Игорь Иртеньев - Стихи мои, простые с виду…

Увязав покрепче узелки,
Запася в дорогу хлеба-соли,
Шли в Москву за правдой ходоки
В Комитет народного контроля.

Шли они огромною страной,
Били их дожди, стегали ветры,
Много верст осталось за спиной,
Не считая просто километров.

Встретил их суровый Комитет
Как родных — заботой и приветом,
Пригласил в огромный кабинет,
Ленина украшенный портретом.

Обещал порядок навести
Не позднее будущей недели,
Пожелал счастливого пути
И успехов в благородном деле.

Подписал на выход пропуска,
Проводил сердечно до порога.
И, от счастья обалдев слегка,
Ходоки отправились в дорогу.

Шли они огромною страной,
Далека была дорога к дому,
Но настрой их был совсем иной,
И сердца их бились по-другому.

Не утратив веры ни на малость,
Бедам и невзгодам вопреки,
Позабыв про страшную усталость,
Возвращались с правдой ходоки.

Нас ебут, а мы крепчаем
И того не замечаем,
Что, покуда нас ебут,
Годы лучшие идут.

Хорошо ли это или плохо,
Плохо это или хорошо…
Что рядить — закончилась эпоха,
И со сцены дедушка ушел.

Был актером дедушка масштабным,
Хоть нетвердо текст читал порой,
Мир следил с вниманьем неослабным
За его отвязанной игрой.

Приводя в отчаянье помрежей
И суфлеров доводя до слез,
Он резвился с грацией медвежьей
И такое с этой сцены нес!

Мы над ним тут всласть поизмывались,
На углу на каждом понося,
Но при этом деда не боялись —
Вот в чем загогулина-то вся.

Он ушел, не требуя оваций,
Как обычно, всех врасплох застав,
Дальше — перемена декораций,
Дальше — труппы сменится состав.

Дальше — не успеешь оглянуться,
Как, былые вспомнив времена,
В свой черед за публику возьмутся —
Больно распоясалась она.

Хорошо, что рядом тот, кто за все в ответе,
Кто на порку, чуть чего, первый кандидат.
Если в кране нет воды — виноваты эти,
Если в жизни счастья нет — этот виноват.

Скажем, сперли у кого кошелек с зарплатой,
Или на ногу упал чайник со стола,
Или грохнули в углу дедушку лопатой —
Это все как есть его, рыжего дела.

Всероссийский аллерген, он нам хуже грыжи,
Но пускай себе живет, полагаю я,
Потому что позарез нужен всем нам рыжий,
Сорока с немногим лет, мальчик для битья.

Когда я нюхаю цветы,
Живой рассадник аромата,
Мне вспоминается, как ты
Со мной их нюхала когда-то.

Мы подносили их к лицу
И, насладясь благоуханьем,
Сдували с пестиков пыльцу
Совместным трепетным дыханьем.

Ты обрывала лепестки,
Народным следуя приметам,
Любовь до гробовой доски
Тебе мерещилась при этом.

Но я-то знал, что жизнь — обман
И должен поздно или рано
Любви рассеяться туман,
Как это свойственно туману.

И я решил начистоту
Поговорить тогда с тобою,
Поставить жирную черту
Под нашей общею судьбою.

Наш откровенный разговор
Вошел в критическую фазу,
И в результате с этих пор
Тебя не видел я ни разу.

Но вновь несут меня мечты,
Когда в саду в часы заката
Один я нюхаю цветы,
Что вместе нюхали когда-то.

Стоит на страже часовой,
Он склад с горючим охраняет.
О чем он в этот час мечтает
Своей могучей головой?

Картины мирного труда
Пред ним проходят чередою:
Вот он несет ведро с водою,
Чтоб ею напоить стада.

Вот он кладет умело печь,
Кирпич в руках его играет,
А сердце сладко замирает:
Он в ней оладьи будет печь.

Вот он, мечи с большим трудом
Перековавши на орала,
Надел свой бороздит удало,
Инстинктом пахаря ведом.

Мечта солдата вдаль зовет,
Несет его к родным пенатам…
О, если был бы он пернатым,
Тотчас пустился бы в полет.

Но, как известно, неспроста
Стоит солдат на страже мира,
И не оставит он поста
Без приказанья командира.

Вот раздался страшный стук,
А за ним ужасный крик,
Потому что это вдруг
На асфальт упал старик.

Вот упал он и лежит,
Словно с сыром бутерброд,
А вокруг него спешит
По делам своим народ.

Я поднял его с земли,
И спросил я напрямик:
— Чей, товарищи, в пыли
Тут валяется старик?

