Марсель Салимов - От смешного до великого. Стихотворения и басни

Пусть со свистом несутся года,
Утекая, как в речке вода,
Но такому – вовек не забыться:
В самом центре башкирской столицы
С чтеньем басен своих и стихов,
Своей смелостью всех восхищая,
Проходимцам грехов не прощая,
Выступал – сам Сергей Михалков!

Во Дворце для нефтяников – сроду
Не сходилось так много народу,
А ведь тут не концерт, не кино,
Тут с поэтом общение… Но —
Зал то дружно смолкал, то смеялся,
Когда в дымке стихов вдруг являлся
Дядя Стёпа – любимый герой…
– Браво! Браво!!! – кричали порой.

Есть великая сила в сатире —
Это чувствуют все во всём мире.
Смех оружие в руки даёт
Тем, кто с пошлостью битву ведёт.
Потому в зале снова и снова
Все просили читать Михалкова.
И, любя сердцем Башкортостан,
Он читал и читал… хоть устал.

И, любовью такой растревожен,
Край башкирский в ответ ему – тоже
Благодарность излил, как пожар,
Скакуна предложив ему в дар.
Но поэт лишь в усы рассмеялся,
От подарка легко отказался,
Руководству «спасибо» сказал —
И ему аплодировал зал.

Но зато – от журнала сатиры
В честь звучавшей весь вечер тут лиры
Принял шарж он, улыбкой своей
Одарив всех вокруг, как друзей.
А прощаясь, сказал между делом:
– Быть сатириком —
значит, быть СМЕЛЫМ!
Вы запомните это, друзья…

И уж годы промчались, а я,
Как завет ВЕЛИКАНА сатиры,
Всё храню в сердце пламя задиры,
Всё веду с недостатками бой,
Видя в памяти перед собой —
Зал в Уфе и звенящее слово,
Что летит к нам из уст Михалкова.

Наполеону – кто мог помешать
Явить Европе норов свой и силу?…
Но понял он, придя с мечом в Россию,
Что меж великим и смешным —
                лишь шаг.

С тех пор прошло уже две сотни лет.
Но не случайно, видимо, что именно
Сегодня я —
               башкир с ФРАНЦУЗСКИМ именем —
Опять ту правду вытащил на свет.

Кому-то – смех, ну, а кому – хоть плачь!..
Гоня французов, конники-башкиры
Прошли вместе с Кутузовым полмира,
Чтоб по Парижу прокатиться вскачь.

Поди сдержи в порыве к славе наших-ка!..
Век пролетел – и, повторив накал,
Уфа встречала Ярослава Гашека,
Что Колчака из города прогнал.

Мечтал ли Швейк, что этот край под снегом
Он покорит однажды навсегда?
Да, он пришёл с оружием сюда,
Но покорил сердца народа – СМЕХОМ!

Он сделал то, что совершить не смог
Наполеон, изранив душу века.
Ведь мы за то и полюбили Швейка,
Что он проделать Гашеку помог
Тот путь, что от смешного до великого
Ведёт людей сквозь беды и года.
Горит над ним сатирикам звезда,
Всех остальных одаривая бликами.

Что нам от войн великих остаётся?
Народ читает Швейка – и смеётся…

Проходит вечность, Волгой протекая,
Пытаясь жизнь улучшить день за днём.
Сто лет уже, как с нами нет Тукая,
А мир вокруг – такой же, как при нём.

Кругом царят всё те же казнокрадство,
Неравенство, жестокость, плутовство.
Всё так же кружит голову богатство
И процветает всюду воровство.

Одни всю жизнь живут в нужде угрюмой,
Ну, а другие – тащат из казны,
Прикрыв свой грех
Правительством и Думой,
Бюджет страны – как с пловом казаны.

Москва стоит на том же самом месте,
На месте – вся чиновничья орда,
Что, позабыв о совести и чести,
С улыбкой сладкой грабит города.

Пустые строчки громко выкликая,
Бегут поэты к званиям гурьбой,
Но между них – нет нового Тукая,
Чтоб жил с народом общею судьбой.

Народный плач творцы стихов не слышат,
Не обличают строчками грехи,
А, славя власть, подобострастно пишут
Тем, кто вверху, хвалебные стихи.

Нехватка правды – жжёт сильнее жажды,
Терзая сердце мукою в груди.
И так охота прокричать однажды:
– Приди, ТУКАЙ!
Ты – НУЖЕН нам!
Приди!!!

«Прощай, немытая Россия!» —
Воскликнул Лермонтов с тоской.
Мели снега, дожди месили
Полей распахнутый покой;
От горя бабы голосили,
Священник пел за упокой…
Текла история рекой,
Года и беды пересилив.

