– Вам следовало бы знать, что…
– Да знаю я, знаю, что вы скажете. Дочь такого-то, внучка такого-то не должна выходить замуж за безвестного практиканта… Что ж, если вы знакомы с бароном Ротшильдом, отправьте ему телеграмму, чтобы высылал свадебные подарки невесте.
Все в ужасе смотрели на дядюшку, но вопреки ожиданиям он не рассердился, а если и рассердился, то сумел подавить раздражение, только тихо сказал:
– Возможно, вы правы. Мое вмешательство неуместно – здесь присутствуют ее мать и отчим, пусть сами решают.
Обычная улыбка заиграла на губах Асадолла-мирзы.
– Да, отчим у нее в самом деле человек почтенный и добрый! Спит-почивает, будто это и не его дело.
Дустали-хан, который с самого начала обсуждения хранил молчание, оторвал голову от подушки и, закричал:
– Асадолла, клянусь отцом, если ты еще раз…
– Моменто, моменто, – прервал его Асадолла-мирза, – приношу глубокие извинения, что прервал сей невинный ангельский сон.
– Асадолла, прекрати, пожалуйста, эти шутки! – резко сказал дядюшка. – У меня теперь нет ни малейших сомнений, что эта история – часть генерального плана, цель которого – мое уничтожение. Разработан он этим безродным индийским шпионом, приведен в исполнение его слугой, но вдохновлен, разумеется, другими!
Асадолла-мирза засмеялся:
– Значит, по-вашему, англичане направляют к каждому своему врагу дюжего детину, чтобы тот обесчестил его племянницу?!
Тут дядюшка разозлился всерьез:
– Не болтай чепухи, да и не умничай слишком! Не дорос ты еще против меня, старого волка, хвост подымать!
– Моменто, выходит, племянницы Гитлера или Муссолини трижды в год должны рожать!
– Асадолла!
– Прошу прощения, я ничего не говорил! Но по-моему, идея неплоха! Правда, в этом случае англичанам пришлось бы закрыть все свои оружейные заводы и переоборудовать их на фабрики по изготовлению стимулирующих пилюль… Во всяком случае, я бы с превеликим удовольствием нанялся в спецвойска таких «мстителей».
Все присутствующие настолько перепугались, что Асадолла-мирзу никто не остановил, лишь отец мой расхохотался. К счастью, вмешательство Маш-Касема направило разговор в другое русло:
– Надо бы еще выяснить, согласится этот гиясабадец или нет…
Гнев дядюшки немедленно вылился на Маш-Касема:
– Что?! Как?! Что ты плетешь, Касем?
– Так ведь, ага, зачем врать, до могилы-то… Оно конечно, прошлый год этот мой земляк очень на Гамар-ханум облизывался, но надо ведь и о том подумать, что в Гиясабаде, не то что в других местах, женскую честь так блюдут, что и не говори. Вот был у меня один земляк…
– Опять земляк? Касем, до каких пор… – закричал было дядюшка, но тут вмешался дядя Полковник:
– Братец, пусть уж он скажет, а мы потом разберемся, что к чему.
– Да, ага, был у меня земляк, уже двух сыновей уже имел. А потом прослышал, что когда-то давным-давно у его жены на женской половине чадра с головы свалилась – так ведь развелся! Да его еще все гиясабадцы упрекали, что не убил бабенку! Ведь все равно уж опозорила себя… Ну, она, бедняга, правда, потом со стыда сгорела, оттого и померла… Я это к тому говорю, чтоб вы знали, не так-то легко будет навязать Гамар-ханум моему земляку…
Тут в первый раз подал голос Шамсали-мирза:
– Так ведь нет необходимости докладывать ему о беременности Гамар.
– Вы, значит, хотите сказать, гиясабадцы совсем ослы? Не подумайте чего, но вот мой земляк…
– Моменто, – остановил его Асадолла-мирза, – а как он узнает, если мы ему не скажем?
– Ей-богу, зачем врать? До могилы-то… Девушки, извиняюсь, не при вас будь сказано, кое-чем от женщин отличаются.
– Вот спасибо, Маш-Касем, очень важная, а главное, свежая информация! А я-то думал – никак не отличишь.
– Асадолла, ты хоть при детях такого не говори! – опять возопил дядюшка Наполеон.
Но Асадолла-мирза только рассмеялся:
– Моменто, идет научная дискуссия. К вопросу о методике распознания женщин, побывавших в Сан-Франциско или не побывавших там. – Тут он повернулся к Маш-Касему: – Весьма благодарен за научную информацию, но я все-таки должен сказать, что даже если Практикан Гиясабади после Сан-Франциско… то есть после свадьбы разберется в обстановке, то при всем гиясабадском преклонении перед честью, он едва ли выскочит на крышу с криком «караул». Самое большее – потребует развода. Но ведь и мы хотим того же: чтобы нашелся некто, женился бы на Гамар, а потом, не подымая шума, развелся с нею. Пусть только распишется у нотариуса, а там уж мы его потихоньку обработаем, подмажем, чтобы не затевал скандала.