Кто владелец старичка?
Пусть сейчас же заберет!
Он живой еще пока,
Но, того гляди, помрет.

Это все же не бычок,
Не троллейбусный билет,
Это все же старичок
И весьма преклонных лет.

Тут из тела старичка
Тихо выползла душа,
Отряхнулась не спеша
И взлетела в облака.

Прислонив его к стене,
Я побрел печально прочь.
Больше нечем было мне
Старичку тому помочь.

Человек сидит на стуле,
Устремив в пространство взгляд,
А вокруг летают пули,
Кони бешено храпят.

Рвутся атомные бомбы,
Сея ужас и печаль,
Мог упасть со стула он бы
И разбиться невзначай.

Но упорно продолжает
Никуда не падать он,
Чем бесспорно нарушает
Равновесия закон.

То ли здесь числа просчеты,
Что сомнительно весьма,
То ли есть на свете что-то
Выше смерти и ума.

Человек я закрытого типа,
Маскирующий сущность свою.
Существую неброско и тихо,
В ресторанах посуду не бью.

Не трудясь на общественной ниве,
Промышляя на частных полях,
Я с рождения в любом коллективе
На четвертых и пятых ролях.

Сексуален, по отзывам, в меру,
(Тут поправка на длительный стаж),
Но при этом, заметьте, гетеро,
Что сегодня — почти эпатаж.

По ночам, имитируя тягу
К демонстрации снов наяву,
Покрываю словами бумагу
И к утру с наслаждением рву.

Родом я из советских плебеев,
Неизбывных в труде и в бою,
Есть сосед у меня, Конобеев,
Я с ним водку по пятницам пью.

Для чего дано мне тело?
Для того оно дано,
Чтоб в нем жизнь ключом кипела
И бурлила заодно,
Чтобы, сняв с него фуфайку,
Как диктует естество,
Милой деве без утайки
Демонстрировать его.

Для чего даны мне руки?
Чтобы ими пищу есть.
Чистить зубы, гладить брюки,
Отдавать военным честь,
Заниматься разным спортом
И физическим трудом,
Окружать себя комфортом
И достатком полнить дом.

Для чего даны мне ноги?
Есть ли прок какой от ног?
Есть. И даже очень многий.
Их не зря придумал Бог.
Семимильными шагами,
Распевая на ходу,
День за днем
Вперед
Ногами
Вдоль по жизни я иду.

Чтоб облегчить процедуру прописки,
Я, всенародно любимый поэт,
Взятку был вынужден дать паспортистке
В виде позорной коробки конфет.

Кто-то поморщится — тоже мне тема,
Мало ли всякой кругом ерунды.
Нет, — возражу я, — вся наша система
В ней отразилась, как в капле воды.

Если уж ЖЭКи так низко упали,
Где на казенных сидят пирогах,
Что ж говорить о паденьи морали
В так называемых властных кругах.

Всюду проникли коррупционеры,
В Думе сегодня их — каждый второй,
Надо принять неотложные меры,
В бой нас веди, Константин Боровой!

Больше мириться мы с этим не вправе,
Надо вязать их, злодеев, подряд!
Тут одного отловили в Варшаве,
Где-то еще одного, говорят.

Пусть поэтический голос мой зычный
Всем возвестит, что настал наконец
Не Сосковец им какой-то частичный,
А окончательный, полный Кобец.

Было холодно и жутко,
На дворе мороз трещал,
Шел по улице малютка,
Он замерз и обнищал.

Лишь пальтишко немудрено,
Согревало бедну плоть,
А „Растишку от Данона“
Не послал ему Господь.

Спят родители в могиле,
Спят, объяты вечным сном,
Все вокруг о нем забыли,
О несчастном и больном.

Но недаром говорится,
Что в Рождественскую ночь
Может всякое случиться
С тем, кому страдать невмочь.

Вдруг в ночи блеснули фары,
И огромный черный ЗИЛ,
Прижимаясь к тротуару,
Рядом ним затормозил.

Словно чудное виденье,
Вышним светом осиян,
Восседал в нем на сиденьи
Повелитель россиян.

И стакан смирновской водки
Сам наливши до краев,
Он подал в окно сиротке,
Низших жителю слоев.

И целуя крепко в губы,
Как законную жену,
Снял с плеча соболью шубу
А за ней еще одну.

И умчалась в ночь машина,
И рассеялся гипноз,
И пропал во тьме мужчина
В белом венчике из роз.

Рад поздравить с Новым годом
Население страны,
Этим славным эпизодом
Вдохновляться мы должны.

Можно жизнью насладиться
И покончить с нищетой,
Если вовремя родиться
В нужном месте сиротой.