Игорь Иртеньев - Стихи мои, простые с виду…

Лежит груша —
Нельзя скушать.

Твоих стихов охульных звуки
До слуха чуткого дошли,
Была охота пачкать руки,
А то б наелся ты земли.

Но не покину пьедестала,
Хоть мести жар в груди горит,
С зоилом спорить не пристало
Любимцу ветреных харит.

Тебе отпущено немного,
Так задирай, лови момент,
Свою завистливую ногу
На мой гранитный постамент!

Ко мне тут киллер приходил
Да видно дома не застал,
В прихожей только наследил,
Но я уж возникать не стал.

Когда в вечернем воздухе порой
Раздастся вдруг щемящий голос флейты,
О днях прошедших, друг мой, не жалей ты,
Но флейты звуку сердце приоткрой.

Когда в вечернем воздухе порой
Раздастся вдруг призывный голос горна,
Ты сердце приоткрой свое повторно
Звучанью горна, друг бесценный мой.

Когда ж в вечернем воздухе порой
Раздастся вдруг громовый глас органа,
Не шарь в серванте в поисках нагана,
Но и органу сердце приоткрой.

И всякий раз так поступай, мой друг,
Когда очередной раздастся звук,
Не важен тут источник колебанья…
Ну, я пошел. Спасибо за вниманье.

Когда грядущее темно
Для большинства мужчин,
Тогда из всех искусств кино
Опять становится важнейшим.

Идет борьба добра со злом
В стране огромными шагами,
Не постоим же за баблом,
Как не стояли за деньгами.

Пора, товарищи, всерьёз
Решать проблему кинозала,
Чтоб фабрика, так скажем, грёз
План, как положено, давала.

Чтоб был расширен и обдолблен
Любой, досель простой, экран.
И лишь тогда среди колдобин
Мы обретем дорогу в храм.

Когда сгорю я без остатка
В огне общественной нужды,
Идущий следом вспомнит кратко
Мои невнятные труды.

И в этот миг сверкнет багрово
Во тьме кромешной и густой
Мое мучительное слово
Своей суровой наготой.

Причинно-следственные связи
Над миром потеряют власть,
И встанут мертвые из грязи,
И упадут живые в грязь.

И торгаши войдут во храмы,
Чтоб приумножить свой барыш,
И воды потекут во краны,
И Пинском явится Париж.

И сдаст противнику без боя
Объект секретный часовой,
И гайка с левою резьбою
Пойдет по стрелке часовой.

И Север сделается Югом,
И будет Западом Восток,
Квадрат предстанет взору кругом,
В лед обратится кипяток.

И гильза ляжет вновь в обойму,
И ярче света станет тень,
И Пиночет за Тейтельбойма
Опустит в урну бюллетень.

И дух мой, гордый и бесплотный,
Над миром, обращенным вспять,
Начнет туда-сюда витать,
Как перехватчик беспилотный.

Кого и как, и где мочить —
Есть дело внутреннее наше,
Не вам нас, господа, учить,
Как расхлебать крутую кашу.

Ничто Российскому ремню
Сегодня помешать не в силе,
Да, напороли мы Чечню,
Зато вы сербов накосили.

Что наша жизнь? Игра в войну,
Как пел один в „Пиковой даме“.
Такие бабки на кону,
А мы о неприятном с вами.

Месяц светит, но не греет,
Только зря висит, сачок.
Засыпай, дружок, скорее,
Засыпай, мой дурачок.

Прислонившись носом к стенке,
В темноте едва видны,
Спят брюнетки и шатенки,
Спят евреи и слоны.

Свет на землю серебристый
Тихо льется с высоты,
Спят дантисты и артисты,
Рекетиры и менты.

Сквозь волнистые туманы
Продирается луна,
Спят бомжи и наркоманы,
Лишь путанам не до сна.

Спят, забывшись сном усталым,
Сладко чмокая во сне,
Спят под общим одеялом,
Спят на общей простыне.

Все заснуло в этом мире —
Тишь, покой да благодать,
Лишь скрипит в ночном эфире
Наша общая кровать.

Спи, мой милый, спи, хороший,
А не то с кровати сброшу,
Баю-баюшки-баю,
Спи спокойно, мать твою.