Дустали-хан приподнялся на своем ложе:
– Это несовместимо с честью и совестью. Следует с самого начала откровенно поговорить с ним.
Маш-Касем поскреб в затылке:
– Тут уж вам выбирать придется: либо совесть, либо зять.
– Проголосуем! – выбросил над головой руку Асадолла-мирза. – Я отдаю свой голос за зятя. Конечно, господин Дустали-хан, известный под почетным прозвищем Совесть Всей Страны, за нее и проголосует, но я в защиту своего мнения скажу, что ничего противоречащего ей здесь нет. Практикан Гиясабади придет к нам босяк-босяком, а заживет под нашим кровом припеваючи. Он станет зятем Азиз ос-Салтане, – без всяких затрат! О бесплатном проезде в Сан-Франциско я уж и не говорю. А оттуда пусть проваливает в Гиясабад… Пошли, господи, и нам такую долю.
– Асадолла, – заводил Дустали-хан, – у тебя не иначе как хмель в башке бродит…
– Моменто, моменто, понятно, что у такого безголового болвана, как ты, ему бродить негде, вот ты и скажи: будь ты на месте жениха, разве тебе не по вкусу пришлось бы, если бы к тебе пришли, оплатили расходы, отблагодарили бы, накормили-напоили да еще сказали, чтобы ты несколько раз с таким пупсиком в Сан-Франциско прокатился? Что же ты – отказался бы? Вот и выходит, неблагодарная ты тварь, что ты просто для дел…
В этот момент неожиданно возвысила голос Азиз ос-Салтане:
– Чтоб вы оба подохли, это что же получается: любимая моя доченька должна какого-то гиясабадского мужика ублажать?…
С помощью Шамсали-мирзы и дяди Полковник ее кое-как утихомирили, но Маш-Касем стоял на своем:
– Ну, что ни говори, а надо еще поглядеть, согласен гиясабадец или нет. Ведь всяко бывает: девушка, словно дите, непорочная, а у него, значит, нутро воротит.
– А бывает и наоборот, что у нее нутро воротит, – заметил Асадолла-мирза. – Так что я предлагаю сначала уладить одну половину дела, а уж потом браться за жениха. По-моему, ханум Азиз ос-Салтане должна поговорить с Гамар. Если та согласится, тогда снарядим Касема за его земляком.
После долгих споров и разговоров Азиз ос-Салтане отправилась к Гамар, которая вместе с моей сестричкой и Лейли играла в соседней комнате. Некоторое время она беседовала с дочерью наедине. Когда почтенная дама вновь вошла в гостиную, взгляды всех присутствующих устремились на нее:
– Ну как, ханум? Что она говорит?
– Бедняжка не в себе, – хмуро ответила Азиз ос-Салтане. – Все такой же вздор несет.
– Позвольте мне поговорить с нею, ханум, – выступил вперед Асадолла-мирза.
– Да ничего от нее не добьешься. Господи, пошли ты смерть несчастной матери! С тех пор, как случилась с ней эта беда, все ее мысли вроде как в расстройство пришли…
– Все же позовите ее сюда, я с ней побеседую.
Азиз ос-Салтане с минуту колебалась, но потом все-таки привела Гамар. На губах у дурочки блуждала легкая улыбка. Асадолла-мирза усадил ее рядом с собой, немного поболтал с ней о кукле, которую девушка прижимала к груди, а потом сказал:
– Детка, а для тебя хороший муж нашелся… Ты хочешь замуж выйти?
Толстуха, хоть и была придурковата, покраснела и потупилась:
– Нет, не люблю я… Я своего ребеночка люблю, красную распашонку ему свяжу.
– Да, дорогая, я ему тоже куплю красивую рубашечку. Но ведь у ребенка должен быть папа. Если у тебя мужа не будет, ребеночек твой плакать станет – детям отец нужен.
Гамар несколько мгновений с удивлением смотрела на него, потом сказала:
– Тогда ладно.
– Значит, будем к свадьбе готовиться? Красивое белое платье, фата…
– С померанцевым цветом! – закричала в восторге Гамар.
– Конечно, милая, с веночком из флёрдоранжа.
Минуту Гамар раздумывала, потом спросила:
– А где же мой муж?… Знаете, дядя Асадолла, я хочу мужа с густыми черными волосами, чтобы у моего ребеночка волосы тоже были черные и кудрявые.
Асадолла-мирза отвернулся и бросил на дядюшку горестный взгляд.
– Хорошо, детка, а теперь ступай, иди играть.
Когда Гамар вышла, Асадолла-мирза тихо сказал:
– Бедняжка, такая славная девочка!
Маш-Касем, который все это время молчал в углу, подал голос:
– Принуждать, значит, нельзя… Тут такое дело, принуждать не годится.
– Что такое, Маш-Касем, о чем ты?…
