* ЧЕМ БОЛЬШЕ ОТДАШЬ, ТЕМ БОЛЬШЕ ПОЛУЧИШЬ.
Чем больше из тебя вычерпают, тем скорее снова наполнишься.
Тратьте время и деньги, не считая. Раздавайте все, что имеете, а лучше — то, чего не имеете (это всегда предпочтительнее).
* ПОЗВОЛЯЙТЕ СЕБЕ ТО, ЧЕГО НЕ ПОЗВОЛЯЮТ ДРУГИЕ. ЧУВСТВУЙТЕ СЕБЯ КОРОЛЕМ — И ВАМ БУДЕТ ПОЗВОЛЕНО ВСЕ.
Кормите окружающих ужинами и обедами. Проигрывайтесь в карты. Транжирьте и проматывайте последнее. Делайте дорогие подарки. И вам воздается. Все вернется. И еще с какими процентами! И во сколько раз преумноженное!
Ранним утром охранники предложили мне сесть в ожидавшую меня машину. И мы помчали по узенькому шоссе. Дорога тянулась вдоль моря. Ближе к берегу оно было темным, а дальше — такой невообразимой дымчатой голубизны, что я испытал восторг, который уже давно не посещал мою душу. Подумать только, я мог умереть, я собирался умереть — и, значит, никогда не увидел бы этой красоты…
Но я не умер, остался жить… Собственная мудрость и дальновидность все больше и больше восхищали меня. Сколько поразительных мыслей, какая бездна открытий, оказывается, ожидают каждого, кто решил поумнеть!
А потом дорога стала навинчиваться на гору. Ответвлявшиеся от нее асфальтовые побеги вели к металлическим воротцам, за которыми виднелась густая зелень мандариновых деревьев. Мы взбирались все выше и выше. Боги живут на Олимпе, подумалось мне.
КРАСНОЕ И ЧЕРНОЕ
Охранники проводили меня внутрь приземистого домика, возле которого мы затормозили. Здесь стояли игровые автоматы, крупье вытряхивал из стаканчика на зеленое сукно костяные кубики с симпатично выжженными точечками на каждом боку.
С видом завсегдатая я направился к рулетке. Достал из маркофьевского бумажника пачку купюр и поставил на черное.
Шарик пошел описывать круги и упал на черное.
Я передвинул столбик выигранных фишек на красное.
Теперь и шарик скакнул на красное деление.
Вежливо взяв меня под руки, охранники повлекли мою персону к двери, ведущей куда-то в глубь помещения.
БОГИ ЖИВУТ НА ОЛИМПЕ
В крохотной задымленной табаком комнатке я оказался напротив сидевшего в кресле плотного человечка, наряженного в черный костюм. Пальцы человечка были унизаны перстнями. В галстуке сияла бриллиантовая булавка. Не произнеся ни слова, а лишь положив локоть на инкрустированную перламутром поверхность круглого столика и посасывая сигару, мужчина поиграл новой, запечатанной колодой карт. Я кивнул. Он разорвал обертку, разделил колоду на две половины и, надавив, вогнал их одну в другую, таким образом перетасовав. При этом он не спускал с меня глаз. Я позволил ему банковать и кивком поблагодарил, когда, после сдачи, набрал двадцать одно очко. У него было девятнадцать. И вторую партию я выиграл. Мой партнер остался невозмутим, только уголок рта задергался. А из рукава выпало два туза. Я ему на эти две легшие на пол карты показал.
Жилы у него на висках набухли, ноздри раздулись. Однако заговорил он спокойно. И когда открыл рот, я был буквально ослеплен сиянием, которое источали его золотые зубы.
— Ты не Маркофьев, — сказал он.
И хотя паспорт Маркофьева был у меня в кармане, я не стал упорствовать и протянул мужчине одну из залитых моей кровью визиток отца. Жест произвел нужный эффект. Глаз моего визави сверкнул, губы растянулись в улыбке. Мужчина смотрел на меня с уважением.
— Сколько у тебя порошка? — спросил он.
— Неограниченно, — ответил я.
Золотозубый еще раз задумчиво перетасовал колоду. И протянул мне руку — не для пожатия, а для встречного хлопка, каким обмениваются на востоке, когда считают, что сделка заключена.
ПРИЗНАНИЕ И УСПЕХ
Когда на прощание он написал на бумажке цифры вознаграждения, я не поверил глазам. Моя работа, наконец, была оценена по достоинству.
«Как странно и интересно выстраивается жизнь, — думал я. — Прежде я работал и жил скучно и тяжело. А теперь не делаю ничего, а ситуации складываются так, что все устраивается само. В этом что-то есть. В такой жизни что-то есть. Не стоит от нее отказываться. Да я еще и не оценил всех ее прелестей!»
Было нечто глубоко символичное в том, что признание настигло меня на курорте. Среди голых тел и в момент полной отрешенности от хлопот. Нужно махнуть на все рукой, чтобы тебя вспомнили и оценили.
Днем, когда я сидел в баре на берегу, один из охранников принес и поставил возле столика коричневый кейс, полный денег. А второй принес букет роз. Цветы я отдал Елене, она поставила их в хрустальную вазу, похищенную мною у Маргариты, чемоданчик я забросил под кровать.
ЛЕКАРСТВО ОТ НАСМОРКА
Я отдыхал. Наслаждался жизнью. Пил вино. Курил сигары. А однажды охранники принесли мне пакетик с чем-то белым, похожим на лекарство.
— Это что? — спросил я.
— От насморка, — ответили они и, засмеявшись, заговорщицки подмигнули.
Средство оказалось и впрямь великолепным, его следовало втягивать носом, а потом — балдеть.
Прежде мне и в голову бы не пришло такое пробовать.
Разве люди дураки? Или враги себе? Уж они-то знают, что делают. И если на протяжении многих лет употребляют и высоко ценят алкоголь, никотин, всякие другие дарящие радость и хорошее настроение препараты, — значит, подобные снадобья того стоят.
Если бы все вышеназванные открытые и изобретенные человеческим разумом чудодейственные эликсиры были плохи — разве ими бы пользовались?
И я, ощутимо поумневший за последний период, тоже ни в чем себе не отказывал. Да и с какой стати должен был ограничивать себя?
ПРЕЖНИЕ ПРАВИЛА
Несколько раз о сроках доставки порошка справлялись охранники.
Но я не собирался нарушать своих планов из-за их поторапливания.
* ЕСЛИ ЖИЗНЬ ДАЕТ ВАМ ВОЗМОЖНОСТЬ ОТДОХНУТЬ — ИСПОЛЬЗУЙТЕ ЕЕ НА ПОЛНУЮ КАТУШКУ. СУДЬБА ЗНАЕТ, ЧТО ДЕЛАЕТ, И НЕ ТЕРЕБИТ ВАС, ПОТОМУ, ЧТО ДАЕТ ШАНС НАКОПИТЬ СИЛЫ ПЕРЕД СЕРЬЕЗНЫМ ИСПЫТАНИЕМ.
«Дал слово — держи!», «Кончил дело — гуляй смело», — все это были правила из прежнего арсенала мудрости и прежнего Кодекса поведения. Я старался о них не вспоминать.
Ко мне наведался сам золотозубый хозяин казино. Он явно терял терпение и выходил из себя, видя, как я безмятежно отдыхаю и вовсе не спешу передать ему обещанное.
Я объяснил золотозубому:
— Не надо пороть горячку. Все равно раньше весны мой порошок не пригодится.
Возможно, мне казалось, но ему эти мои слова не понравились.
ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ
Все чаще и чаще я обращался в мыслях к философии Федора Михайловича Достоевского. В романе «Преступление и наказание» он прямо утверждал: если не способен совершить нечто из ряда вон выходящее, то и оставайся навсегда в толпе. Потому что ты — баран. А коли способен придумать и отмочить нечто, чего другие не смеют себе позволить, чего они по разным причинам никогда не сделают, — значит, принадлежишь к разряду высшей пробы. Значит, наделен нетрадиционным мышлением. Смелостью. Решимостью предпринять шаги, которые не умещаются в рамки общепринятых представлений о возможном. Но кто установил эти рамки? Серость, посредственность. Она тебе не чета.
Временами по старой привычке хотелось сесть за письменный стол и помараковать над формулами, набросать одну другую страничку текста в жанре научных изысканий, но я себя сдерживал, не позволял, и желание пропадало… Ах, какое это блаженство — позволять себе ничего не делать!
БАННЫЙ ЛИСТ
А еще мне без конца мешал и досаждал человечек, сбитый Маркофьевым на моей машине. Он меня буквально преследовал: на пляже, в гостиничном номере и во время прогулок. Ужасно обременительны встречи с теми, кто самим своим видом напоминает о прошлых неприятных временах! Своим мельтешением и тем, как лебезил передо мной, он мне смутно кого-то напоминал. Вскоре я вспомнил: кого. Меня, меня прежнего. К тому же этот тип был на курорте с женой.
Естественно, КАКОЙ МУЖ-ДУРАК ЕЗДИТ НА КУРОРТ БЕЗ ЖЕНЫ?
И он меня с ней познакомил. И ужасно хлопотал и суетился, зазывая провести вечер в их компании.
Вся его беготня, суетня являла собой классический пример бессмысленности что-либо предпринимать и делать. Сами подумайте, какая польза от дурака и его повышенной активности? Дураку лучше сидеть тихо, незаметно.
А он то ехал на экскурсию в ботанический сад и меня заманивал с собой (не понимая разности наших интересов), то спешил на базар за фруктами (и мне привозил какие-то мятые, давленные абрикосы, я их выкидывал), то пытался прочитать вслух какие-то отрывки из какого-то труда своей жизни — он его сочинял чуть ли не с детства…
Будто у меня было время и желание его слушать!
Но все складывалось по классической схеме: дурак лез в услужение умному.
Его жена, прижмуривая глаза, тоже меня просила:
