— Франц, вы можете опять называть меня просто "господин Кон" — я уже приобрел себе другой магазин.
Грюн впервые приезжает в Вену и просит Блау рассказать ему, что представляет собой Зильберштейн.
— Не имейте с ним никаких дел, — предупреждает Блау. — Это вор и мошенник!
Ближе к вечеру Грюн заходит в кафе и видит Блау, который доверительно беседует с Зильберштейном! Кон отзывает Блау в сторонку:
— Утром вы предостерегали меня, что, дескать, Зильберштейн вор и мошенник, а теперь вы сидите с ним за одним столиком?
— Такова Вена! — гордо говорит Блау.
— Вы из Тарнополя? Знаете ли вы Шмуля Гольдхакера? Можете что-нибудь о нем сказать?
— Таки да! Мы здесь одни, и я могу говорить открыто. Во-первых, была какая-то гадкая история с ним и официанткой, это стоило его папаше целого состояния. И это не единственная девица, не единственная неприятность. Во-вторых, его отец попробовал было взять его в дело, но оказалось, что он еще и на руку нечист. А несколько недель назад за карточной игрой у него в кармане нашли пять тузов…
— Минуточку! Откуда вам известны такие подробности?
— Так я же с детства его ближайший друг!
Украинские леса. Семья Мойше боится за него, потому что ему приходится часто ездить, а на дорогах опасно. Наконец он поддается настойчивым уговорам родных и покупает револьвер.
"Прекрасно, револьвер у меня есть, — размышляет Мойше. — А кто будет из него стрелять?"
Старый еврей при смерти. Родные, собравшиеся у смертного одра, ведут себя очень шумно и назойливо. Внезапно умирающий приподнимается на подушках и восклицает:
— Свои деньги вы получите, но подгонять себя я не позволю!
Слово порец", от ивритского "бандит, разбойник", на идише имеет два значения: 1) нееврей — владелец поместья, 2) любой элегантно и по-западному одетый мужчина.
Мамаша гуляет с малышом, и вдруг на главной улице тот хватается ручками за живот.
— Просто присядь в уголке! — говорит мать.
Малыш присаживается, но тут же вскакивает:
— Сюда идет порец!
Мать всматривается в приближающегося мужчину и говорит:
— Продолжай, Янкеле! Это всего лишь еврейский порец.
Мишпоха — семья, родня. У евреев благотворительность — всеобщая обязанность, и поддержка даже дальних родственников может стать весьма обременительной.
1
— Тате, я прочитал смешное слово — мишпоха. Это что-то съедобное?
— Нет, скорее рвотное.
2
— Ты знаешь, почему Моисей шел с евреями по пустыне целых сорок лет? Потому что он стеснялся идти со всей мишпохой по дороге!
3
Еврейское проклятье и пожелание: "Чтоб тебе быть единственным богачом во всей мишпохе!"
4
— Как жизнь?
— Отлично.
— Как это так? У тебя что — совсем нет родственников?
Из чего состоит старый еврей? Из двадцати пяти процентов страха, двадцати пяти процентов духа противоречия, двадцати пяти процентов наглости, трех процентов сахара — остальные двадцать два процента определению не поддаются.
Грюн, Блау и Кон приходят в кошерный ресторан. Осталась лишь одна порция гуся. Они решают, что ее получит тот, кто расскажет самую большую ложь.
Кон начинает:
— Жил-был в Тарнополе учтивый кавалер…
Двое оставшихся хором кричат:
— Можешь заказывать себе гуся!
В Техническом университете Праги профессор принимает экзамен. Он спрашивает студента из Черновиц Нафтали Менухина:
Скажите мне, господин студент, что такое константа?
— Как? Господин профессор не знает, что такое константа?
Император Франц-Иосиф возвел во дворянство президента венгерско-еврейского банка Лео Ланчи. Тот появляется во дворце Хофбург в новехоньком мундире венгерского дворянина, но по ошибке пристегивает саблю не с левой, а с правой стороны. В приемной к нему подходит адъютант императора и тихо говорит:
— Господин президент, саблю полагается носить на дебиторской стороне мундира…
Леви после долгих колебаний решил эмигрировать из Германии. Он приезжает в Лондон без гроша в кармане и вдруг видит элегантного господина, выходящего из дверей великолепного особняка. Шофер в ливрее распахивает перед ним дверцу "кадиллака", господин уже хочет сесть в машину… Но разве это не его берлинский приятель Бреслауэр?
