Пьяный Ионни, перебив Пунтури, с воодушевлением воскликнул:
— Да что там толковать о чинах и титулах!
И тут в памяти босяка промелькнули знакомые выкрики его друзей — портовых грузчиков, которые не раз шумели, невзирая на близость полиции. Вспомнив теперь их выкрики и поговорки, Ионни с яростью закричал:
— Долой титулы!
Как раз в этот момент в комнату вошел агроном Паапури.
Хозяин сделал попытку представить его Ионни. Он уже торжественно начал говорить:
— Позвольте отрекомендовать вам одного…
Но Ионни в этот миг торопился выйти во двор по своим личным делам. И по этой причине, не слишком-то осведомленный в светских правилах, не задержался для такой мелкой церемонии. Так что это знакомство пока и не состоялось, к огорчению растерявшегося агронома.
Во время краткого отсутствия Ионни Пунтури сказал агроному:
— Это не кто иной, как сам коммерции советник Лумпери из Хельсинки. Он прибыл, чтоб лично купить мою усадьбу.
Ионни вернулся со двора в буйном настроении. Ему припомнились и другие выкрики портовых рабочих, и теперь эти выкрики распирали ему голову.
Пунтури возобновил попытку представить ему агронома, но и на этот раз дело закончилось неудачей. Тогда сам агроном приготовился должным образом приветствовать Ионни. И тут пьяный Ионни до некоторой степени понял, что с ним хотят поздороваться. Он без всяких особых церемоний потряс руку агронома и выкрикнул то, что вертелось в его голове:
— Долой титулы! К черту всех титулованных!
Агроном сконфузился. Но Ионни твердо сказал:
— Всем и каждому, и тебе в том числе, я твержу: „Долой титулы“.
Это уже звучало строго, как приказание. Агроном понял, что коммерции советник настоятельно требует заныть о его высоком положении, отбросить неравенство и перейти на „ты“. Подобная честь еще больше смутила агронома, и он залепетал, с трудом подыскивая слова:
— Я очень, так сказать, рад… Меня зовут Суло… Но я не осмеливаюсь называть вас по имени… Если позволите, я буду называть вас дядей…
Ионни, безразличный ко всему, кроме водки, ответил:
— Валяй, называй меня дядей. И, главное, помни — долой титулы!
Агроном был в восторге от простого обращения „советника“ и мысленно решил сделаться его другом. Они то и дело чокались рюмками, и поэтому Ионни стал понемногу забывать о покупке имения.
И хотя агроном выпил с Ионни на брудершафт и отбросил титулы, тем не менее он все еще продолжал конфузиться в присутствии коммерции советника. Будучи изящно и тонко образованным человеком, он всегда держался барином и ученым. И поэтому, поддерживая приличный топ беседы, с отменной вежливостью спросил у Ионни:
— Значит, дядя, вы здесь по своим делам? Покупаете усадьбу?
Не спуская глаз с графина, Ионни пробормотал в ответ:
— Да что тут зря о делах болтать!
Однако Пунтури успел сделать замечание:
— У кого есть деньги, тот зря не разъезжает.
После этого переговоры снова возобновились. Стали лицемерно и ханжески торговаться, как это принято в торговых сделках.
Пунтури опять стал врать и нахваливать свои леса и земли.
Ионни яростно возражал на каждое его замечание, боясь, чтоб он не повысил цену и не обобрал его.
Потом Ионни, задумавшись на минуту, сказал, с грустью вспомнив о тысячах, которые были не у него, а у Лизы:
— Неважные времена настали. Товаров много, а деньги исчезли и не появились.
Исчезновение денег, видимо, сильно огорчало его, и поэтому он стал жаловаться на скудость своих финансов. Но Пунтури и агроном тотчас смекнули, что это был его обычный прием скупца, чтоб сбавить цену.
Стараясь перевести разговор на общие и высокие темы, агроном сказал, сделав жест ученого:
— Да, времена, несомненно, неустойчивые. И радостно видеть, что дядя, при такой острой конъюнктуре, отваживатся совершать коммерческие операции, не выходя из своего баланса.
Ионни ничего не понял из сказанного агрономом и поэтому не заинтересовался его беседой. Он просто сидел и молча думал. Но агроном, чтоб поддержать прерванный разговор, снова немного выпил и, оживившись, завел речь о политике. Он спросил у Ионни:
— Дядя, а какого вы мнения о теперешних политических делах?
На это Ионни веско ответил:
— Политика всегда есть политика.
Но поскольку в голове у него шумело, он снова заподозрил, что его хотят надуть, обобрать и для этого затемняют ему глаза туманными разговорами. Поэтому он поспешно добавил:
— Нет, друзья, меня никакой политикой не проведешь.
