Поскольку от наших сухих пайков оставалось немного, да еще пленного надо было кормить, Шурик, по моему приказанию, притащил пару ящиков тушенки 1989 года выпуска, ящик раритетной ныне водки «Экстра», выпущенной в 1977-м, а также невесть как попавшие на склад металлические банки с консервированным хлебом из запасов бундесвера. Насколько я помню, их присылали нам из Германии в порядке гуманитарной помощи после падения Берлинской стены. Еще нашлись два ящика с тротиловыми шашками и упаковка детонаторов, несколько цинковых коробок с патронами разных калибров и брошенный кем-то гранатомет «Муха». Хозяйственный Шурик распределил все это по грузовым платформам, а в четырехместные кабины установил, соответственно, пулемет и огнемет.
Наконец раздался мощный взрыв, и освещение в хранилище замигало. Мы поняли, что теперь у нас в очередной раз остался только один путь — вперед. Через десять минут на двух электрокарах прибыли наши остальные бойцы вместе с пленным, которого Жоржик таскал за собой на цепи, как собаку. Я дал Цану и Шурику команду открывать ворота в левый обходной тоннель, поскольку правый, как мы уже выяснили, был частично залит водой.
Тяжелые герметичные ворота раздвинулись, и наши дрезины выехали из «сокровищницы графа Монте-Кристо». Хотя по сравнению со столичным общаком графские побрякушки выглядели бы сущей мелочью… Была у меня мысль о том, что следовало бы захватить с собой еще пару-тройку мешков с долларами, но, памятуя о рекомендациях Алексеича, я все же отогнал ее прочь. А рассуждение мне на ум пришло самое логичное: если наша миссия будет выполнена успешно, то все мы станем национальными героями и нам воздастся по заслугам. Если же нет, то никакие деньги нам уже не понадобятся, поскольку черти такого вмешательства в свою деятельность, как наше, никогда бы не простили. А на том свете, что в раю, что в аду, финансовая составляющая, по слухам, просто отсутствует…
Ворота за нами закрылись, и довольно примитивные, но все-таки умевшие двигаться транспортные средства повезли нас вперед навстречу судьбе. Мне, конечно, очень хотелось осмотреть знаменитый подвал особняка Берии, про который мне рассказывал Алексеич. Поэтому я попросил Цана сориентироваться на местности и остановиться приблизительно в том районе, куда могла выходить лифтовая шахта из дома во Вспольном переулке. Поскольку двигались мы достаточно быстро, к указанному месту мы прибыли минут через пятнадцать. Но первичный осмотр стен тоннеля ничего не дал: никаких входов-выходов обнаружено не было. Пришлось снова обращаться к нашему китайскому товарищу, который предложил нам осмотреть стены в лучах инфракрасного и ультрафиолетового диапазонов. Для начала он достал небольшой фонарик, в котором была установлена ультрафиолетовая лампа. С ним мы обошли ближайшие окрестности, но особых следов потайного хода не обнаружили. Затем, выключив фары дрезин и аварийное освещение тоннеля (Тыну несколько раз выстрелил по фонарям, разбив их), мы надели приборы ночного видения, скомбинированные с тепловизорами. Осмотрели стены — опять ничего. И тут Жоржик, который все время жаловался, что ему «неудобно ходить в этой дряни», крикнул:
— Смотрите! Там, на потолке!
Посмотрев вверх, мы обнаружили совершенно ясно выделявшийся квадрат, который свидетельствовал о том, что температура в этом месте значительно выше, чем в тоннеле в целом.
Похвалив француза за наблюдательность, я дал приказ подогнать дрезину под предполагаемый выход наверх, чтобы с ее крыши попробовать открыть люк, ведущий к бериевскому лифту. Но тут Рамиль спросил меня:
— А что, Роман Львович, ты думаешь, что Лаврентий Палыч через вагонную крышу наверх лазил? Да наверняка нет! Давай еще посмотрим, должна быть какая-то кнопка, выключатель…
Мы, светя фонарями, стали тщательно осматривать стены и уже собрались подгонять ближе наш транспорт, как Жоржик, которому надоело исследовать тоннель и уже хотелось пообщаться с пленным пидорчуком, топнул своей маленькой ножкой по бетону и заявил:
— Я устал! Давайте уже будем кушать!
И снова топнул ногой. Как только он это сделал, сверху раздался скрип и большой участок потолка стал опускаться вниз, а из освещенного прямоугольного отверстия появился трап, здорово похожий на авиационный, но без передвижной платформы. Через минуту-другую он коснулся бетонного пола, а затем с помощью гидравлики был плотно прижат к поверхности. Внутри люка зажглась зеленая лампочка. Как я понял, это служило приглашением подняться наверх.
