– Я уйду ненадолго, – сказала жена, осторожно заглянув к нему в кабинет.
– Пожалуйста, – кивнул головой Дроздов, и Зинаида Павловна опять обиделась. Она думала, что Дроздов не может прожить без нее и минуты.
Две недели Дроздов писал, не замечая ничего вокруг себя, а когда кончил писать, почувствовал усталость и пустоту.
Рассказ отлежался. Дроздов решил прочесть его жене.
Предстояла встреча с новым редактором журнала. Чем старше становился Дроздов, тем больше он робел перед редакторами, хотя многие из них годились ему в сыновья.
– Вот, Зиночка, послушай, – сказал Дроздов, – если у тебя есть время. Только будь строгой и придирчивой.
– Мое время принадлежит тебе, – улыбнулась Зинаида Павловна и подумала, что сегодня ей нужно сдать белье в стирку, отнести в починку обувь и еще успеть съездить на рынок за телятиной.
Дроздов читал, кидая взгляды на жену через свои марсианские очки, а она, уютно устроившись на диване, выбросила из головы хозяйственные мысли и слушала его.
– Все, – сказал Дроздов, переворачивая последнюю страницу. – Ну, что скажешь?
– Хорошо, очень хорошо! – воскликнула Зинаида Павловна, искренне восхищенная тем, что услышала. – Но, как всегда, ты непростительно щедр, другой бы из этого сделал роман
– Я не другой, – виновато сказал Дроздов. – И знаешь, мне кажется, где-то затянуто..
– Только не вздумай сокращать!.. Ты испортишь!
– Но все-таки, что ты заметила?. Есть недостатки?..
Зинаида Павловна задумалась. Она находилась еще под впечатлением услышанного, но практический женский ум начинал работать.
– Очень хорошо!.. И как верно!.. Я все узнаю… И площадь Пигаль... И сиреневые сумерки над Сеной... И улицу, где покупала эти духи.. «Суар де Пари».. И шофера с толстым, бугристым носом. Кажется, он был женат... И еще, помнишь, один раз он сказал вместо «прекрасно» «шарман».
– Да, но... – начал Дроздов.
– Конечно, ты художник.. Но, видишь ли, ты пишешь его с излишней симпатией... Он бывший белогвардеец... Нельзя ли это убрать?..
Дроздов снял очки, стал протирать стекла, хотя они были совершенно чистыми.
– Пусть он будет студентом, – продолжала Зинаида Павловна, не давая перебить себя, – выходцем из дворянской семьи, случайно запутавшимся. Но пусть он не проливает нашу кровь.
Дроздов надел очки и внимательно, очень серьезно посмотрел на жену.
– Позволь, но это ослабит конфликт.
– Конфликт? – переспросила Зинаида Павловна каким-то чужим голосом и очень мягко сказала: – Ты же помнишь?..
Дроздов все помнил и что-то записал на отдельном листе бумаги.
– Говори дальше!
– Дальше все гармонично... Хотя, если ты не возражаешь, смягчи, только, ради бога, не сокращай то место, где он рассматривает новые дома... В последние годы очень много сделано, появляются прекрасные здания...
Дроздов снова отметил что-то на листе бумаги. Зинаида Павловна заговорила так быстро и горячо, что в ее голосе исчезли артистические модуляции.
– Сын этой, как ее... Оленьки Брюловой...
– Бирюлевой, – недовольно поправил Дроздов.
– Прости, сын этой Бирюлевой, подполковник-артиллерист, великолепный, пластичный образ!.. Но кто был ее мужем? Куда он делся?
– Умер, – спокойно сказал Дроздов.
– Когда? В каком году? При каких обстоятельствах?.. Здесь нужна точность, – снова заговорила Зинаида Павловна чужим голосом.
На лист бумаги легла еще одна заметка.
– Дальше ничего, хотя вот, глупость, мелочь…
– Продолжай!
– «Старушки, полузакрыв глаза, как сытые кошки, грелись на солнце», – продекламировала Зинаида Павловна. – Прелестно! Бунин!..
– Не нужно, – сухо сказал Дроздов. Он не любил Бунина и лести.
– Или, если хочешь, Чехов! Это прекрасно!.. Но дети остаются без присмотра в Александровском саду.
– Ну и что же? – не понял Дроздов.
– Там Невский, бешеное движение... Волнение за этих малюток, брошенных ленивыми старухами, помешает читателю следить за психологией твоего героя. Это я говорю как мать... А вообще хорошо. Прочти девочкам, У них острое чувство современности.
В субботу утром Дроздов читал рассказ дочерям.
Старшая, Катя, сидела на диване в той же позе, что и мать. Слушала она с плохо скрываемым раздражением. Черные, горячие глаза ее косили на лист бумаги. Младшая, толстогубая, как отец, Таня, делала вид, что ей интересно, а сама ждала телефонного звонка.
