Прескользкий налим
Перевод И. Тертычного
Не первый год меж долгих берегов
Несёт река свои большие воды,
Несёт большие воды далеко
Под синевой и светом небосвода.
И ширь реки, куда ни глянь, чиста:
Ни бурунов, ни пузырей, ни мути.
Но в ГЛУБИНЕ – раздоры, суета,
Вражда и схватки…
Жизнь как жизнь по сути.
А правит в глубине известно кто:
Там старой Щуки давние уделы.
А там, где Щука, виден и итог:
Худы рыбёшки, да к тому ж несмелы;
Боятся, ясно, скорого суда
И сызмальства любые беды терпят.
Когда ж вконец заела их нужда,
Всё завертелось в шумной круговерти…
И тут-то в самый смутный день и час
Налим ПРЕСКОЛЬЗКИЙ
всплыл из-под коряги,
Собрал собратьев и прищурил глаз:
– Товарищи, мы в этой… в передряге…
Вода в реке давно уже не та,
И радости в подводном мире мало,
Меня и то стесняет суета —
Такая жизнь нам вовсе не пристала!
БЕЗЗУБОЙ стала Щука! Толку – ноль!
Ни вида, ни характера, ни воли!
Не то что мы!.. Мы – вод окрестных соль!
Мы – суть реки, залог счастливой доли!
Нам ПАРТИЯ сорыбников нужна.
А старую… ну, эту, в общем… Щуку
Отправим, как в былые времена,
На дальнюю и тихую излуку.
– Толково! Правильно! —
запрыгали друзья, —
Да, злая Щука не даёт нам хода.
Сместить!.. Во имя рыбьего народа!
Мы – демократия! Мы – дружная семья!
И рыбки, граждане, от радости дрожа,
Все лозунги, понятно, поддержали.
Прескользкий же Налим едва не завизжал,
Его главой новейшей партии избрали!
Но пригляделись рыбки: вот те раз!
А в партии-то рыбки непростые;
Не пескаришко, ёршик да карась,
А наглостью и жиром налитые.
Пора, пора, решил налимий круг,
Пора на пост главнейший пробираться!
Увидев стайку, прокричали: – Братцы!
Грядёт для всей реки Большой Испуг!
И прокричали: – Хитрые носы
То там, то сям зачем-то воду мутят!
Хотите, что народ был вечно сыт?
Хотите. Значит, вместе с нами будьте!..
А к пескарям подход уже иной:
– Глядите, пришлые меж вами затесались,
И потому скудеет мир речной.
Ох, как бы в дураках не оказались!..
Но как ни тужились партийцы, ничего
Путёвого у них не получалось.
Скользят туда-сюда, надув живот,
А дело-то не движется и малость.
Умеют только пузыри пускать…
И вот случилось спозаранку диво!
Спокойная река сменила стать
И понеслась куда-то вбок бурливо.
И пескари, и караси, и голавли,
И Щука старая оцепенели.
И вот лежат все скопом на МЕЛИ.
Могли ли думать ранее о мели?
И лишь прескользкий бестия Налим
В нежданный час, подпрыгнув, изловчился,
Махнул хвостом (мол, жив и невредим!)
И в озере другом немедля скрылся.
Басня о людях
Перевод И. Тертычного
Хотите – верьте, хотите – нет,
Но случай в сердце оставил след.
Над басней, помню, работал я,
Немало славных придумал строк,
Да в дом вломилась толпа ЗВЕРЬЯ,
И за упрёком пошёл упрёк.
– Не можешь тему найти, ха-ха!
Перетрясаешь извечный хлам!
Преглупы звери в твоих стихах! —
В медвежьей шерсти тряслась Блоха. —
Поклёп, насмешки и прочий срам!
– И соли в баснях злорадных нет, —
Заметил Заяц, не пряча взор. —
И Волк мне братик уж много лет,
А ты несёшь всё какой-то бред,
Что Заяц – трус… Мировой позор!
– А я, – взмахнула Лиса хвостом, —
Так терпелива и так добра,
Так даровита, скромна,
Притом,
Я числюсь в чине – о, да! – святом.
Личину пересмотреть пора!
– Пора и то, краснобай, учесть, —
Заговорил, назидая, Волк, —
Что Волки знают про мир и честь,
Вот расскажите про всё как есть,
И будет людям разумный толк.
И звери дружно запели в лад:
– Плохо иные о нас твердят,
Но есть и правда у нас в природе:
«Людишки лают, а волки ходят».
И грозно молвил Медведь баском
(Хоть старый, но мощный ещё):
– Поэт недобрый, прикинь, о ком
Ты чушь писал, клеветой влеком?!
Лесной народ весьма смущён!..
Как будто жители чащ глухих,
Зверьё устроило кутерьму.
– В пустой башке – недостойный стих!..
– Гляди, как он вновь надменно стих!
– Пора урок преподать ему!