Леви бросается к господину:
— Бреслауэр, ты ли это?
— Да, я.
— А эта вилла принадлежит тебе?
— Да, мне.
— А "кадиллак"? И шофер?
— И это все мое.
— Какой же ты счастливчик!
Бреслауэр глубоко вздыхает:
— Разве британец может быть счастлив после потери Индии?
Для чего еврею ноги? На обрезание его приносят, к хупе (под венец) привозят, к шиксе (любовнице-нееврейке) он приползает, на кладбище его несут на руках. Итак: для чего еврею ноги?
Чтобы в случае чего было что взять в руки.
А для чего гою голова? Тфилин (коробочки с текстом молитвы, надеваемые на голову) он не надевает, пейсы не носит, мозгов у него тоже нет — ну для чего гою голова?
Вариант.
— Как это так — для чего? У меня же шляпный магазин! Кому бы я продавал мои шляпы, если бы у гоев не было головы?
Негритянка в США купила себе каракулевую шубу. Подружки восхищаются, но сама она в сомнении:
— А я в ней не слишком похожа на еврейку?
Америка. Еврейская бабушка рассказывает детям сказку:
— Вот так, дорогие дети, наша принцесса вышла замуж за симпатичного еврейского боя, и они жили долго и счастливо.
Три еврейские дамы в Америке разговаривают о том, сколько зарабатывают их сыновья.
— У моего сына текстильная фабрика, и он зарабатывает сто тысяч долларов в год.
— У моего сына магазин с двадцатью филиалами, и он зарабатывает двести тысяч долларов в год.
Третья дама скромно говорит:
— А мой сын зарабатывает только пять тысяч долларов в год.
— А чем он занимается?
— Он раввин.
Две дамы восклицают в один голос:
— Разве это профессия для еврейского мальчика?
Многие музыканты-виртуозы с мировым именем — это русские евреи, и бедные еврейские эмигранты из России нередко считают, что, приложив некоторые усилия, их дети могли бы добиться мировой славы.
"Карнеги-холл" — крупнейший концертный зал Нью-Йорка.
Бедная еврейка, судя по всему, недавно иммигрировавшая из Восточной Европы, идет по улице Нью-Йорка с мальчиком, в руках у которого старая, сильно потрепанная скрипка. Прохожий обращается к ней:
— Прошу прощения, не скажете ли, как пройти в "Карнеги-холл"?
— В "Карнеги-холл"? — переспрашивает она. — Нужно много упражняться, мистер, очень много упражняться!
Вариант.
Еврейка идет с маленьким мальчиком в "Карнеги-холл" и спрашивает у кассира:
— Сколько стоит билет на концерт Яши Хейфеца?
— От пяти долларов и выше, — отвечает кассир.
— Вот видишь! — кричит она мальчику. — Так ты будешь упражняться или нет?
— С Янкелем я больше не хочу иметь никаких дел. Говорят, его дочь водит шашни с каким-то шейгецом (парнем-неевреем).
— Ну что ты мелешь? У Янкеля вообще нет дочери!
— А это так важно? Хватит и того, что про Янкеля вполне можно подумать — будь у него дочь, она вполне могла бы гулять с таким шейгецом.
— Ребе, я никак не могу взять в толк: почему когда ты приходишь к бедняку — он приветлив, поможет, чем может, а приходишь к богатому — он на тебя даже не глядит?
— Сейчас объясню. Подойди к окну: что ты видишь?
— Вижу женщину с ребенком, она ведет его за руку. Еще я вижу машину, она едет на рынок.
— Хорошо. А теперь подойди к зеркалу. Что ты видишь?
— Ну, ребе, что я могу тут увидеть? Только самого себя.
— Вот видишь, как получается. Окно сделано из стекла, и зеркало тоже из стекла. Но положи немного серебра на поверхность — и ты уже видишь только самого себя.
Еврей приходит к другу и видит на его письменном столе толстую рукопись.
— Что это такое? — спрашивает он.
— Моя новая книга.
— Такая большая?
— Разве это большая? Тут только первый том, а всего их будет шесть.
— Боже правый! И как же она будет называться?
