КАТЯ. Не желаю. Я не кухарка. Я, может быть, тоже желаю служить в департаменте. Да-с. И на вечерние заседания ходить желаю. (Коля громко хохочет, вскакивает и грозит кулаком.) Как я вас всех ненавижу. Теперь я равноправия не хочу. Этого с меня мало! Нет! Вот пусть они посидят в нашей шкуре, а мы, женщины, повертим ими, как они нами вертят. Вот тогда посмотрим, что они запоют.
ВАНЯ. Ты думаешь, лучше будет?
КАТЯ. Лучше? Да, мы весь мир перевернем, мы, женщины…
ВАНЯ. Э, полно! Новой жизни жди от нового человечества, а пока люди те же, все останется по-старому.
КАТЯ. Неправда! Ты все врешь. Ты все нарочно. И во всяком случае, передай твоему Андрею Николаевичу, что я за него замуж не пойду. Не намерена! Повенчаемся, а он у меня на другой день спросит, что у нас на обед. Ни за что! Лучше пулю в лоб.
ВАНЯ. Да ты совсем с ума сошла!
КАТЯ. Кончу курсы, буду доктором, тогда сама на нем женюсь. Только чтобы он ничего не смел делать. Так только по хозяйству. Не беспокойтесь, могу прокормить.
ВАНЯ. Да не все ли равно.
КАТЯ. Нет-с, не все равно. Совсем другая жизнь будет. Не ваша, не дурацкая, потому что женщина не такое существо, как вы, а совсем наоборот.
ВАНЯ. То есть что наоборот?
КАТЯ. Да все наоборот. А вы все выродились. От продолжительной власти совсем одурели. Твой же Андрей Николаевич умиляется над профессором Петуховым: ах, ученый! ах, милая рассеянность! чудак, не от мира сего… Просто старая калоша, и не моется никогда. Все вы друг перед другом умиляетесь. Жен обманываете, в карты дуетесь, и все у вас очень мило выходит. Разве женщина могла бы себя так вести?
ГОЛОС МАТЕРИ. Катя! Я прилягу. Если услышите папочкин звонок, разбудите Глашу — она так крепко спит.
КАТЯ. Хорошо! Я все равно всю ночь не засну.
Ваня уходит и запирает свою дверь.
КАТЯ (стучит в его дверь кулаком). Так и скажи ему, что не пойду! Слышишь? Не выйду! (Сидит на диване и плачет.)
Бедный Андрюша… И я бедная!.. Что же, будем ждать, пока все станет навыворот… Буду доктором… Андрюша… (ложится на диван) верю, что все сбудется… Вот счастье-то было бы. (Зевает.) Уж я бы их… (Засыпает.)
Сцена мало-помалу темнеет. Несколько мгновений совсем темно. Затем сразу вспыхивает дневной свет. Катя сидит за столом и разбирает бумаги. На диване Коля вышивает туфли. В столовой отец моет чашки.
КОЛЯ (хнычет). Опять распарывать. Опять крестик пропустил!
КАТЯ. Тише, ты мне мешаешь!
ВАНЯ (выходит оживленный, бросает шапку на стул). Как сегодня было интересно! Я прямо из парламента. Сидел на хорах. Духота страшная. Говорила депутатка Овчина о мужском вопросе. Чудно говорила! Мужчины, говорит, такие же люди. И мозг мужской, несмотря на свою тяжеловесность и излишнее количество извилин, все же человеческий мозг и кое-что воспринимать может. Ссылалась на историю. В былые времена допускались же мужчины даже и весьма ответственные должности…
ОТЕЦ. Ну, ладно. Помоги-ка мне лучше убрать посуду.
ВАНЯ. Приводила примеры из новых опытов. Ведь служат же мужчины и в кухарках и в няньках, так почему же…
КАТЯ. Перестань, Ваня, ты мне мешаешь.
Звонок.
Вот, верно, мама звонит.
ОТЕЦ (суетясь). Ах ты, Боже мой! Опять он не слышит. Отворю сам. (Убегает.)
МАТЬ (возвращаясь с отцом). Напрасно, напрасно, дитя мое. Открывать двери — дело прислуги. Слушайте, детки. Интересная новость. Тетю Машу произвели в генералы.
ОТЕЦ. Достойная женщина.
КАТЯ. Всю жизнь полковой овес воровала.
ОТЕЦ. Как тебе не стыдно.
КАТЯ. За галстук заливает и ни одного смазливого белошвея не пропустит.
ОТЕЦ. Коля, выйди из комнаты. Говоришь при мальчике такие вещи.
МАТЬ (отцу). Ну-с, Шурочка, не ударь лицом в грязь. Нужно сегодня устроить для тети Маши обед. Вино я сама куплю. А ты распорядись. Коля, Ваня, помогите отцу.
ОТЕЦ (робко). Может быть, можно отложить обед на завтра? Сегодня немножко поздно…
МАТЬ. Вот мужская логика! Я гостей созвала на сегодня, а он обед подаст завтра. (Уходит.)
ВАНЯ. Ах, как чудно говорила Овчина! Вы должны давать мужчинам тоже образование и не делать из них рабов, позорящих имя человека. Мы требуем мужского равноправия.