– Ну как? – спросил Дроздов, окончив чтение.
– Бестселлер для старичков, – иронически бросила Катя.
– Почему? – не понял Дроздов.
– Приезжий – старик, местная – старуха, подполковник и тот без пяти минут пенсионер.
– Значит, тебе не понравилось? – огорчился Дроздов.
– Я не издатель, – насмешливо скривила губы дочь. – Наверно, как все, у тебя пройдет. Только я на твоем месте выбросила бы, что он отказывается возить немцев во время оккупации. В этом нет ничего особенного, и, потом, человеку же надо как-то жить?
– Как-то жить? – задумчиво переспросил Дроздов и обратился к младшей.
В коридоре зазвонил телефон. Убегая, Таня успела сказать:
– Вяло, папочка, читай детективы!
Целый месяц Дроздов сидел над рукописью. Зачеркивал, думал, писал, опять думал. Замечания дочерей он оставил без внимания – девчонки, что они понимают, но к советам жены нельзя было не прислушаться. Все тридцать лет он слушал ее, спорил, соглашался, иногда оставлял по-своему, потому что ведь не она, а он был писателем. Но, странно, часто она оказывалась права, и критики потом писали резко и даже грубо то же, что она говорила так деликатно. Конечно, это было не всегда, но ведь было же, было!..
Окончательно завершив рукопись, Дроздов дал ее перепечатать Надежде Владимировне, машинистке, приносившей ему удачу. Она сказала, что это выдающийся рассказ и все будут зачитываться им. После этого Дроздов понес рассказ в журнал, главным редактором которого был молодой человек.
Секретарша главного, девушка с лицом вятской матрешки и в мини-юбке, сразу же провела Алексея Денисовича в кабинет к главному.
Главный редактор вышел из-за стола, подождал, пока Дроздов протянет ему руку, указал жестом на один из маленьких стульев, стоявших перед столом, и сам уселся напротив Дроздова.
Сидеть на низеньком стуле большому, тяжелому Дроздову было трудно, хотелось сразу же встать, но сделать это было неудобно.
– Итак, Алексей Денисович, – коротко, по-деловому сказал главный, – что принесли?
– Вот, – сказал Дроздов, вынимая из старомодного портфеля, который так ненавидела Зинаида Павловна, рукопись. – Вот рассказ.
– Мы рады, очень рады, – сказал главный, и Дроздов понял, что редактор совсем не рад и ждал от него, Дроздова, роман или по крайней мере повесть.
– У нас нет хороших рассказов, Алексей Денисович, – сказал главный, поняв, что Дроздов понял его. – Мы быстро прочтем... Если позволите, – он полистал настольный календарь, – в следующий вторник, в три, вам удобно?
– Удобно, – сказал Дроздов и поднялся со стула, счастливый, что все окончилось так скоро.
Уходя из редакции, он не видел, как секретарша-матрешка подмигнула ответственному секретарю и, показав на портфель Дроздова, шепнула:
– Ну и кошель моей бабушки!
Во вторник, в три, главный редактор ждал Дроздова. Снова повторилась та же церемония здорованья и усаживанья. Держа в руках рассказ, главный сказал:
– Мы прочли... Это хорошая, добротная проза, Алексей Денисович... Но у нас есть частные замечания, разумеется не обязательные.
– Прошу, – кивнул головой Дроздов.
–Нам кажется... Вначале ослаблен конфликт... Ваш герой – студент, случайно оказавшийся за рубежом... А по психологии это скорее всего человек, бывший в белогвардейских войсках Деникина.
– Врангеля, – неожиданно вырвалось у Дроздова, и он покраснел.
Главный редактор сделал вид, что не заметил этого.
– Говорите, – твердо сказал Дроздов.
– И вот еще... Он любуется гостиницей «Ленинград», сравнивает ее с дешевыми парижскими отелями... Это неоправданно... А здесь, – он перелистал рукопись и задержался пальцем с толстым обручальным кольцом на одной из страниц, – зачем вам понадобилось так подробно писать о муже Оленьки Брыловой?
– Бирюлевой, – сурово поправил Дроздов.
– Извините, Бирюлевой... Рассказывать, что он бывший царский офицер, стал военспецем в нашей армии и умер естественной смертью. И к чему этот муж? Он не связан с сюжетом.
Дроздов покраснел еще гуще, и редактор хотел было закончить разговор, но Дроздов потребовал:
– Говорите!
Главный редактор пригладил обеими руками волосы:
– Больше ничего... Хотя вот еще, уже мое личное писательское мнение. Я бы не заставлял его отказываться от поездок с немцами. Конечно, он должен избегать возить гестаповцев или офицеров вермахта, но... рядовых штатских немцев... Среди них были разные люди.
Дроздов выслушал и это личное мнение редактора, а затем сказал, встав с низенького стула:
