1) глупых вопросов;
2) гениальных идей;
3) суеты по поводу высказываний прессы.
Семь дней визита плюс подготовка до и отчет после поездки, не говоря уж о необходимости наверстывать упущенное, означают, что фактически целых две недели он не мешает министерству заниматься делами.
К тому же, даже кратковременная отлучка министра может быть использована, как отличный предлог, чтобы не давать ему тех или иных сведений. Если же в течение ближайших шести месяцев он вдруг выразит недовольство по этому поводу, можно всегда сослаться, что эти сведения поступили во время его отъезда».
(Продолжение воспоминаний сэра Бернарда Вули. – Ред.)
Для 70-80-х годов вообще характерно значительное увеличение количества совещаний в верхах. Это полностью соответствовало целенаправленной политике Уайтхолла: сконцентрировать всю власть на Даунинг-стрит,10 и… почаще отправлять премьер-министра на встречи с высшими руководителями ЕЭС, НАТО – куда угодно! – чтобы в его отсутствие секретарь кабинета мог управлять страной, как положено.
Мы также обсудили вашингтонскую речь Хэкера, которую написал для него мой помощник Питер.
Я высказал опасение, что речь несколько скучновата, хотя Питер – отличный парень и, безусловно, проделал большую работу.
Сэр Хамфри полностью со мной согласился («От нее даже мухи сдохнут со скуки».) и добавил, что заранее сочувствует тем, кому придется выслушать ее до конца. «И все же Питер написал отличную речь!» – неожиданно заключил он.
Из дальнейших его слов я понял, что по-настоящему хорошие речи вообще никогда не пишутся для тех, перед кем их произносят. Выступление перед аудиторией – всего лишь формальность, необходимая для сообщения в прессе. «Развлекать людей не входит в нашу задачу, – пояснил он. – Мы не сценарии пишем для комедиантов… во всяком случае, не для профессиональных комедиантов».
По его глубочайшему убеждению, ценность речи в том, что в ней публично высказываются правильные, нужные мысли. Соответственно, как только отклики на нее появились в прессе, министр просто вынужден защищать государственную службу во всех инстанциях, включая межпартийный парламентский комитет.
Тут я встал на защиту господина министра, сказав, что он и так всегда на нашей стороне. Сэр Хамфри сочувственно посмотрел на меня. «О да, все они на нашей стороне… пока дела идут нормально, – заметил он. – Но чуть что не так, первые отдают свои министерства на заклание».
Вот почему, готовя для министра речь, государственные служащие всегда стремятся пригвоздить к мачте его штаны – не знамя, а штаны, чтобы ему некуда было деваться!
Рассуждения сэра Хамфри, как всегда, оказались верны, однако он не принял в расчет коварства Хэкера».
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.) 4 октября
Сегодня вернулся из Вашингтона. В целом визит прошел вполне успешно, хотя мое выступление, следует признать, не произвело особого впечатления. Вывод: подготовку важных речей нельзя доверять аппарату. Они пишут правильные, нужные веши, но звучит все это, черт побери, так занудно!
На работе полнейший завал: ряды красных кейсов, гора всевозможнейшей документации, сотни стенограмм, докладных, распоряжений…
Сомневаюсь, что мне удастся когда-нибудь его разобрать. Уже завтра я должен предстать перед межпартийным парламентским комитетом на слушании по вопросу об эффективности работы министерства. А это означает, что мне в срочном порядке необходимо прочитать массу материалов. Причем не просто прочитать, но и осмыслить. Мало того – не только осмыслить, но и удержать в памяти. А поскольку их готовил один из моих помощников, значит, и написаны они, скорее всего, не по-английски, а по-уайтхоллски.
Слава богу, в прессе появились отклики на мою речь, так что хоть с этим все в порядке.
В кабинет заглянул сэр Хамфри – поприветствовать меня и поговорить о предстоящем слушании в комитете.
– Вы, конечно, понимаете всю важность этого мероприятия, господин министр!
– Естественно, понимаю. Там же будут представители прессы! (Как и большинство политических деятелей, Хэкер, если о нем не писали в газетах, переставал верить в собственное существование. – Ред.)
– Дело не в прессе, – возразил мой постоянный заместитель. – Там будет решаться судьба министерства. И если члены комитета придут к выводу о нашей некомпетентности или о неоправданно высоких расходах…
Я перебил его.
