Игорь Иртеньев - Стихи мои, простые с виду…

Порой мне кажется, как будто
Вы в грезе мне являлись где-то,
Во что-то легкое обута,
Во что-то светлое одета.

С ленивой грацией субретки,
В призывной позе нимфоманки
Сидели вы на табуретке,
Лежали вы на оттоманке.

Причем ну ладно бы сидели,
Да пес с ним — хоть бы и лежали,
Но не меня в виду имели
И не меня в уме держали.

И не унизившись до просьбы,
Я вас покинул в экипаже,
Хотя и был совсем не прочь бы
И даже очень был бы даже.

На стене висит картина,
Холст, обрамленный в багет,
Нарисован там мужчина
Тридцати примерно лет.

У него густые брови
И холеные усы,
Он отменного здоровья
И невиданной красы.

На груди его медали
В честь немыслимых побед.
Да, друзья,
Вы угадали,
Это мой висит портрет.

Посмотришь с вниманьем вокруг
Не то что б с холодным, но все же,
Перо выпадает из рук,
Мороз продирает по коже.

Народ, закусив удила,
Ни страха не знает, ни меры,
Такие творятся дела,
Такие вершатся карьеры.

Словесности русской служить,
Призванье, понятно, святое,
Но хочется бабки вложить
Порою во что-то крутое.

Да что ж мне, в натуре, слабо
Служенье вконец не бросая,
Рабов продавать, как Рембо,
Курей разводить, как Исаев?

Но нет, не унижу стило,
De-lux свой раздолбанный т. е.
Мне бабки крутить западло,
Поскольку я нации совесть.

По небу летят дирижабли,
По рельсам бегут поезда,
По синему морю корабли
Плывут неизвестно куда.

Движенье в природе играет
Большое значенье, друзья,
Поскольку оно составляет
Основу всего бытия.

А если в процессе движенья
Пройдешь ты, товарищ, по мне,
То это свое положенье
Приму я достойно вполне.

И, чувствуя вдавленной грудью
Тепло твоего каблука,
Я крикну: „Да здравствуют люди,
Да будет их поступь легка!“

Похоже, день критический
Тот самый наступил,
И к жизни политической
Я резко поостыл.

Напрасны все старания,
Угас былой запал,
Исчезло вдруг желание,
И тонус враз упал.

Прочь, прочь, структуры властные,
Объелся вами всласть,
В объятья ваши страстные
Мне больше не упасть.

Нет более поганого
Удела, чем в кровать
Пустить к себе Зюганова
С Чубайсом ночевать.

На ниве политической
Нет сил уже служить.
Отныне эротической
Я жизнью стану жить!

Похоже, чувствую, не врут
Глубокой старины преданья —
Способен стать обычный фрукт
Предметом самовозгоранья.

Жаль, забывает кое-кто
И кое-где у нас порою,
Про то, как яблоко (не то)
Сгубило ненароком Трою.

Непрочен мир, что нам дарим,
Он хрупок и местами тонок,
В нем может мирный мандарин
Рвануть сильней, чем сто лимонок.

И пусть я цитрусы люблю,
Но личный интерес отринув,
Я зубы намертво сцеплю,
Но обойдусь без мандаринов.

Я за Содружество боюсь.
Вопрос поставлен — или-или.
Без мандаринов перебьюсь,
Чтоб нас они не перебили.

Опять в душе пожар бушует
И пальцы тянутся к перу.
Ужель сегодня напишу я
Стихотворенье ввечеру?
Ужель наитие проснется,
Чтоб с уст немых
Сорвать печать?
Ужель, как прежде, содрогнется
В ответ центральная печать?

Ах, полно, друг мой,
Успокойся,
Не расточай свой скромный дар.
Водой холодною умойся,
Глядишь, уляжется пожар.
Глаза горят,
Власы подъяты,
Несутся хрипы из груди…
Сними с себя шлафрок измятый
И срочно в ванную поди.
Там под струей упругой душа
Недуг твой снимет как рукой,
И вновь в израненную душу
Войдет целительный покой.