Когда же шум ослабел, угас,
Когда иссяк ручеёк идей,
Медведь прорычал мне:
– Забудь про нас!
Пиши про племя смешных людей!
О Боже,
вот как наказан я!
Такое помнит ли даль веков!
У всех,
понятно,
тропа своя,
Но знал такую ль в своих краях
Эзоп?
Крылов?
Или Михалков?
Деваться некуда. Песнь сложил.
«Не в годы оны, не в мраке чащ
Жил-был я… В новой квартире жил.
Компьютер был. И я не тужил.
И вот подходит ко мне сын наш.
(Шести годов удалец. Опора.
Защитник будет вернейший скоро!)
Сынок сказал мне:
– Отец, отец!
Я за компьютер, как ты, хочу…
Ну как откажешь?… Ишь, молодец!..
Звоночек звонкий!.. Любви птенец,
Прильнувший нежно щекой к плечу.
Уселся мигом на стул сынок,
Порхают пальчики так и сяк…
Вот на экране – какой-то блог,
Картинку вижу… Картинка – скок!
Стояло древо… Глядь, красный флаг!
Взглянул, сияя, сынок в лицо:
– Смелей с компьютером будь, смелей!
Решил я, гордый, грудь колесом:
– Какие кадры растут в семье!
И тут мой умница пальцем – хлоп!
И по экрану пронесся смерч…
Погасло всё… И забаве – стоп!
Малыш сбежал. Потираю лоб.
Итак, компьютеру – крышка,
смерть?…»
Народ лесной не спеша прочёл
Всю басню и смысл уловил её;
И хохотал, и шутками цвёл.
А ЛЮДИ?…
(Я в сочиненьи пример привёл.)
У них такое ж, как ВСТАРЬ, житьё.
Вознёсшийся комар
Перевод И. Тертычного
Привольно средь гор вековечных житьё.
Раздолье для птиц!
И покой, и свобода!
Та птица летает,
а эта поёт.
А та вон —
подружек-свистулек зовёт…
Отрада для всякого птичьего рода!
Покой же хранит
ВСЕМОГУЩИЙ Орёл,
сидящий на чёрной скале одиноко.
И кто б ни летел,
ни сидел и ни шёл,
какой бы в ущелье цветок ни расцвёл, —
всё видит неспящее зоркое око.
Щебечут,
летят в поднебесную высь,
чирикают,
друг перед дружкою пляшут…
Тут счастье, и мир,
и довольство сошлись,
тут судьбы надёжно и нежно сплелись.
Житьё – загляденье.
Бывает ли краше!
У малых птенцов голубая мечта —
подняться повыше,
поближе к светилу!
Прекрасно, что стала мечтой высота,
просторы её и её красота,
и песня с небес
для любимых и милых.
Вот только КОМАР,
приземлённый жилец,
порывам таким не даёт одобренья.
Он злится, пищит;
он извёлся вконец.
То стайка летит…
то щебечет птенец…
то слышится дружное звонкое пенье…
И вот начинает настырно зудеть:
– Я тож-же крылат!
Я из рода летучих!
Я тож-же хотел бы под с-солнце взлететь,
за облаком белым красиво запеть.
Да ветер мешает,
мешают мне тучи.
Однако никто не отметил меня,
И нрав мой задорный,
и резкие речи…
Укус мой горяч,
словно искра огня.
Ужалить могу я корову, коня.
И зудом беспечных людей обеспечу.
Я ни перед кем не склоню головы.
Я гордый питомец великой свободы!
Забыл я словечко противное «Вы».
Властям никогда не скажу я: «Правы».
Скорее скажу: «Ненавижу, уроды!»
Видать, потому-то я у них не в чести.
Видать, потому-то меня задвигают…
А с кем им в грядущее смело идти?
А кто им туда приоткроет пути?
Вот то-то!..
Поплачут, плутая, узнают!
А я-то к высокому месту готов,
готов я к любому немалому делу!!!
И птицы,
наслушавшись выспренних слов,
решили предерзкому из комаров
во многих вопросах
довериться смело.
Нахал присмотрелся к укладу семьи;
подумывать стал он о собственной славе.
И час наступил:
– Там чертоги мои!
На чёрной скале, что так гордо стоит!
ГОСПОДСТВОВАТЬ вами
я, кажется, вправе!..
Ну что же… И птахи его,
Комара,
вздохнув, вознесли
на вершину утёса.
И стал он незваным соседом Орла.
(Хотя не имел ни когтей, ни пера.)
И стал на Орла он поглядывать косо.
Сидел на вершине и тонко пищал.
Пищал да пищал до рассвета,
зануда.
А ветер дохнул —
и зануда УПАЛ,
об острые камни живот разорвал.
И кровь потекла…
Столько крови!
******
И что здесь добавишь?
Какие слова?
Тут впору задаться одним лишь вопросом:
поймут комары,
то, присвоив права,
не стоит соваться с преостреньким носом
к вершинам,
к утёсам?
