похож на гориллу пылкого и нетерпеливого нрава, у которой смотритель отнимает банан.
— Да-да, — миролюбиво сказал Фредди. — Я тебя понимаю. Тебе нужны факты. Ну вот, тетя Гермиона велела тете Доре подождать, пока Пру выйдет, и поискать у нее в комнате, нет ли компрометирующих документов. Они были, целая куча — пятьдесят твоих писем, одно другого лучше, перевязанные розовой ленточкой. По возвращении под пыткой Пру во всем призналась, среди прочего в том, что ты не богат и не знатен. Через десять минут паковали вещи. Тетя надзирала. Пру плакала.
Генри взлохматил волосы. Для художника они были не очень длинны, но человек с отчаяния взлохматит что угодно.
— Плакала? Это палач какой-то!
— У тети Доры трудный характер, — согласился Фредди, — но ты бы видел тетю Констанс или тетю Гермиону! В общем, Пру едет в Бландинг. Надо заметить, младшее поколение моей семьи высылают в Бландинг, как только оно влюбится. Наш чертов остров. Ну прямо вчера я утешал мою кузину Гертруду! Она влюбилась в священника. Да и меня бы сослали тогда с Агги, но я уже был там. В общем, юная Пруденс в неволе. Конечно, ты думаешь, что делать.
— Думаю, — ответил Генри, с надеждой глядя на друга; но тот покачал головой.
— Не смотри ты на меня, Глист, как мой тесть на заседании, — попросил он. — Он стучит по столу и кричит: «Быстро, быстро, жду предложений!» А у меня их нет. Я тебе лучше скажу, что я сделал. Я вспомнил, что ты крестный сын дяди Галли, и позвонил ему, он сейчас приедет. Если кто-нибудь и может что-нибудь придумать, то это он. Очень умный и хитрый. Да вот он! — воскликнул Фредди, когда, скрипнув тормозами, рядом остановилось такси. — Ватсон, это наш клиент.
Король Руритании помог выйти легкому, юркому, блистательному человеку, и тот беспечно двинулся к ним — не поправив лихо съехавшей шляпы, сверкая моноклем.
— Ну, Генри, — сказал он, — рассказывай. Фредди говорит, ты попал в беду.
И он сердечно обнял крестника, удивляя бывшего короля, у которого покосилась вся система ценностей. Хотя сам он снизошел до беседы с Листером, он полагал, как и прежде, что тот из низов общества, если вообще не художник. И что же? Его обнимает, ему улыбается сам Галли Трипвуд, светило театров и скачек, краса ресторанов, легенда. Этого король понять не мог и утратил веру в себя.
Во всем роде Эмсвортов прославился только Галахад Трипвуд. Да, его старший брат получил приз за тыкву, а за свинью — даже три раза, но мы не можем сказать, что он занял высокое место в общественной жизни. А вот Галли занял. Букмекеры, шулеры, разносчики на скачках задумались бы, если бы вы упомянули Эйнштейна, но кто такой Галли Трипвуд, они знали.
На пятьдесят седьмом году он сохранил, как ни странно, редкостное здоровье. Казалось бы, он не имел на него права; но даже Э. Джимсон Мергатройд признал бы, что он крепок. Когда современники его сдались и уехали на курорты лелеять подагру, он смело шел вперед и вверх по ступеням напитков. Галли открыл тайну вечной молодости — пей и никогда не ложись раньше четырех. Взор его был ясен, сердце на месте, и все любили его, кроме сестер.
Он вошел в вертящуюся дверь (король прикладывал руку к фуражке раз сорок, как заводной), прямо направился к столику и рассадил свое малое стадо. Улыбки сменились серьезностью. Фредди сообщил по телефону не все, но вполне достаточно. Генри он любил и хорошо помнил, как совсем недавно, когда тому было лет десять, подбивал его на интереснейшие дела.
— Ну, — сказал он, — так что там такое?
Как мы видели, Фредди рассказывал об этом Листеру с исключительной ясностью. Точно так же рассказал он и дяде. Тот глубокомысленно кивал, а выслушав все, заметил, что это «хорошенький компот». Племянник и крестник с ним согласились.
— Отослали в Бландинг, — сказал Галли, медленно полируя монокль. — Давно это повелось… Когда вас обоих еще не было, отослали меня, чтобы я не женился на одной девушке из мюзик-холла, Долли Хендерсон. — Он вздрогнул. — Что же, все ясно. Разве мы оставим несчастную жертву среди диких теток? Генри едет в Бландинг.
При всем уважении к дяде племянник покачал головой.
— Его выгонят! — сказал он. — Войти не успеет…
— Разве я говорил, что он войдет? — удивился Галли. — Да, я допустил неточность — не в Бландинг, а в Маркет-Бландинг. Поселишься в «Гербе Эмсвортов». Тебе понравится, там очень хорошее пиво. Интересно, у них тот же слуга, что прошлым летом? Приятный человек. Большой мой друг. Если тот, кланяйся ему от меня.
— Все равно не понял, — вмешался Фредди. — Что Глисту делать в «Гербе»?
— Жить. Надо же ему где-то спать, как ты думаешь? Днем он будет в замке рисовать свинью.
— Рисовать?…
— Точнее, писать. Твоя тетя Дора сообщила мне вчера, что твой отец просил найти портретиста для своей свиньи Императрицы.
— Вот это да! — вскричал Генри.
— Возможно, — ответил Галли. — Так вот, Дора, как все мои сестры на ее месте, его высмеяла, посоветовала не дурить и не сделала ничего. Значит, художника нет. Ты им и будешь. Как тебе это?
Генри восторженно ухал.
— Я говорил, он умнее всех, — напомнил Фредди.
— Надеюсь, — продолжил Галли, — Кларенс примет моего ставленника.
Фредди отмел все сомнения.
— Ты не беспокойся, — сказал он. — Пошли ему телеграмму, а остальным займусь я. Распишу ему Глиста, это я умею. Я таких американцев уламывал, а тут — отец! Глист, ты умеешь писать свиней? Ну, тогда садись на следующий поезд и жди в «Гербе» новостей. Бери кисти, краски, холсты всякие, что там у вас… Только вот что, я бы рад за тобой присматривать, но не могу — сразу поеду по делам. Завтра надо побывать в Чешире…
— Ничего, — отвечал Генри, — я справлюсь.
Такая беспечность Фредди не понравилась.
— Да? — не без строгости спросил он. — Ловушек много.
Галахад кивнул:
— Согласен. Скажем, как тебя называть?
— Вот именно. Из Пру сразу вытянули, что ее соблазнитель — Генри Листер, лучше назовись Мессмером Бримуорти.
— Не могу, — возразил Генри. — Таких имен нет.
— Есть. Это еще один наш вице-президент.
— Мессмер… Очень хорошо, — сказал Галахад. — Теперь — грим.
— Грим?
— Конечно. Мой старый друг Рожа Биффен одно время без него не выходил. Боялся букмекеров.
— Нужно, Глист, нужно, — поддержал Фредди.
— Да зачем? Никто меня не знает.
— Тетя Дора могла найти твое фото и послать туда.
— У Пру только одно, она его носит с собой.
— А если тетя Гермиона ее обыскала?
— Рекомендую бороду, — сказал Галли. — Могу одолжить, она сейчас у Рожи Биффена, но я заберу.
— Не надо мне никаких бород!
— Подумай. Она светло-горчичная, очень тебе к лицу. Рожа в ней был похож на ассирийского монарха, у которого выгорели волосы.