Теперь он сидел за столом прямой, будто аршин проглотил. И в доказательство своей политической осмотрительности он принялся рассказывать о том, как хитрецу Ханкку не удалось выманить у него угощения.
Агроном и Пунтури решили, что этот Ханкку крупный политический деятель, который хотел в чем-то обойти коммерции советника, но это ему не удалось сделать, несмотря на все его ухищрения.
Ионни продолжал болтать:
— Вижу, этот Ханкку ноет и ноет, чтоб я ему поднес, но я сказал ему: „Дудки-с! Я тебе не турецкий султан“.
Агроном воскликнул:
— Турция сравнительно недавно добилась узаконенной государственности, и поэтому ваш политический оппонент не должен был сравнивать нашу политику с политикой Турции.
С этим согласился Пунтури, и тогда Ионни, окончательно осмелев, хвастливо сказал:
— Но особенно меня нельзя обмануть в торговой политике. Вот тут никакой турецкий султан вам не поможет.
Агронома убедили эти слова. Однако он признался:
— Откровенно говоря, дядя, я не слишком осведомлен в торговой и экономической политике. Ведь к моей специальности, как известно, относятся только лишь агрикультура, агротехника и все ее отрасли.
Теперь Ионни сделался господином положения. Его собеседники, наконец, полностью уразумели, что он отлично разбирается в вопросах торговой политики разных стран.
Водка и беседа несколько утомили Ионни, и он замолчал. Но тут Пунтури куда-то вышел, и по его уходе Ионни, подмигнув агроному, стал под большим секретом рассказывать ему о своем, деле. Перейдя на шепот и подкрепляя свои слова жестами, Ионни сказал:
— Понимаешь, продаю большой водопад. Не знаешь ли ты случайно какого-нибудь покупателя?
Агроном решил, что Ионни имеет в виду какой-то свой водопад, а не водопад Паухукоски. И поэтому он доброжелательно ответил, что покупатель имеется — это акционерное общество в Тампере.
— Вот вы, дядя, и предложите им — насоветовал агроном.
Ионни так рьяно ухватился за эту идею, что его недавнюю усталость как рукой сняло.
— А как ты думаешь, — спросил он агронома, — сколько мне могут дать за такой водопад, в котором понимаешь, льется двадцать тысяч конских сил?
Агроном ответил:
— Пожалуй, около миллиона они могут вам заплатить. Ведь за каждую лошадиную силу платят примерно около ста марок.
От этого известия Ионии почти протрезвился. Предсказания коммерции советника Лундберга, кажется, уже осуществились. Надо спешно закончить сделку, пока этот набожный Пунтури не разнюхал об акционерном обществе в Тампере.
Тотчас по возвращении Пунтури Ионни торопливо заявил ему:
— Есть! Договорились, Пунтури! Плачу наличными двадцать тысяч!
Это был торжественный момент в жизни господина Пунтури и его семьи.
Однако Пунтури, елейно вздохнув, ответил.
— Уж не знаю, что моя жена на это скажет!
Хозяйка пришла в возвышенное настроение и, покорная велению бога, смиренно ответила:
— Ну, что в таких делах значат мои слова…
Итак, сделка свершилась. Пунтури объявил, что он в четверг съездит к исправнику и возьмет у него нужные бумаги, чтобы оформить купчую. Он хотел это сделать вчера, но чиновник был в отъезде.
Эта небольшая задержка не тревожила Ионни. Он волновался только лишь в отношении водопада. В присутствии всех он задал официальный вопрос Пунтури:
— Значит, вы продали мне ваше имение со всеми его потрохами? Не так ли?
— Да, — подтвердил Пунтури.
Но такой ответ не удовлетворил Ионни, и поэтому он снова спросил:
— Значит, продали мне землю и всю воду до последней ее капли?
Пунтури торжественно подтвердил:
— Да, всю землю и воду, кроме той воды, которая в тучах. Та вода зависит от всевышнего, перед которым мы все жалкие грешники.
— Ну, в той-то водичке я не нуждаюсь, — заявил Ионни.
Хозяйка набожно поправила его:
— Не следует отказываться от дождя. Ведь господь бог посылает его и праведникам и неверным.
Пунтури смиренно добавил к словам жены:
— С божьей помощью мы безгорестно прожили в нашей усадьбе. Имели и дождь и солнышко по милости творца.
Разговор явно клонился к божественной теме. Общее настроение захватило и безбожника Ионни, который, прикинувшись святошей, неожиданно изрек:
