И, несомненно, для иллюстрации своего призыва, а также потому, что после пяти литровых кружек эля пьяным Кириан себя не считал никогда,[90] довольный собой миннезингер под нестройные хлопки тест-слушателей залпом опорожнил нетронутый кубок Арнегунд.
– Ну не пропадать же добру… – несколько смущенно пробормотал он, утирая губы от сладкого вина. – Ты всё равно не пьешь… а оно выдыхается.
– Нет, ничего, я не возражаю, – тепло, но несколько сконфуженно улыбнулась королева сиххё. – Я… мы… просто не привыкли к… алкоголю. Вы, люди, кажется, так его называете? Ведь наши пивовары ничего сильнее медового или ягодного сбитня никогда не делали – в Сумрачном мире слишком скудные почвы, чтобы полученное тяжелым трудом зерно тратить на увеселительные напитки.
– Ничего, милочка, – успокаивающе кивнул лысой, как арбуз, головой друид и рука его потянулась к своему недопитому кубку.[91] – Здесь вы скоро забудете про свои выселки на краю Вселенной как кошмар.
– Как представлю, что мы могли бы там остаться… – нервно передернула плечами королева, – особенно после того, как увидели не в грезах – наяву наш Аэриу… Врагу не пожелаю.
– А ведь гайнам это, что ни говори, родной мир… – меланхолично проговорил Иванушка, грустно глядя в веселый огонь камина. – А пленные гайны сейчас оказались в положении сиххё, попавших в Сумрачный мир, только хуже. Что с ними теперь будет?
– Эстин сказал, что отправит их по зоопаркам, – с мрачным удовлетворением заявила принцесса.
– Но они же… не животные! Они разумные!
– Разумные так, как они, не поступают, – поучительно промолвил архидруид, строго нахмурив брови. – Ишь, моду взяли – похищать людей… то есть, сиххё… грабить и жечь соседские деревни, завоевывать чужие земли…
– Прямо как мы… – невесело усмехнулся Морхольт.
Присутствующие потупили взоры и пристыжено смолкли на миг.
– Да наплюйте вы на этих монстров! Давайте лучше поговорим о чем-нибудь стоящем! Ты еще не пробовала, леди Арнегунд, какой у нас делают сидр… гонят потин… варят портер… настойки настаивают… наливки наливают… – загорелись и никак не желали потухать глаза барда при звуках темы, близкой душе, измученной речной водой.
Лицо Серафимы, подернутое хмурью и пессимизмом, вдруг стало озаряться хитрым светом.
– Послушайте… А ведь это идея! – скорее, своим мыслям, чем Кириановым, удивленно пробормотала она.
– Что? – недоуменно прервал блаженные перечисления менестрель. – Споить всех так, чтобы улад сиххё от гвентянина и эйтна от гайна отличить не мог?
– Приблизительно, – подмигнула ему царевна. – Только наоборот. Мне кажется, нам надо сделать так…
Призыв посетить раненого гвентянского правителя со срочным официальным визитом застал короля Эстина врасплох за подготовкой ко сну.
– Что это еще за ерунда? – недовольно уставился он на вестника из-за вставшего дыбом кружевного ворота застрявшей на шее ночной сорочки.
Слишком коротко по любой моде стриженого иностранного царевича с простодушным лицом, добрыми глазами и каким-то заковыристым, плохо запоминающимся именем, его простой вопрос, кажется, смутил.
– Это не ерунда, ваше величество, – поспешно опустил он глаза. – Это предсмертное желание его величества короля Гвента Конначты.
– Что?.. – хитрые огоньки радости мелькнули в мгновенно прикрывшихся очах эйтнянского монарха. – Конначта умирает? А мне сказали, что его состояние…
– Стало только что очень тяжелым, – быстро проговорил посетитель, стушевался, шмыгнул в оставленную открытой дверь и был таков.
– Хм-м-м… – задумчиво пожевал губами Эстин. – Конначта умирает? Сын тяжело раненый лежит дома? И его дочь остается одна в Эйтне?.. Хм-м-м-м…
Процесс напяливания спального наряда быстро потек в обратном направлении, и через десять минут полный великих и перспективных забот и дум король Эйтна был уже в лазарете.
Славировав между лекарями, безуспешно пытающимися пробиться через плотный круг печальных посетителей, он тут же был затянут внутрь могучей морхольтовой дланью и увидел своими глазами, что старый вояка Конначта действительно был плох.
Относительно румяная еще днем физиономия была покрыта матовой белизной, дыхание стало прерывистым, а сквозь стиснутые зубы то и дело вырывались душераздирающие, волосыдыбомподнимающие, холодныемурашкипоспинепосылающие стоны.
На прикроватном столе лежал старинный бронзовый медальон с опалами и безвкусной цепью – не иначе, семейная реликвия, извлеченная для прощания и передачи последующему поколению.
