Так что освободит Ходорковского — а в его освобождении я не сомневаюсь — не верхушка, а народ, который когда-то относился к нему недоверчиво, но со временем оценил. Освободит без всякой моральной дилеммы — по аналогии с фразой «Которые тут временные? Слазь!». Звучать она будет бодро и оптимистично: «Которые тут узники совести? Вылазь!»
Правда, во всей этой истории наметился еще один поворот. Михаил Ходорковский вторично ходатайствовал об УДО. И замечаний он на этот раз не имеет, и оснований отказать ему как будто нет… Но их и в прошлый раз было негусто. Так что пока вся эта история больше похожа не на поворот во внутренней политике, а на продолжение пытки надеждой.
№ 96, 2 июня 2011 года
Россия недалеко ушла от прелестной горной страны, к которой всегда так тянулась.
Не нам, живущим в России, осуждать чужую политическую подлость. У нас самих в этом смысле неблагополучно. В конце концов, каждый отвлекает народное внимание от реальных проблем как умеет. Одни, как в России, устраивают принудительную кастрацию (для педофилов). Другие, как в Грузии, планируют масштабную люстрацию (для членов КПСС, занимавших значимые должности).
Почему Грузия сегодня борется с советской символикой, приравнивая ее к фашистской, — слишком понятно. Когда у власти проблема с оппозицией — которая отнюдь не сводится к небольшому отряду маргиналов и к обидам бывших соратников Саакашвили, — власть закономерно переводит стрелки. У большевиков в первые советские годы во всем была виновата отрыжка царского режима, а у Саакашвили — кровавое наследие советизма, не то б уже такой либертарианский рай построили, что Айн Рэнд обзавидовалась бы. Давайте теперь объявим советскую символику преступной, приравняем к свастике и вычеркнем из истории имя Мелитона Кантарии, водрузившего над Рейхстагом красный флаг. Тем более столько писали о том, что ничего он не водружал, а все одна интернационалистская советская пропаганда. Возразить он не может — умер в 1993 году, в Москве, куда ему пришлось бежать от грузино-абхазской войны.
Разумеется, идея Саакашвили отвратительна — не только тем, что уравнивает коммунизм с фашизмом (о глупости этого уравнивания кто только не писал), но и тем, что слишком явно отвлекает общественное мнение от текущего момента. Социализм мог быть сколь угодно плох, но Саакашвили антисоветчиком не был — учился в Киеве и был вполне правоверным комсомольцем. Более того — заместителем секретаря комитета комсомола в школе. Люстрировать бы, да поздно.
Я уж не говорю о том, что сегодняшнее постсоветское пространство значительно уступает советскому по множеству параметров — сколь бы ни был плох СССР, судить его не нам. Мы-то вообще стыд потеряли.
Однако пафос не больно уместен — Россия недалеко ушла от прелестной горной страны, к которой всегда так тянулась. В России сегодня как только не отвлекают народ все от той же реальности, столь же противной (а то и более — в Грузии хоть ГАИ отменили и бизнес, говорят, не нагибают). У нас идет период борьбы с педофилами, общество отлично ловится на такие штуки — ведь и неприлично, и интересно, и можно мораль продемонстрировать! В педофилии подозревают любого, кто работает с детьми, всякого, кто организует студию, театр, кружок, сводит школьников в поход или оставит после уроков для разъяснения непонятного. «Кастрация! Химическая кастрация!» — вопят озабоченные, словно у социума и так уже не оторваны все мужские признаки.
И эти два символа эпохи — люстрация и кастрация — никоим образом не внушают оптимизма. А главное — не поймешь, что лучше: СССР — или такой отказ от него, Россия — или гордо отворачивающаяся от нее Грузия. Оба хуже, как говорил в таких случаях один очень неприятный советский грузин.
№ 101, 9 июня 2011 года
Подмосковный следователь, чья фамилия не разглашается, отказался от взятки в размере 8 миллионов рублей
Нет сомнений, что неизвестный герой в ближайшее время будет широко распиарен и поставлен в пример — не так часто следователи сами заявляют на коммерсантов, пытающихся их подкупить. Правда, тут много нюансов и неясностей: в чем обвинялся бизнесмен? Не спровоцировали ли его на взяткодательство — а то ведь бывает: попросят и засекут! Сомнений хватает, но если все правда — мы вступаем в удивительную эру: должностных лиц награждают не за триумфальные результаты, а за несовершенные преступления. Не брать взяток — вообще-то норма. Но мы сейчас скатились туда, откуда и сантиметр выше плинтуса представляется почти Эверестом.