КОЛЯ. А, в самом деле, папаша, отчего это так несправедливо? Женщинам все, а нам ничего?
ОТЕЦ. Да, дитя мое, когда-то было иначе. Мужчины были у власти. Женщины добивались прав и, наконец, восстали. После кровопролитной женской войны мужчины сдались, были засажены в терема и в гаремы, а теперь понемногу освобождаются от рабства. В Америке мужчины уже допущены на медицинские курсы.
ВАНЯ. Ха-ха. Мужчина — докторша! Как это оригинально.
К О Л Я. А что, в те времена мужчины в парламенте сидели?
ОТЕЦ. Ну конечно.
КОЛЯ. И председательница была мужчина?
ОТЕЦ. Разумеется.
КОЛЯ. Ха! Ха! Председательница в панталонах! Ха! Ха! Вот картина! Председательница в панталонах парламент открывает. Ха! Ха! Ха!
ВАНЯ. Ох! Перестань! Ха! Ха! Не смеши! Ха! Ха!
ОТЕЦ. Да перестань же.
МАТЬ (входит сердитая). Где же Степка? Звоню, звоню. В умывальнике воды нет. Что за безобразие! Жена целый день, как бык, в канцелярии сидит, а он не может даже за прислугой приглядеть.
ОТЕЦ (испуганно). Сейчас, Шурочка, сейчас. (Кричит в дверь.) Степка!
Входит молодой лакей в чепчике и в переднике.
МАТЬ. Ты чего не идешь, когда звонят?
СТЕПКА. Виноват, не слышно-с.
МАТЬ. Не слышно-с. Вечно у вас на кухне какая-нибудь пожарная баба сидит, оттого и не слышно.
СТЕПКА. Это не у меня-с, а у Федора.
МАТЬ. Принеси воды в умывальник.
Степка уходит.
ОТЕЦ. Шурочка, не сердись. Все равно Федора сейчас прогнать нельзя. Кто же будет готовить? Да и вообще он хороший повар за кухарку; это так трудно найти, а нанимать настоящую кухарку нам не по средствам.
КОЛЯ (входит). Мамочка, там от тети Маши денщиха пришла.
МАТЬ. Пусть войдет.
Входит баба в короткой юбке, сапогах, мундире и фуражке.
ДЕНЩИХА. Точно так, ваше бродие.
МАТЬ. В чем дело?
ДЕНЩИХА. Так что их превосходительство велели мне приказать вам, что сейчас они к вам придут.
ОТЕЦ. Ах, батюшки! Коля! Ваня! Идите скорей, помогите распорядиться.
МАТЬ. На вот тебе, сестрица, на водку.
ДЕНЩИХА. Рада стараться, ваше бродие. (Делает поворот налево кругом и уходит.)
КАТЯ. А не пойти ли мне в офицеры.
МАТЬ. Что же, теперь протекция у тебя хорошая. Тетка тебя выдвинет. Да ты у меня и так не пропадешь. А вот мальчики меня беспокоят. Засидятся в старых холостяках. Нынче без приданого не очень-то берут…
КАТЯ. Ну, Коля хорошенький.
КОЛЯ (высовывает голову в дверь). Еще бы не хорошенький! Подожди, я еще подцеплю какую-нибудь толстую советницу или градоначальницу. (Скрывается.)
Звонок. Катя берет свои бумаги и уходит. Мать идет за нею. Входит тетя Маша. На ней юбка и мундир, шапка, густые эполеты.
ТЕТЯ МАША. Ба! все скрылись. (Вынимает портсигар.) Степка, дай мне спичку.
Входит Степка.
Ах ты, розан! Все хорошеешь. В брак вступить не собираешься?
СТЕПКА. Куда уж нам, ваше превосходительство. Мы люди бедные, скромные, кому мы нужны.
ТЕТЯ МАША. А за тобой, говорят, моя адъютантша приударяет?
СТЕПКА (закрывает лицо передником). И что вы, барыня, мужчинским сплетням верите! Я себя соблюдаю.
ТЕТЯ МАША. Принеси-ка мне, голубчик, содовой. Голова трещит со вчерашнего.
СТЕПКА. Сию минуту-с!
Степка уходит. Тетя Маша сидит, заложа ногу на ногу, барабанит по столу и поет военные сигналы.
ТЕТЯ МАША.
Рассыпься, молодцы,
За камни, за кусты
По два в ряд.
Ту-ту, ру-ру!
ОТЕЦ (входит). Здравствуйте. Поздравляю вас от души…
ТЕТЯ МАША (целует отцу руку). Мерси, мерси, дружок. Ну, как поживаешь? Все хлопочешь по хозяйству? Что же поделаешь. Удел мужчин таков. Сама природа создала его семьянином. Это уже у вас инстинкт такой — плодиться и размножаться и нянчиться, хе… хе… А мы, бедные женщины, несем за это все тягости жизни, служба, заботы о семье. Вы себе порхаете, как бабочки, как хе… хе… папильончики, а мы иной раз до рассвета… А где же детишки?
Входит Степка с содовой водой, ставит на стол иуходит.
ОТЕЦ. Коля! Ваня! Идите же скорей! Тетя Маша пришла.