– Какое несчастье, какой кошмар… – Эстин драматично приложил холодную ладонь к щеке, порозовевшей от открывающихся внешнеполитических перспектив, и участливо закачал головой. – Кто бы мог подумать… во цвете лет… Бедная Эссельте… Что теперь будет…
Мужественно державшаяся до сих пор принцесса всхлипнула, ойкнула, и уткнулась в костлявое плечо архидруида.
– Ах, ах… какой пассаж… какой афронт… – не переставая, как заведенный, огорченно качал головой молодой король, проворно оценивая цепким взглядом, кто где стоит, кто к кому ближе, кто в чью сторону чаще глядит…
– Эс…тин… – стоны внезапно прервались, и из-под толстой шапки бинтов умирающего выглянули, часто моргая, затуманенные голубые глаза. – Эс…тин…
– Что, Конначта? – незамедлительно отозвался эйтн. – Ты что-то хочешь сказать? Так молчи, говорить тебе вредно!
– Эс…тин… – не поведя и бровью, продолжил спич король. – Перед смертью… последнее желание…
– Закурить? – услужливо склонился над коллегой правитель Эйтна.
– Курить… здоровью вредить… – поучительно прохрипел гвентянин.
– А чего ж тебе надобно, бедный?
– Мир… должен быть… между нашими… народами…
– Мир?.. – неподдельно удивился эйтн, но, посмотрев на толстенную повязку на голове раненого, понимающе кивнул, вздохнул терпеливо, и ласково проговорил: – А-а, ну да. Я всё понял. Мир. Хорошее дело. Мир во всем мире. Миру – мир. Солнечному миру – да, да, да. Сумрачному миру – нет, нет, нет. На миру и смерть крас… Кхм. Это не про то. Естественно, дорогой наш воитель. Мир обязательно будет, можешь не волноваться. Помирай спокойно.
– П-поклянись… – дорогой, но занудный воитель помирать спокойно упорно отказывался.
– Кто – я?.. – захлопал глазами король Эстин.
– Ты… – натужно просипел Конначта.
– Опять???!!!..
– Снова…
– Н-ну…
Эстин честно обдумал неожиданное предложение.
– С удовольствием, конечно… – пожал, наконец, он плечами. – А смысл?
– Чтобы… не воевать… смысл…
– А что я, сам с собой воевать не буду? Если я поклянусь, а Улад с Гвентом – нет? – Эстин легко отыскал лазейку в гвентянской логике.
– Морхольт!.. Мор…хольт!..
– Да, я здесь.
– Последнее желание… умирающего…
Герцог потер подбородок кулаком, словно задумался.
– Хорошо, Конначта. Если ты этого хочешь…
– А от нас… я поклянусь… – прохрипел со своего одра довольный раненый. – А еще должны поклясться… сиххё…
– Мы ни на кого не собираемся нападать! – горделиво вскинула среброволосую голову Арнегунд.
– Поклянитесь… – настойчиво прогудел король. – Что вам, трудно?.. Последнее желание…
– Хорошо, хорошо, только не тревожься, тебе вредно, – бережно взяла его за руку королева. – Обязательно поклянемся.
– Ну что, начинаем? – окинул деловитым взглядом собравшихся Эстин.
– Да… – выдохнул Конначта.
Но тут уже вмешался Иванушка:
– Нет!.. Гайны… гайны тоже должны поклясться!
– Ваше высочество изволит шутить? – издевательски-ласково склонил к плечу голову король эйтнов и с состраданием заглянул в светлые как майский день лукоморские очи. – Какие гайны?!
– Пленные, – упрямо набычился Иван.
– Да они уже в зоопарке, наверное! – презрительно фыркнул Эстин.
– Тогда их нужно привести из зоопарка! Конначта, Арнегунд, ваши величества, ваше сиятельство герцог Руадан!.. – умоляюще оббежал все знакомые лица глазами лукоморец. – Пожалуйста!.. Ведь это же всеобщий мир? Значит, и клясться должны все!
Худая физиономия Конначты непонимающе вытянулась – он даже на полминуты позабыл стонать – но, в конце концов, целое плечо его недоуменно поднялось и опустилось, и король Гвента с драматическим придыханием проговорил:
– Ведите… воля умирающего…
– Да их там штук пять, если не больше! – уперся хозяин. – Вам что, всех сюда тащить?!
– Ладно… давайте одного… покрупнее… – смилостивился король.
– Да на что они тебе…
– Воля… умирающего!.. – строго прицыкнул он.
Эстин прорычал сквозь зубы нечто неразборчивое и крикнул медработникам, покорно рассевшимся на скамьях вдоль стен, чтобы кто-нибудь передал капитану стражи привести из казематов гайна потолще к столу короля Гвента.