„Коммерсант“ сегодня — не просто газета,
„Коммерсант“ — это ужас сплотивший нас.
Я всю свою звонкую силу поэта
Тебе отдаю, атакуемый класс.

Кинут властью, раздавлен дефолтом,
На „Фольксваген гольф“ поменявший джип,
Серпом — по яйцам, по пальцам — молотом
Сполна получивший, ты, верю, — жив!

Тебе ли быть истории шлаком?
Не ты ли удачу держал за грудь?
Путь твой, отмеченный твердым знаком,
Сегодня единственно верный путь.

Шагай же вперед, generation P,
Как завещал великий Пелевин,
Дружбу свою с газетой крепи,
Читай „Коммерсант“ без унынья и лени.

Хочу, чтоб ты из широких штанин,
Из рук отцов приняв эстафету,
Не шприц доставал бы, не кокаин,
А газету. Причем, не любую — но эту!

Компартия с „Медведем“ —
Надежные друзья,
Мы едем, едем, едем
В далекие края.

Ведет наш бронепоезд
Веселый машинист,
Везет нас в красный пояс,
Хоть сам не коммунист.

Везет нас всем кагалом
За сотую версту.
По шпалам, блин, по шпалам,
По рельсам, блин, ту-туу!

Кому-то в этот день ни холодно, ни жарко,
Для многих он простой листок в календаре,
А для меня в году желанней нет подарка —
Торчит Октябрь во мне, как Ленин в Октябре.

Любой свой в жизни шаг я мерю этой датой,
Сверяю с Октябрем и мысли, и дела.
Пишу ль в ночи стихи, бреду ль домой поддатый
Или в парной сижу в чем мама родила.

И пусть его враги в бессильной злобе хают,
Но как сказал поэт, что всех живых живей:
„Октябрь уж наступил, уж роща отряхает
Последние листы с нагих своих ветвей“.

Кому-то эта фраза
Покажется пошла,
Но молодость как фаза
Развития прошла.

Беспечные подруги
Давно минувших дней
Уже не столь упруги,
Чтоб не сказать сильней.

А те, что им на смену
Успели подрасти,
Такую ломят цену,
Что господи прости.

Конечно, это горько, но
Бессмертье мне не суждено —
Оно великим лишь награда.
Нет, не воздвигнут мавзолей
Во славу памяти моей,
Да мне, признаться, и не надо.

И двое строгих часовых,
От холода едва живых,
Но неподвижных, словно камень,
Не будут около меня,
Судьбу курсантскую кляня,
Стоять с примкнутыми штыками.

Мне предстоит иной покой,
Я знаю, кажется, какой —
Простая гипсовая урна
Да ниша в каменной стене,
Пусть непрестижно будет мне,
Но в остальном вполне недурно.

Кончался век, XX век,
Мело, мело во все пределы,
Что характерно, падал снег,
Причем, что интересно, белый.

Среди заснеженных равнин,
Как клякса на листке тетради,
Чернел какой-то гражданин,
Включенный в текст лишь рифмы ради.

Он был беспомощен и мал
На фоне мощного пейзажа,
Как он на фон его попал,
Я сам не представляю даже.

Простой советский имярек,
Каких в стране у нас немало.
Увы, забвению обрек
Мой мозг его инициалы.

Лишенный плоти аноним,
Больной фантазии причуда,
Диктатом авторским гоним,
Брел в никуда из ниоткуда.

Вот так и мы — бредем, бредем,
А после — раз! — и умираем,
Ловя бесстрастный окоем
Сознанья гаснущего краем.

И тот, кто вознесен над всеми,
И отмеряет наше время,
На этом месте ставит крест
И за другой садится текст.

Кончилось время военных походов,
Мирное время берет свой разбег.
Крепни, великая дружба народов,
Ельцин и Клинтон — братья навек.

Выколем глаз, кто былое помянет,
Нам ли сегодня грустить о былом.
Клинтон и Ельцин сидят на диване,
Ельцин и Клинтон лежат за столом.

Клинтон и Ельцин кружат над планетой,
Людям земли посылая привет.
Есть ли картина прекраснее этой?
Этой картины прекраснее нет!

Мог ли когда-то об этом мечтать я?
Нет, и мечтать я об этом не мог!
Ельтон и Клинцин — сиамские братья,
Клинцин и Ельтон — наш общий итог.