Первым, с пистолетом наготове, двинулся Дугушев, а за ним мы с Шуриком. Лифтовый холл, отделанный полированным гранитом, был пуст. Сам же лифт, похожий на те, которые мы видели в МГУ, судя по горевшим на табличке лампочкам, находился на нашем, самом нижнем, этаже. Я нажал незаблокированную кнопку вызова, и раздвижные двери открылись. Лифт, как мы выяснили, мог останавливаться на трех уровнях: нижнем, где были сейчас мы (он был под номером 3), среднем (№ 2) и верхним, который обозначался аббревиатурой СП. Для себя я расшифровал ее как «спецподвал» и, как выяснилось позже, почти не ошибся.
Первый сюрприз ждал нас, когда я попробовал нажать кнопку с цифрой 2. Нажиматься-то она нажималась, но лифт на эти нажатия не реагировал. Поэтому пришлось нажать кнопку «СП», и через пару минут впервые за последние сутки оказаться практически на поверхности. Странно было, выйдя из лифта в отделанное серым мрамором помещение, ощущать себя почти наверху. Ведь всего в каких-то пятидесяти метрах (да и то по горизонтали) находилась уютная беседка, в которой мы с Алексеичем впервые обсуждали наши грядущие подземные путешествия. Казалось, это было так давно…
В лифтовом холле было три двери. Над той, что слева, висела надпись «Выход», а прямо напротив лифта были стальные двери с надписями «Спецпомещение-1» и «Спецпомещение-2». Рамиль тут же стал возиться с замками, и вскоре первое «спецпомещение» было открыто. По своему внутреннему убранству оно сильно напоминало подвал «офиса», в котором я оказался, когда меня захватили в плен бандиты. Те же голые кирпичные стены, вбитые в них крюки и кольца, привинченные к полу стол и стулья. Вот только пыточных орудий не было. В стене этой комнаты, которая, судя по навигатору, выходила во Вспольный переулок, была довольно большая ниша, в которую я не преминул заглянуть. Она была пуста, а вот рядом с ней лежали кирпичи и стояла небольшая емкость со свежим известковым раствором. Почему я признал в этой жидкости именно раствор для кладки, применявшийся до появления цемента, мне было непонятно. А когда я чего-то не понимаю, то мысли мои начинают двигаться быстрее, как бы стараясь найти выход.
Пока Рамиль открывал второе помещение, мои мозги напряженно работали, и на пятой минуте я понял, что нужно делать. Поэтому приказал Шурику спуститься вниз и вместе с Тыну привезти наверх ящики с золотыми монетами и мешок с долларами, которые были погружены нами на заднюю дрезину.
Второе помещение особого интереса не представляло: обычная комната отдыха в стиле середины прошлого века. Обитые красным деревом стены, паркетный пол, накрытый ковром, кожаный диван и пара кресел, дверь, за которой оказался санузел с архаичным фаянсовым унитазом и аналогичной раковиной, имевшей, правда, настоящие бронзовые краны. Вместо туалетной бумаги были положены пожелтевшие от времени салфетки, а на полочке справа лежали газеты «Правда» и «Красная звезда» за 26 июля 1953 года…
Еще в комнате был журнальный стол, буфет с рюмками и бокалами и книжный шкаф с сочинениями Ленина, Сталина и полусотней экземпляров книги Л. П. Берии «Избранные статьи и речи». На столе лежала открытая книга. Я закрыл ее и взглянул на обложку. Это было произведение Достоевского «Преступление и наказание». «Достаточно символично, — подумал я, — если хозяин особняка читал ее перед арестом…»
Мои исторические мысли были прерваны шумом из холла. Это Шурик с Тыну выгружали из лифта ящики. Я вышел к ним и, нисколько не сомневаясь в правильности своих действий, приказал загрузить ящики и мешок в нишу в первом спецпомещении, а затем аккуратно заложить ее кирпичами. Сам же присел в кресло, закрыл глаза и дал себе возможность на некоторое время расслабиться.
Вдруг из висевшего на стене динамика раздался незнакомый скрипучий голос с нерусским акцентом: «…и, дорогие товарищи коммунисты, мы все должны свято хранить нашего родного Ильича, лежащего в Мавзолее. Вот некоторые несознательные элементы говорят, что надо, мол, его предать земле. Кого? Ленина закопать?!! Это было бы тягчайшим преступлением не только против партии, но и против самого нашего социалистического общества. Вот и товарищ Берия (при этих словах раздались аплодисменты), вот и товарищ Берия того же мнения. Пока Ильич в Мавзолее, пока он спит вечным сном на Красной площади, мы будем управлять страной и людьми. Даже если случится новая война, если погибнем мы, если даже сама партия (не побоюсь этого слова) уйдет в небытие, все равно душами людей будут управлять наши наследники. И Ильич будет всегда руководить ими, как руководит нами сейчас!» Окончание речи потонуло в овациях и криках: «Товарищу Сталину — слава!»
