Он поднял с пола юбку Эльзы, которая, сидя на столе, болтала ногами.
— Это, пожалуй, нам подойдет.
Айсман залез на окно, сорвал шторы, отодрал карниз.
— Древко для флага, — пояснил он.
Они раскрасили юбку в цвета любимой команды. Штирлиц свернул из жести огромный рупор. Айсман принес из туалета две мотоциклетные цепи.
— А с вами можно? — попросилась Гретхен, поправляя прическу перед разбитым зеркалом на стене.
— Нет. В футбол играют настоящие мужчины. Женщинам там не место.
— Вы же не играть идете, а смотреть, — капризничала Гретхен, — мы тоже хотим посмотреть! Ну, Штирлиц! Ну, Айсман!
— Может возьмем? — предложил Айсман шепотом.
— Женолюб! — так же шепотом ответил Штирлиц и громко спросил. — Кто тебе, Эльза, сказал, что мы не будем играть?
— Еще как будем! — пропел Айсман, проверяя цепи на прочность.
— Я не Эльза, я Гретхен, — закапризничала девушка. — Ну, Штирлиц! Мы хотим с вами сходить на футбол.
— Сходите лучше на стриптиз, — присоветовал Штирлиц, — ключи на гвозде, потом закроете квартиру. И чтоб везде навести полный порядок!.. Элена! Оставишь на столе свой телефон.
Они прогромыхали по лестнице и сели на мотоцикл Айсмана, отличающийся отсутствием глушителя и смрадным выхлопным дымом. Айсман заправлял его ворованным авиационным бензином и постоянно ругался с полицией. Полиция не любила Айсмана.
С треском они промчались по улицам. Штирлиц размахивал флагом и орал, вспоминая золотое детство:
Я не люблю тех дураков,
Которые не любят «Львов»!
В Берлине нет спокон веков
Команды лучше «Морских львов»!
Через пятнадцать минут они подкатили к разукрашенным воротам центрального стадиона имени речи Фюрера на пятом съезде НСДАП.
Тут же подскочил чернявый мужичок с пачкой билетов.
— Господа офицеры! Могу уступить два билета по двадцать пять марок.
— Спекулянт что ли? — подозрительно прищурив глаза, спросил Штирлиц. — Айсман, дай ему по чайнику.
Айсман махнул цепью, спекулянт рухнул на мостовую с разбитой головой.
Расталкивая толпу, приятели прорвались к проходной.
— Ваши билеты! — потребовал контролер с перебитым носом и фигурой боксера.
— Какие билеты! Не видишь, мы с флагом! Айсман, дай ему по чайнику!
— Проходите, не задерживайте! — вовремя сориентировался боксер.
— Дяденька, — подергал Штирлица за штанину мальчуган с перепачканным сажей лицом и в клетчатой рубашке. — Проведите на матч…
— Этот шкет со мной, — обронил Штирлиц.
К Айсману подскочили эсэсовцы.
— Слушай, Айсман, мы с тобой старые друзья. Драка будет?
— Штирлиц кастет взял, — доверительно сообщил Айсман. — Я тоже.
— А за какую команду он будет болеть?
— Флаг видишь?
— «Морские львы»? Ну, спасибо тебе, Айсман.
Эсэсовцы побежали на свои места, оповещая своих приятелей о полученной информации.
Штирлиц зашел на трибуну и выбрал самые лучшие места.
— Еврей? — спросил он у сидящего толстячка, который вдруг отчего-то оживленно замотал головой. — А почему не в концлагере? Айсман, непорядок!
— Аусвайс! — заорал Айсман, замахиваясь цепью.
— Я, я… — залепетал толстячок. — Садитесь, господин штандартенфюрер.
— Один, — проговорил Штирлиц, усаживаясь на освободившуюся лавку, — а занимает три места! Садись, Айсман.
Разложив цепи, Айсман сел.
— Пить хочется, — сказал он, поворачивая голову то вправо, то влево и как бы кого-то высматривая в толпе. — Эй, шкет, сгоняй за пивом!
Паренек, которого Штирлиц провел через проходную, лихо козырнул и помчался в буфет.
— Быстро бегает, а? — Айсман пощелкал пальцами. — О, началось!
Штирлиц зорко смотрел, как на поле выбегают футболисты. Капитаны пожали друг другу руки. Штирлиц засвистел.
На противоположной трибуне забеспокоились эсэсовцы.
— «Морские львы»! — скандировали они, преданно глядя в сторону Штирлица.
На трибуне Штирлица моряки стали переругиваться с летчиками.
— «Морские львы» — самая лучшая команда!
— Для уборки сортиров, — отвечали летчики.
— Господа, вы все свиньи! И «Эдельвейсы» ваши тоже!
Прибежал шкет и доложил, что без денег пива не дают.
— А ты сказал, что ты от меня? — рассердился Айсман.