– А у нас с некомпетентностью и неоправданно высокими расходами все в порядке?
– Ну еще бы! – с пафосом воскликнул он. – Но не надо забывать: среди членов комитета немало враждебно настроенных к нам людей. В особенности эта… от Ист-Дербишира.
Я и не предполагал, что Бетти Олдхэм тоже член комитета. Хамфри вручил мне увесистую папку, из которой торчало множество красных, желтых и голубых закладок.
– Господин министр, рекомендую вам как можно внимательнее изучить эти материалы, – сказал он и добавил, что я могу рассчитывать на него, если возникнут какие-либо затруднения.
Ну, это уж слишком! Я устал, еще не пришел в себя после долгого, утомительного перелета! Хватит с меня и той папки, которую просмотрел в самолете!
– Что в ней было? – спросил Хамфри.
Вопрос поставил меня в тупик. К сожалению, это я припомнить не мог. Объяснил, что в самолете просто невозможно собраться с мыслями: там все время предлагают напитки, показывают мультфильмы, будят…
– Да-да, господин министр, мыслимое ли дело – собраться с мыслями, если тебя все время будят, – посочувствовал он, однако упрямо ткнул пальцем в папку с закладками, уверяя, что в ней я найду ответы на все вопросы, которых следует ожидать от членов комитета, а также тщательно продуманные аргументы и факты в защиту позиции нашего министерства.
– Надеюсь, они абсолютно точны, – заметил я.
– Они абсолютно точно отражают позицию МАДа, господин министр, – дипломатично ответил он.
– Хамфри, учтите, это не шутки. Члены комитета ни в коем случае не должны заподозрить, будто я сознательно пытаюсь ввести их в заблуждение.
– Господин министр, достопочтенные члены комитета этого ни в коем случае не заподозрят.
Его ответ меня насторожил. По-моему, тут что-то не так.
– Скажите, Хамфри, здесь все правда? – Я положил руку на папку.
– Правда, одна только правда, ничего, кроме правды! – торжественно заверил он.
– Вся правда?
– Разумеется, нет, господин министр. – Он нетерпеливо заерзал на стуле.
– Значит, мы даем им понять, что частично скрываем правду? – в замешательстве спросил я.
Мой постоянный заместитель покачал головой и снисходительно улыбнулся.
– Ну, нет!
– Почему?
– Желающий сохранить тайну да сохранит в тайне, что у него есть тайна, – глубокомысленно произнес он и вышел из кабинета.
Цитата меня очень заинтересовала.
– Кто это сказал? – спросил я Бернарда.
Он недоуменно посмотрел на меня, затем на дверь, через которую только что вышел сэр Хамфри.
– Сэр Хамфри.
(Примечательный факт: Хэкер отнюдь не был возмущен предложением утаить от членов комитета некую информацию или даже сказать им неправду. В правительственных кругах того времени подобная ложь считалась «ложью во спасение». В ряде вопросов от министра ничего, кроме лжи, и не ожидали: вздумай он сказать правду, его сочли бы глупцом. Например, министр никогда не должен констатировать рост инфляции или девальвацию фунта стерлингов, к тому же он призван постоянно заявлять о стабильности и надежности нашей обороны. – Ред.)
Обессиленный – ночь в самолете и день в МАДе вконец меня доконали, – я сидел за столом и тупо смотрел на увесистую папку.
– И почему только министр не может шагу ступить без всех этих папок, досье, рекомендаций? – вслух посетовал я.
– Наверное, чтоб никогда не быть застигнутым врасплох, – обнадеживающе заметил Бернард.
Он предусмотрительно не назначил на сегодня никаких встреч, так что мы могли спокойно поговорить. Оказывается, в самолете я читал подновленный вариант отчета, который министерство готовило в прошлом году. И в позапрошлом, и в позапозапрошлом – иными словами, каждый год, начиная, вероятно, с 1868-го. Я заметил Бернарду, что желание читать отчет пропадает уже после первой фразы: «В задачу МАДа входят поддержка и обеспечение административной деятельности всех государственных учреждений».
– О нет, господин министр, как раз эта часть довольно интересна, – возразил он.
– Чем же?
– Понимаете, если взять самый первый отчет за тысяча восемьсот шестьдесят восьмой год, когда Гладстон создал наше министерство, то увидите, что вводная фраза звучала несколько иначе: «Министерство несет ответственность за обеспечение экономного и эффективного функционирования правительства».