Чур-чур! Изыди! Сгинь, виденье!
Растай! Исчезни без следа!
Наперекор тебе сей день я
Вкушу желанного плода.
Ты, словно камень, тяжким грузом
Висишь на шее у меня.
Нет, ты не муза,
Ты — обуза.
Коня!
Подайте мне коня!

Совсем свихнулся бедный малый!
Последний разум в нем угас.
Еще мгновенье — и, пожалуй,
Сюда заявится Пегас.
Опять носиться до рассвета,
Пути не ведая во тьме…
Ах, эти чертовы поэты!
У них одно лишь на уме.
В моем ли возрасте почтенном,
Пустившись в бешеный галоп,
Скакать с безумцем дерзновенным
Всю ночь
Того лишь ради, чтоб
Пяток-другой четверостиший
Под утро из себя, кряхтя,
Он выжал?

Эй, нельзя ль потише?
Ведь ты не малое дитя,
И потакать твоим причудам
Моей охоты больше нет.
Иди-ка спать,
Давай отсюда,
А я закрою кабинет.

Молчи, проклятая старуха!
Твой рот беззуб,
Твой череп гол!
Коль моего коснулся слуха
Испепеляющий глагол,
Ничто сдержать меня не сможет!
Все поняла?
Тогда вперед!

Ну, что вы скажете?
О боже,
Из всех щелей безумство прет!
Я не хотела, право слово,
Его губить во цвете лет,
Но, видно, выхода иного
В подобном положенье нет.

Ну что ж, согласна.
И в дорогу
С тобой мы тронемся сейчас.
Глотни, мой друг, вина немного,
Пока не подоспел Пегас.

Вот так давно бы!
Неужели
Нельзя нам было без помех
Отправиться к заветной цели?
За мой успех!

За наш успех!

Какие, друг мой, наши годы!
Нам генетические коды
Сулят на много лет вперед,
Что жизнь внутри нас не умрет.

Такие, друг мой, наши годы,
Что ломит кости от погоды,
И атмосферы перепад
Душевный нарушает лад.

Какие, друг мой, перепады,
Когда стихов моих громады
И прозаический твой дар
В сердцах людей рождают пар!

Такие, друг мой, перепады,
Что большей нет душе отрады,
Чем, ноги войлоком обув,
Их водрузить на мягкий пуф.

Какие, друг мой, наши ноги,
Когда бессмертье на пороге?
Оно звонит в дверной звонок,
Держа под мышкою венок.

Такие, друг мой, наши ноги,
Что не поднять мне с пуфа ноги,
А что касается венка,
То шутка явно не тонка.

Какие, друг мой, наши шутки!
Вставай, в прудах проснулись утки,
Заря за окнами горит
И радость в воздухе парит.

Такие, друг мой, наши шутки,
Что мне седьмые кряду сутки
Пищеварительный мой тракт
Не может краткий дать антракт.

Какие, друг мой, наши тракты!
Всего возвышенного враг ты.
До глубины душевных пор
Меня измучил этот спор.

Такие, друг мой, наши тракты
Что частые со мной контакты
Иных служителей искусств
Лишить способны многих чувств.

Какие?

Такие.

Прелюдией Баха хоральной
Наполнив квартиры объем,
Душой ощущаю моральный
Последнее время подъем.

Казалось всегда — на фига нам
Унылый напев немчуры,
А ныне, пленен Иоганном,
Иные постиг я миры.

За ангелов дивное пенье
У райских распахнутых врат,
За дивные неги мгновенья
Спасибо, далекий камрад.

Затянут рутины потоком,
Воюя за хлеба кусок,
Я редко пишу о высоком,
Хотя интеллект мой высок.

Но чувствую в области паха
Предательский я холодок,
Едва лишь прелюдии Баха
Заслышу протяжный гудок.