— Да, господин офицер.
— У, скоты! Пойду разберусь!
— Айсман, сиди. Сейчас начнется самое интересное.
Айсман выделил мальчику пять марок.
— Если хоть одну разобьешь, будешь иметь дело с гестапо!
Гестаповцы, постепенно занявшие места вокруг и разогнавшие штатских, подобострастно захохотали. Айсман победно приосанился, взял цепь, в очередной раз проверил ее на прочность и сказал Штирлицу:
— Хороша! Как девушка!
Заметив Штирлица, подбежал репортер в кожаной куртке, увешанный фотоаппаратами с длинными объективами, отчего он был похож на кактус.
— Господин Штирлиц, — он протянул микрофон, — как вы считаете, чем окончится матч?
Штирлиц повернулся к Айсману.
— Тут чем-то запахло! По-моему, вот от этого, в кожаном.
Штирлиц не любил репортеров после того, как они не упомянули, когда брали интервью у Фюрера, что легендарный труд «Майн кампф» был написан в соавторстве со Штирлицем.
Айсман отпихнул репортера, тот поскользнулся на арбузной корке и упал в первый ряд.
Раздался пронзительный свисток судьи. Футболисты начали пинать ногами мяч и друг друга. Моряки и летчики продолжали ругаться, переходя к все более замысловатым эпитетам. Гестаповцы осмеивали и тех и других, эсэсовцы обидно свистели. На матч никто внимания не обращал. Но перейти от оскорблений к делу никто не решался, пока молчал Штирлиц.
Айсмановский паренек принес пива и пять марок.
— Они сказали, что извиняются. Они не знали, что господин Айсман просит пиво для господина Штирлица.
— Молодец, — похлопал по зардевшейся от восторга щеке Айсман. — Вырастешь, гестаповцем станешь! Штирлиц, пиво пришло!
Штирлиц открыл о край лавки первую бутылку и запрокинул голову. Пока он пил, царило томительное молчание. Гестаповцы жадным взглядом следили, как бутыль опорожняется.
— Угощайтесь, друзья, — сказал подобревший Штирлиц, оторвавшись от бутылки. Гестаповцы потянулись к ящику.
Репортер, выбравшись из первого ряда, пронзительно закричал, взвизгивая на каждой гласной:
— На стадионе пить спиртные напитки запрещено! Полиция! Тут распивают алкоголь!
Гестаповцы щелкнули зубами, как затворами.
Штирлиц снова отнял бутылку ото рта, отер губы и проговорил:
— Он меня утомил.
— У, гад! — заорал Айсман и, размахивая цепью, бросился к репортеру, сигая через ступеньки. За ним летели негодующие гестаповцы.
Штирлиц встал на трибуне и начал размахивать флагом. Это был сигнал.
Началась всеобщая драка. Моряки месили летчиков, те — моряков, эсэсовцы и гестаповцы — и тех и других, и еще штатских. Каждый занимался своим делом.
Душа Штирлица ликовала.
Он схватил цепь, закрутил ее над головой, уподобляясь вертолету, и в несколько прыжков спрыгнул на поле.
Под руководством капитанов команды молотили по ненавистным рожам соперников и судьи.
Штирлиц пробрался к судье, поднял его за майку и прохрипел:
— Ты почему плохо судишь? И почему один? Должно быть три судьи! Где еще два?
— Их забрали на фронт! — страдал бедный судья, — не бейте меня по лицу, у меня дети и плоскостопие!
— Тоже мне, дальтоник! — воскликнул Штирлиц и, подхватив мяч, понесся к вражеским воротам. Долбанув вратаря по голове цепью, Штирлиц мастерски забил гол.
— Гол! — заревел он.
— Гол!!! — отозвался стадион.
На табло загорелась огромная цифра «1».
Среди дерущихся футболистов замелькала полицейская форма.
— Руки! — орал капрал. — За голову! Куда?!!!
Штирлиц полез на ворота. Четверо полицейских повисли у него на ногах, как кокосовые орехи. Штирлиц отбрыкивался и кричал:
— Скоты! Легавые морды! Ненавижу!
Со Штирлица стащили сапог, а он с ловкостью орангутанга залез на перекладину и стал бить цепью всех, кто к нему приближался.
На поле въехали еще четыре полицейских машины. На трибуне Айсман орал в рупор отборнейшие ругательства и, если бы не перевязанный глаз, сошел бы за Геббельса. К воротам Штирлица дюжие полицейские тащили брандспойт.
Неожиданно Штирлиц заметил на своем носке дырку, сквозь которую просвечивалась грязная пятка.
— Отдайте сапог, и вам ничего не будет! — крикнул он.
Десятка три полицейских окружили ворота.
— Слезай, хулиган!
Штирлиц спрыгнул и начал крушить цепью по наглым полицейским.