Скажи, страна: под небом синим
Ты вечно будешь ли – ТАКОЙ?…

Мне так непросто молвить: «Да», —
Но снова вижу, как когда-то:
Дворцы сановников – и хаты,
Вокруг – рабы и господа.

Ужель и мне теперь дрожать,
Боясь всевидящего глаза,
И от гонителей бежать
За горы древнего Кавказа?

Я – сын Урала! Здесь мой дом,
На стыке Запада с Востоком!
И Лермонтову я с восторгом
Хочу сказать в стихах о том.

Я тоже, как и он, люблю
Отчизну «странною любовью»,
Но никакой бедой и болью
Свою любовь – не оскорблю.

И как ни трудно иногда,
А мой язык сказать не в силе
Вслед за поэтом сквозь года:
«Привет, немытая Россия…»
РОССИЯ мне —
               ЧИСТА всегда!

На КАРТУ страны поглядел —
И сердце от нежности сжалось.
Ей выпал прекрасный удел,
Ей столько приволий досталось!

И всё-таки чем-то она
С коровою схожа поджарой;
Была крутобока, полна,
Да жизнь так сурово прижала.

Однако же кормит сполна
Она присосавшихся, сытых.
Худеет, худеет страна…
ЭХ, рогом БЫ их да копытом!

Весь мир пленил башкирский мёд.
Кто сладких уз не знает,
Тяжёлый пласт янтарных сот
На рынке покупая!

Вся грудь в медалях дальних стран
Сановного торговца.
А что пчеле? Ей – ТРУД с утра
И до захода солнца.

Ох, как старается она
Хозяину на славу!
И ты, БАШКИР, – твердит молва, —
Как ПЧЁЛКА для державы.

И ты, как тот проворный рой, —
Усердный, терпеливый…
Пусть ждёт кого-то пир – горой,
А ты в труде – СЧАСТЛИВЫЙ.

Поэт величьем схож с горой —
У самых туч его глава!
И люди зря в него порой
Кидают злобные слова.

Поэт не прячет чистый взгляд.
И пусть бурлит неправдой зал —
Но все слова, как камнепад,
Не ранив гения, летят
Назад на тех, кто их сказал.

О, сколько силы надо, чтоб
Не дрогнуть среди вражьих стай!
И чтобы жить, не хмуря лоб —
Как жил средь нас ПОЭТ Мустай.

Еще безусым Салават
Своим геройством смог прославиться.
А мой сосед – хоть и усат —
Но до сих пор бездельем мается.

Хоть то же имя у него
И богатырское сложение,
Но где – деяния его?
Где – его родине служение?

Давно из возраста мальца
Он вышел, но, стыда не ведая,
Сидит на шее у отца,
За семерых один обедая.

Созвав в подъезд по вечерам
Таких, как сам, ватаги шумные,
Под струн гитарных тарарам
Гогочут там, словно безумные.

Всё время сонный, сытый взгляд,
В словах и чувствах – бездна фальши.
Святое имя – САЛАВАТ —
Как смеет он поганить дальше?

Пусть кто-нибудь пойдёт в музей,
Там Салавата ХЛЫСТ попросит —
Да всыплет глупому плетей,
Чтоб вспомнил, чьё он имя носит!..

В начальниках мой старый друг,
Один – в просторном кабинете.
Я на приём к нему не вдруг
Попал, проклявши всё на свете.

А он не поднял даже глаз
И в разговор вступать не склонен.
Быть может, не узнал?… Сейчас
Я другу о себе напомню!

– Забыл, приятель, как с тобой
Мы в детстве время проводили,
Как забирались в сад чужой
И девочку одну любили? —

Не может вспомнить. На меня
Взирает молча и упруго.
Не человек – сама броня!
Так что же стало с лучшим другом?

– Забыл? С тобою десять лет
За партою одной сидели.
И ты – сто бед – один ответ! —
Тянул предметы еле-еле! —

Не может вспомнить. На меня
Взирает слепо и угрюмо.
Не человек – сама броня!
Так что же стало с лучшим другом?

– Ты вуз припомни, как-никак
В одном ютились общежитье,
Глотали книги натощак
С тобой для общего развитья. —

Не может вспомнить. На меня
Взирает тупо и упруго.
Не человек – сама броня!
Так что же стало с лучшим другом?

– Видать, угодно так судьбе…
Прости, скажу тебе, приятель:
С проверкой я пришёл к тебе,
Забыл меня ты очень кстати. —

И тут пропел приятель вдруг:
– Теперь узнал тебя, мой друг!