В самом деле, пока в борьбе с коррупцией похвастать особо нечем. Потому что хвастать имеет смысл, когда взяты крупные руководители, доведены до ума масштабные расследования, обнаружены взяткоемкие монополисты или пильщики бюджетов: в этом смысле пока один Навальный с многочисленными помощниками эффективней всего Управления собственной безопасности МВД. Можно не сомневаться, что перед выборами сдача шестерок приобретет эпидемический характер — но до восьмерок не дойдет, так что валеты могут спать спокойно.
На фоне этой умилительной безнаказанности, в результате которой у России нет денег ни на социалку, ни на образование, ни на медицину, — нужны хоть какие-то подвиги; и героический следователь, оттолкнувший преступную руку с восьмимиллионной пачкой, — вполне достойный кандидат. Верим же мы в наших чекистов и контрразведчиков, которые ежегодно предотвращают около сотни терактов: где, кем они готовились и почему не иссякают — нам, как правило, не докладывают, да и зачем? Пора награждать силовиков за то, что они НЕ сделали: НЕ взяли взятку, НЕ допустили теракта, НЕ схватили невиновного — хотя уж к этому то, казалось бы, у них были все основания.
Строго говоря, у нас эта ситуация давно: мы ведь и национального лидера больше всего любим за то, чего он не сделал. Мог бы (вряд ли сумел бы, но допустим) закрутить все гайки, взять под контроль интернет, арестовывать за неосторожную фразу. Мог пить, как Ельцин, или «работать с документами», как он. Это у нас с позитивной программой всегда проблемы, а с негативной — чего не надо — давно определились, благо опыт изрядный. Спасибо и президенту — за то, что не вырубает прессу под корень, не ищет на каждом шагу внутреннего врага и хоть на четыре года несколько ослабил напор воинственной риторики; дел, правда, не сделал, зато и слов особо страшных не говорил.
Похоже, после долгих лет отрицательной селекции, приведшей к триумфу отрицательных величин, Россия превратилась в страну отрицательных героев — не в том смысле, что плохих, а в том, что они не сделали хуже. Да ведь девиз наш уже давно — «Слава Богу, не убили». В этом смысле любой полицейский, который не искалечил вас без всякого предлога, — в самом деле луч света в темном царстве.
№ 104, 16 июня 2011 г
Российская власть, выбирающая и назначающая сама себя, искренне убеждена, что имеет дело с насекомыми, и насекомые пока ничего не сделали, чтобы ее переубедить
Дмитрий Мезенцев, губернатор Приангарья, опаздывал на рейсовый самолет, вылетающий из Иркутска. Самолет задержали, пилот возмутился, губернатор извинился перед пассажирами, но запись переговоров пилота с диспетчером попала в интернет, и разразился скандал. Оказалось, что пилот отказывался пускать губернатора в закрытый и готовый к взлету самолет. Что требовал телеоператоров и корреспондентов. И был, конечно, в своем праве. Он просто не понимал, что с тех самых пор, как губернаторов перестали выбирать и стали назначать, в их психике стали происходить необратимые изменения. И это не эксцесс, а норма — что вы хотите от человека, который в самом деле облечен почти абсолютной властью над регионом, ни перед кем, кроме центра, не отчитывается и вообще забыл о том, что его могут переизбрать?
Однажды моя жена по заданию редакции летала в Аджарию — Россия, как всегда, активно поддерживала наиболее отвратительные режимы за лояльность, а тогдашний аджарский князек Абашидзе был к ней лоялен. Клан Абашидзе управлял Аджарией многие десятилетия, чтобы не сказать века. У аджарского руководителя, абсолютный культ личности которого был очевиден в Батуме на каждом шагу, не возникало даже раскаяния, когда он по своей воле задерживал самолеты: журналистов он принял только поздно вечером, из-за чего самолет держали в аэропорту два часа, и легко представить, как на них смотрели пассажиры, когда Абашидзе их отпустил наконец. А не отпускал долго — он любил поговорить, любовался собой, был по-восточному витиеват… Ни о каких извинениях перед подданными речи не было — князь был полностью волен в их жизни и смерти, благосостоянии и образе мыслей.
